Не подарок на 8 марта
Шрифт:
— А куда мы идём? — подозрительно поинтересовалась Ляська, завидев впереди огромные стеклянные вращающиеся двери, за которыми отчётливо проглядывалась улица.
— Домой! — радостно ответила я. И устало вздохнула: — Наконец-то…
— Домо-о-ой? — разочарованно протянул ребёнок. — А как же билеты в кино?
Мы с Кораблёвым напряжённо переглянулись.
14. Бабочки
Тщательно изучив детскую киноафишу на сегодня, Ляська остановила свой выбор на «Чебурашке». Фильм уже начался, мы немного опоздали на сеанс, но ждать следующий и зависнуть
Народу днём в кино всегда немного, уж я-то знаю, и сегодня наш сеанс, несмотря на праздник, почему-то не стал исключением.
Ляська, проигнорировав места из наших билетов, потащилась прямиком на самый верхний ряд. Мы с Романом устало поплелись за ней, уже ничему не сопротивляясь.
Доскакав до середины ряда, Ляся уселась на кресло и тут же прилипла глазами к большому экрану, с выражением крайней заинтересованности на маленьком личике. Кораблёв сунул ей ведро с попкорном, рухнув на сидение рядом. А я попыталась пройти мимо них дальше, чтобы сесть по другую сторону от Ляськи, но Рома вдруг вытянул свои длинные ноги вперёд, преграждая мне путь. Бросила на него возмущённый взгляд, а он коварно улыбнулся и похлопал по креслу рядом с собой.
Я демонстративно закатила глаза и села через одно сидение от него.
Но Кораблева такой вариант отчего-то не устроил. Он поднялся со своего места и сел рядом со мной. Закинул руку на спинку моего кресла, что получилось так, будто обнял, наклонился к самому уху и прошептал:
— Ты что, жёнушка, боишься меня?
Меня вновь окутало смущением с головы до пят, я возмущенно цокнула языком, пытаясь отстраниться.
— Кораблёв, твои странные заигрывания меня напрягают. Не мог бы ты отсесть обратно? И вообще, соблюдать дистанцию?
— Может, ты нравишься мне? — вкрадчиво прошептал он.
Я покраснела, не представляя, что на такое ответить. Мне уже лет сто таких слов не говорили. Даже всерьёз. А учитывая, что этот гад просто издевается… Было вдвойне обидно.
— Ты же говорил, что я страшненькая?
— Нет, ты красивая.
— У тебя биполярка?
Он беззвучно засмеялся.
— Оксан. Ты правда мне нравишься. Давай дружить?
— Дружить? Это как?
— Вот так.
Кораблёв вдруг опустил свою огромную пятерню на моё колено и с нажимом провёл по нему вверх. Пристально глядя при этом в глаза.
Сердце в груди разогналось до предела, по телу прокатилась дрожь. А когда мужская ладонь чувственно сжала моё бедро, меня и вовсе окутало жаркой истомой.
Но Кораблёв на этом не остановился. Он наклонился к моему лицу, так близко, что я почувствовала его горячее дыхание на своих губах. И в эту же секунду моя ладонь со звонким шлепком приземлилась ему на щеку. Заставляя мгновенно отстраниться.
Роман высоко вскинул свои густые брови, удивлённо касаясь пальцами своей щеки.
А я, не в силах совладать с дыханием от острого возмущения, подскочила на ноги и, насколько это было возможно, стала быстро пробираться к выходу.
Я всё могла понять. И шуточки его дурацкие, и приколы. И даже хамство. Но это… Это было уже за гранью моего ангельского терпения и понимания. Это было уже слишком!
Толкнула тяжёлую дверь кинозала и
вырвалась из полумрака в залитый ярким электрическим светом пустынный коридор. Яростно зашагала по нему, не отдавая себе отчёта, куда иду.Но у самого выхода из зоны кинотеатра меня нагнал Кораблёв. Схватил за руку, развернув на сто восемьдесят градусов, и прижал спиной к ближайшей стене.
Сердце снова забилось в груди, как сумасшедшее.
— Не трогай меня, руки свои убрал, что ты себе позволяешь вообще?! — злобно зашипела я.
— Прости, — обезоруживающе улыбнулся брат подруги.
Я даже растерялась на мгновение от его улыбки. Забыла, чего так злюсь. Но, к счастью, быстро вспомнила.
— Если ты и дальше будешь продолжать так себя вести, то езжайте лучше с Лясей в гостиницу, я не намерена это терпеть, понятно?!
— Ну прости, Оксан, я не хотел тебя обидеть, — снова повторил он с невинной ангельской улыбкой на губах.
Эта улыбка его и взгляд, такой непривычно ласковый, странно действовали на меня. Туша моё вселенское возмущение и злость, от которых остались лишь слегка дымящие угольки, как от костра во время дождя.
— Зачем ты так себя ведешь со мной? — жалобно спросила я, чувствуя себя максимально уязвимой.
— Не знаю, — ответил он, убрав упавшую на глаза прядку волос мне за ухо.
Нежно коснулся лица подушечками пальцев.
Его прикосновения вызвали внутри меня удивительное чувство. Словно стайка чудесных ярких бабочек в моей груди трепещут своими тонкими нежными крылышками, вознося меня к облакам.
Мы с Ромой смотрели друг другу в глаза слишком долго. И я думала о том, насколько же он красив.
Что-то происходило между нами. Что-то безумно волнующее.
Казалось, сейчас он поцелует меня. И я его ни за что не оттолкну.
Но неподалёку вдруг хлопнула дверь, разрушив всё волшебство момента. Из ближайшего к нам кинозала вышла женщина с ребёнком, который почему-то громко плакал.
И я с ужасом спохватилась:
— Рома, ты что, ты же оставил Лясю там совсем одну! — выпалила я, легонько стукнув его ладонями по груди. — Вдруг она потеряет нас и испугается?!
— Не переживай, у неё специальные детские часы на руке, с которых она может мне позвонить.
— Да? Но… всё равно. Мало ли что может случиться? Она ведь ещё маленькая! Давай лучше скорее вернёмся к ней.
— Ну хорошо. Давай вернёмся.
15. Милашка
Ляся не плакала. Она лопала попкорн, увлечённо наблюдая за происходящим на экране, и звонко хохотала. Мы с Ромой потихоньку сели рядом.
Я чувствовала себя очень неловко. Не знала, куда деть руки. Как себя вести. И что делать дальше.
Как понимать вообще это его внимание неоднозначное к моей скромной персоне? Он это всерьёз? Или просто прикалывается? Скорее всего, конечно, прикалывается. А я тут уже себе нафантазировала… Если верить Светке, у Кораблёва ведь куча красоток, которых он меняет, как перчатки. А меня и красоткой-то не назовешь. То есть я симпатичная. Вполне себе хорошенькая. Ну уж точно не страшненькая! Но до модели мне, конечно, далеко.
Да и потом, какая разница, даже если я ему нравлюсь всерьёз. Завтра он улетит обратно в Томск, и мы ещё лет десять не увидимся. А может и двадцать. А может быть, вообще никогда…