Не поле перейти

Фактически он был окружен. Вступать в драку трудно.

Троих, может, он и одолел бы, а их шестеро .. Убежать - тоже не убежишь: все на лыжах, да и оружие у них наверняка есть. Значит, надо хитростью. Надо тянуть время. Может, подоспеет помощь.

Он сделал несколько шагов вперед, и те, кто стоял вокруг него, тоже шагнули и оказались совсем близко.

Луна осветила лица. Александрыч увидел: пять человек чужие, с той стороны леса, а шестого узнал - Фома Сузи из соседней деревни.

Обходчик решил не подавать виду, что узнал Фому. Иначе убьют. Он сказал:

– Ну, вот я подошел.

– Куда перенесли пост?
– спросил Фома и растолковал, какой именно пост имеет в виду.

Обходчик хорошо знал эту наблюдательную воинскую вышку и знал, чем ее заменили. Он не подумал о том, как им отвечать. Он думал только о том, как бы оттянуть время, и хотел проверить: понял Фома, что его узнали, или нет? Он сказал:

– Как же я могу отвечать на такой вопрос, если я вас не знаю? Может, вы ревизоры. Эдак и службы не долго лишиться.

Он сказал эти слова и был доволен, что говорил так длинно и основательно.

– Не знаешь?
– усомнился Фома.

– Нет, в темноте не разберу.

– А я подсвечу.

Обходчик заметил, как у стоявшего справа блеснул нож. Должно быть, такой у них был условный сигнал, потому что ножи сразу появились у остальных.

Они не прятали их от Александрыча, а держали открыто и повертывали в руках, чтобы он лучше видел блестящие лезвия.

– Я подсвечу, - еще раз сказал Фома и, шагнув к обходчику, ударил его кулаком по лицу. Кулак у него был как гиря, но обходчик не упал. Он только крякнул, и у него вырвалось:

– Ах ты, гадина!

Вместо того чтобы терпеть и снова тянуть время, он двинул Фому в подбородок. Все это произошло так быстро, что никто и пошевелиться не успел.

Кулак у него похлестче, чем у Фомы, и тот качнулся, но тоже не упал, успел ухватиться за дерево. А кто-то сбоку ударил Александрыча ножом в лицо. И каждый из них ударил его по одному разу ножом и тоже в лицо. Оно залилось кровью. Но в глаза все-таки не попали, и он успел заметить, что Фома уже оправился и в руках его сверкнул револьвер.

К этому времени, совсем выбившись из сил, Тузик прибежал домой, забил лапами в дверь и заскулил.

Мать и сын вскочили с постели. Поняли: несчастье.

Открыли дверь, Тузик метнулся по комнате и бросился к выходу. Он скулил, лаял, и совсем человеческие его глаза смотрели то на Ивана, то на хозяйку.

– Скорее, Ванюша, скорее, - запричитала мать.

Но Иван и без того торопился. Сунув босые ноги в

валенки, вскочил на лыжи и помчался, на ходу надевая варежки. Тузик бежал впереди, часто оборачивался и подвывал, торопя Ивана.

Глупый Тузик! Он радовался, будто не шестнадцатилетнего парня вел на подмогу, а целый отряд. Он выполнил приказ, выполнил свой долг.

Еще издали Иван увидел черное пятно на снегу.

Он понял: отец. Рванулся к нему. Уткнувшись лицом в снег, лежит распластанное тело. Машинально оттолкнул лыжи, подошел, опустился на колени. Вокруг головы черный подтаявший снег. Кровь! Приподнял голову и закричал. Не просто вскрикнул от испуга человек. Он кричал изо всех сил, не переставая, будто видел, как рвут лицо отца, и этот крик несся по холодному и безмолвному лесу.

И, будто сжалившись над сыном, слабо застонал Александрии. Иван обхватил отца за плечи, поддерживая голову, приподнял немного, привалил на себя.

– Фома Сузи... убил меня, - выдавил Александрыч и захлебнулся кровью.

Опустив отца, Иван выхватил из кармана тонкую вэревку, связал салазками свои лыжи, сбросил ватник и соорудил подголовник. Втащил на салазки отца, потянул за поводок и побежал. Не домой, а в противоположную сторону, к леснику. Он бежал, дыша открытым ртом, в нижней расстегнутой рубахе навыпуск, без шапки и варежек, которые неизвестно куда делись.

Бэжал, спотыкаясь о скрытые под снегом бугры и хворост, путаясь в собственных валенках. Бежал, пока не загнал себя, пока не рухнул, как камень. Поднялся, бросил взгляд на безжизненное тело отца, крикнул Тузику: "Сиди", - и побежал один.

Лесник спит чутко. Вскочил, едва хлопнула калитка. Выслушав задыхавшегося Ивана, дал ему тулуп и шапку, быстро запряг лошадь.

Пробраться на санях к месту, где лежал обходчик, было нельзя. Мешали деревья. Подняли тело на лыжах, как на носилках, и отнесли в сани.

– Живой!
– сказал лесник, берясь за вожжи.

Лошадь была сытая, резвая, гнали вдвоем и меньше чем через час остановились у воинской части. Отца отнесли в госпиталь, а Ивана повели к начальнику.

– Знаешь, где живет этот Фома?
– спросил тот, выслушав парня.

– Знаю.

Вырвались из ворот пятнадцать всадников и понеслись, взметая снежный вихрь. Едва успевал за ними Иван на горячем коне. Вздыбили лошадей у темного, точно вымершего дома Фомы. Добротный, не по-деревенски глухой забор. Заперты тяжелые ворота. Заперта резная калитка.

Постучались. Никого.

Встав на седла, перемахнули через забор два бойца. Упал засов, распахнулись ворота. В окнах зажегся слабый свет. Накинув тулуп, вышел на крыльцо старик.

– Где сын?

– Не знаю.

– Обыскать.

Фомы в доме не оказалось.

– Обыскать подвал, сарай, коровник, конюшню.

Нигде нет.

– Прощупать штыками сеновал.

Яркий свет ударил в углы. Медленно погружались штыки в сено, пока не раздался глухой стон. Весь всклокоченный, вылез Фома.

– Где остальные?

Молчит Фома.

Иван смотрит на него, смотрит на клинок стоящего рядом бойца. Случайно командир перехватывает этот взгляд, кладет руку на плечо Ивана:

– Пойди в дом погрейся. Там два бойца остались.

Иван пошел. Может, он забыл, куда надо идти, может, подумал, что мать одна и ничего еще не знает, а может, просто, ни о чем не думая, вышел из ворот и побрел в лес. Только возле дома мелькнула мысль: что же сказать матери? И, ничего не придумав, вошел и рассказал всю правду, все, как есть.