Не подарочки для полковника. Воронцовы

Переехали. Расположились. Жили счастливо, пока в один из дней не приехал Мишаня.

Воронцов приехал в часть, я его прогнала. Жалко было молодого парня. Не хотела портить жизнь ни ему, ни мужу, — Фима положила ладони на горящие алые щеки.

Я бы на ее месте совсем сгорела со стыда. А эта шустрая изворотливая только пятнами покрылась перед матерью обманутого мужика.

— Я простая деревенская баба, Михаил в моих глазах был московским мажором. Ну, не пара я ему!

Ее слова давят тяжело, в груди наливаются каменной тяжестью. Не ей было решать «пара, не пара».

Как только врачи сказали, что у нас будет двойня, муж заподозрил неладное.

— У тебя были в роду близнецы?

— Нет. Может, это из-за твоей радиации? — морочила ему голову. Гриша поглядел на меня серыми пристальными, ответил: — Может.

Стискиваю зубы, как же она так просто рассуждает.

— Роды прошли успешно, — рассказывает Фима, — первым родился Тошка, за ним Лешка. Принесли на первое кормление — глазки синие, как у папки, сами мальчишки крепенькие — как детеныши медвежата. Ни о чем не пожалела тогда. Оправдала свой обман.

Чекануться! Во дела! Женщина ради рождения ребенка готова на всё! Природа предусмотрела в ней данное качество.

Лопатками ощущаю холод в душе Полины Воронцовой. Ее тоже можно понять. Она — мать, бабушка. А встретила родных внуков спустя десять лет. Не успела понянчить их маленькими. Фима лишила ее этого права.

— Что дальше? — спрашивает мать Миши.

— Забирает нас муж из роддома, счастливый до чертиков, под шафе. Привозит домой со спящими сыночками. Голодные дети просыпаются, глядят на папку синими сапфировыми глазками. Муж недоуменно пялится на меня.

— Фима, как так-то?..

— Как? — включаю дурочку.

— Глаза у тебя голубые, у меня — серые, у детей — синие? Чудеса! Что скажешь?

Тяжело вздыхаю. Мысли мечутся в поисках оправданий, ищу заготовки.

— Гришань, сыночки пошли в моего деда статью, ростом, лицом. Муж щуплый, а пацаны родились богатырями и росли шустро, превращаясь в маленьких розовощеких крепышей — медвежат.

Подмечаю, женщина говорит о детях и светится от счастья.

Я ее понимаю. Надеюсь, мама Миши тоже, несмотря на кипящую в ней злость.

— А потом сучилась беда, она и разорвала нашу жизнь на «до» и «после». Лехе было пять, когда он сломал ногу, повредив артерию. Нужно было срочно делать переливание крови.

У сына — первая.

У меня — вторая.

У мужа — четвертая…

Тут-то Гриша припомнил мне симпатичного солдатика с синими глазами. До мельчайших деталей вспомнил парня — фигуру, лицо, повадки.

Да, чего вспоминать-то. На пацанов гляди, и описывай!

Тут понеслась! Как выпьет, так гоняет меня с криками: «шалава».

Я терпела, знала, что виновата. Терпение лопнуло, когда он бросил сыновьям в лицо: «Уб***ки».

Развелась, ушла с детьми, оставив мужу квартиру. Себе и детям на память забрала фамилию Шурочкины.

Перевелась я в Якутск по службе. У меня там обосновалась боевая подруга Арина, возглавив военный госпиталь. В госпитале я познакомились с Артуром, он у нас залечивал раны. Сибиряк, младший лейтенант, тридцать два года.

— Тянет на молоденьких? — акцентирую внимание на возрасте нового возлюбленного, припечатывая женщину взглядом.

— Нет. Так вышло, — холодно отбривает меня женщина.

Сознание отмечает, что я права.

— Где он сейчас? — упорствую.

— Там, где все служивые!! — цедит раздраженно врачиха. И взглядом намекает мне «не нарывайся»!

— Прекратите! — Полина Воронцова пытается остановить нас. Видно, что сама она завязала эмоции узлом. Настроена решительно по-деловому.

Это мы с Фимой эмоционируем, как ярые соперницы.

— Почему пацаны не любят твоего Артура? — осторожно замечаю я.

Женщина пожимает плечами, отводит взгляд.

— Они толком не познакомились. Вбили в малолетние горячие головы, надо вернуть папку. И всё! Хоть расшибись, не донести до них информацию. Сто раз пожалела, что рассказала им, кто их настоящий отец! Не учла, что характер горячий как у отца.

— Понятно, — фыркаю, гляжу нагло. — Фимочка, Вы же не планируете остаться в Москве? — спрашиваю с улыбкой.

Мать Михаила удивленно вздергивает бровями, переводит взгляд на свои ладони, выдающие ее настоящий возраст, усмехается, но молчит, чтобы не сгущать, без того тяжелую атмосферу.

— Нет. Мы с Антоном улетаем ночью. Меня ждут больные.

Не успеваю вздохнуть облегченно, осознав ее слова, как обе женщины начинают смеяться. Морщу носик, смеюсь вместе с ними.

Первой замолкает Полина Воронцова. Женщина вскидывает на Серафиму янтарные глаза, невесело спрашивает:

— Как же мой сын? Наша семья? Все хотят познакомиться с женщиной, которая родила нам двух Воронцовых, — давит Полина на новую родственницу.

— Так-то они Шурочкины, — возражает Фима.

— Это формальность!! — усмехается Полина. — Миша перепишет детей на себя в ближайшее время!

— Стоп!! — Фима нервно заламывает руки. — Это мои дети! Вы не отберете их у меня.

Гляжу на обеих взглядом, полным молчаливого сочувствия, жду развязки.

— Вы сами разберетесь с моим сыном. Оба виноваты, решайте, как быть дальше. Одно скажу, Миша не оставит сыновей. Сейчас волнуюсь за себя! Как бабушка имею право на общение с внуками!

Усмехаюсь, кажется, разговор пошел не по тому руслу.

— Дети не игрушки, не разменная монета. Имеют право на полноценную жизнь и право выбора, — замечает Воронцова. Им десять, они могут сами решать, с кем жить.

— Если Михаил женится, я с удовольствием пришлю вам пацанов на лето. Только боюсь, вы недооцениваете внуков. Еще те «не подарочки». Сами же отошлете их обратно через неделю!

— Не подарочки, зато наши. Воронцовская порода!!

— Не говорите «гоп», — ухмыляется Фима.

— Ой, не пугайте! В нашей семье, каких только «подарочков» не было.

— Есть одна проблема, — неожиданно лицо Фимы становится серьезным. — Миша до сих пор не женат! Это осложняет дело.

— Я его невеста, — напоминаю слабеньким голоском.