Не приходя в сознание

Проговорив последние слова, она посмотрела на себя чуть ли не со злостью, как на человека, нанесшего обиду, и, вскинув голову, тряхнула волосами, одернула свитер.

— Ты, Линка, у меня смотри! Тоже еще... Раскисла...

Олег был крупным молодым человеком с медленными движениями, каждое из которых было целесообразно и необходимо.

О том, что он поедет в этот вечер, Олег знал заранее, знал он и то, что жена его Женька будет категорически против поездки. И чтобы избежать семейных осложнений, Олег готовил почву для своего сообщения постепенно, не торопясь, твердо зная в то же время, что поедет он в любом случае. Он медленно походил по комнате, подыскивая слова, мягкие, убедительные и простые, а когда неожиданно обернулся, то увидел, что на пороге стояла Женька.

— Снег... Иди полюбуйся, — сказал Олег.

— Прекрасный снег. Никогда не видела ничего подобного. — Она подошла к мужу и положила руки ему на плечи. — В чем дело? — спросила она. — Ты что-то задумал?

— Человек всегда о чем-то думает...

— Я помню несколько случаев, когда ты вел себя вот так же... И знаешь, чем это заканчивалось?

— Знаю. Я увольнялся.

— Больше того — ты уезжал, вернее — мы уезжали. Ты помнишь, как мы уезжали? Спешно, сломя голову, теряя по дороге калоши и самолюбие, теряя достоинство. Впрочем, о достоинстве я зря... Не тот случай. Не тот контингент, верно, Олег?

— Тебе виднее.

— Почему?

— Со стороны всегда виднее.

— Ты считаешь, что я стою в стороне? Ты действительно так считаешь? Разве не я моталась с тобой по материку? Разве не я приехала за тобой на этот вонючий остров?

— Но ты говорила, что он тебе нравится...

— Да, сейчас он мне нравится. Сейчас я его люблю. Настолько, что никуда отсюда не хочу уезжать. Но ехала я на остров, который не знала и знать не хотела. Хорошо, ты ведешь вторую жизнь, да? Более значительную, отчаянную, рисковую, да? Меня это не касается, ты меня бережешь, да? Я ничего не знаю об этой твоей второй жизни, и это лучше для меня же, да? Ты ведь так считаешь?

— А ты?

— Кончай юлить, Олег. Давай говорить серьезно. Ты опять что-то задумал?

Олег помолчал, медленно и тяжело прошелся по комнате, остановился перед женой, покачался с носка на пятки, наклонился к ней.

— Вот видишь, как хорошо мы понимаем друг друга, да, Олег? С полуслова все становится ясным. Нам даже незачем разговаривать, да? Ты постоял у окна, я постояла в дверях, ты подал заявление, я смахнула слезу, да? Олег, ты останешься в тресте?

— А разве я сказал, что ухожу из треста?

— Значит, останешься?

— Видишь ли, Женя, все дело в том...

— Олег, сколько у тебя записей в трудовой книжке?

— Двенадцать.

— А сколько тебе лет?

— Тридцать. Будет.

— Если не считать вынужденных простоев — полгода на место. Я правильно посчитала, Олег?

— Но на последнем месте я уже около двух лет.

— Олег, сколько у нас детей?

— У нас нет детей, Женя.

— Почему, Олег? Не отвечай. Я спрашиваю не потому, что не знаю. Я знаю. Кем ты работаешь, Олег? Ты каждое утро обзваниваешь весь остров и собираешь цифирьки, чтобы вписать их в клеточки.

— Я составляю отчеты о работе предприятий за прошедший день. Кроме того, на мне лежит обязанность анализировать эти данные...

— Отлично, Олег! Прекрасно, Олег! Восхитительно!

— Вот видишь, тебе даже нравится. — Он сделал безуспешную попытку не заметить издевки.

— Олег, кем работают твои институтские друзья?

— Мои друзья работают министрами, директорами комбинатов, двое защитили кандидатские диссертации, один стал доктором, трое вернулись из заграничных командировок с «Волгами», и один...

— Хватит, Олег. Ты мог бы продолжать, если бы все это была выдумка. Но ведь это не выдумка, ведь все так и есть. Олег, у тебя нет самолюбия.

— Почему? У меня отличное самолюбие. Мы с ним ладим.

— Олег, ты хочешь знать, чем все это кончится? Я уйду от тебя. Я хочу жить нормальной жизнью. Я хочу рожать детей, гордиться своим мужем и время от времени делать обновки. И не только себе, я и тебе хочу делать обновки, Олег, я ведь даже не спрашиваю, куда ты хочешь перейти, на какую работу, кем... Я уверена — ничего дельного тебе не предложат. Никогда.

— Может быть, в данном случае ты и права, но...

— Олег, ведь ты самый обыкновенный, пошлый, примитивный, дешевый, жалкий летун. Ты что-то ищешь в жизни? Нет, ты ничего не ищешь. Ты к чему-то стремишься? Нет. У тебя большая цель? Нет. У тебя маленькая цель? Нет. Ничего у тебя нет. Нет, нет, нет!

— Женя, послушай, у них там отличное место...

— Тринадцатое?

— Знаешь, я решил снова вернуться к практике. Я буду делать бумагу, а не исписывать ее. А какая там охота, рыбалка! А грибы! Поронайская долина славится такими...

— Ты знаешь, как переводится слово «Поронайск»?

— Ну?

— «Гнилое место». Это будет твое гнилое место, Олег, я сказала серьезно. Подумай, Олег.

— Мне надо сегодня уехать, Женя. Понимаешь, надо. Обязательно. Это уже зависит не от меня. Я подведу людей.

— Людей? — резко обернулась Женя. — Я не ослышалась? Ты в самом деле сказал, что подведешь людей? Олег, разве ты не подводишь каждый раз меня? Разве не обманываешь меня в моих планах, в моих надеждах и мечтах?

— Ладно, Женя, не будем. Согласись, этот разговор идет в одни ворота. Я не могу тебе ничего ответить сейчас. Я вернусь через неделю, и мы продолжим.

— Нет, Олег, Мы не продолжим этот разговор. Мы его закончим.

Глава третья

Обойдя почти весь вокзал, Левашов не увидел ничего такого, что могло бы навести его на след преступников.

Действительно, трудно было предположить, что преступники, набив чемодан деньгами, удержались бы от соблазна посидеть пусть в маленьком, тесном, низком, прокуренном, но все-таки ресторане. Левашов уже не один раз замечал магическое действие этого слова на людей, стремящихся произвести впечатление, гульнуть, шикануть. А его начальник говорил о необъяснимом влиянии этого слова на людей, потенциально склонных к правонарушению. И еще начальник добавлял, что кривая правонарушений в районе ресторанов всегда выше, нежели в других общественных местах.

До отправления оставалось минут тридцать. В это время за столиками сидели лишь пассажиры поезда Южно-Сахалинск — Тымовское. Когда объявят посадку, столики опустеют за несколько минут. Поэтому опытные официанты брали плату одновременно с заказом. Гул голосов в низком дымном зале казался уютным, чуть ли не домашним. Все со знанием дела говорили о тайфунах, снежных заносах и невероятно страшных случаях, которых всегда вдоволь при такой погоде.

Чего только не услышишь на вокзалах, в вагонах островной узкоколейки! Здесь можно встретить людей, которые обходили каждый клочок острова, побывали в бухтах Курил, Камчатки, Японии. И о чем бы ни шел разговор, у них всегда находилась история по поводу. О нивхских обычаях, ловле кальмаров, встречах с медведем, о командировке, которая длилась сто один день вместо недели, о том, кто как замерзал, тонул, пропадал и все-таки не замерз, не утонул, не пропал. Потом эти рассказы слушатели раскрашивали подробностями собственных похождений, и постепенно складывалась история, которая годами кочевала с острова на остров, уходила на материк и возвращалась обратно. И никого не интересовало, происходило ли все это на самом деле. Такие рассказы с преувеличениями стали своеобразным обрядом на причалах, в аэропортах, гостиницах, на вокзалах...