Не проси прощения

Но она ответила.

— Работаю. Хотя ты наверняка не счёл бы это работой. Я книги пишу.

Виктор удивился. Нет, он помнил, что Ире всегда нравилось что-то сочинять — рассказы, стихи, сказки. Но как-то не ожидал подобной категоричности.

Впрочем, его смутило даже не это, а её утверждение, что он наверняка не счёл бы это работой. Высказанное без тени сомнения.

— Почему не счёл бы? — проворчал Виктор, нахмурившись. — Такая же работа, как и все остальные. Просто более творческая. И как… доход?

— По-разному. Сегодня густо, завтра пусто. Поэтому я то беру деньги с твоего счёта, то нет. Всё, вот и мой дом. Спасибо, что проводил.

Ира всерьёз намеревалась уйти, и Горбовского захлестнуло такое отчаяние, что он едва не заорал ей вслед: «Нет, стой!». Вместо этого спросил как можно спокойнее:

— Слушай, а могу я зайти? Я что-то выпил слишком много кофе, в туалет нужно.

Виктор даже не соврал — в туалет действительно хотелось. Да, он мог бы потерпеть с полчаса, на такси добрался бы до дома примерно за это время, но… зачем?

— Без проблем, — легко согласилась Ира. И от этой лёгкости Горбовский растерялся. Поведение бывшей жены настолько не совпадало с тем, как он себе его воображал, что у Виктора возникало ощущение сна. Может, он действительно просто ещё не проснулся? До сих пор лежит в собственной постели и досыпает то, что не доспал ночью. И не было на самом деле никакой встречи с Ирой…

Но ледяной ветер бил в лицо с абсолютно не воображаемой безжалостностью, и Виктор всё же отмёл свои сомнения. Просто Ира, по-видимому, как-то сумела перешагнуть через случившееся двенадцать лет назад… Он вот не смог. Она смогла. Интересно, принесло ли ей это счастье? Да и вообще — счастлива ли она? Виктор не знал. Макс никогда и ничего не говорил про маму, даже на прямые вопросы старался не отвечать. И Горбовский совсем ничего не знал о Ире и её жизни все эти годы. Только то, что пару лет назад она вроде как уехала в Израиль… но понятия не имел зачем и почему. Хотя и догадывался.

Та операция на сердце… Да, она помогла. Но, как сказал тогда лечащий врач, это не панацея. И, возможно, понадобятся ещё операции.

Но в настоящий момент Ира не выглядела больной, и это немного утешало.

11

Виктор

Подъезд, лестница, лифт… Пассажирский, в котором стоишь близко, будто в общественном транспорте. Лифт смутил сильнее всего, потому что только в нём Горбовский ощутил тонкий аромат духов Иры. Он был прежним, как и двенадцать, и двадцать пять лет назад, — очень лёгкий и ненавязчивый запах, свежий и прохладный, похожий на аромат весенней зелени, распустившихся почек и первых цветов.

У Виктора он, как и прежде, ассоциировался с любовью. Не с сексом, а именно с любовью, глубоким и сложным чувством, без которого как ни крутись — но счастливым не стать.

Горбовский прикрыл глаза, наслаждаясь этим запахом. И вспоминая, как раньше, когда они с Ирой были «мы», он обнимал её, утыкался носом в шею — и вдыхал, вдыхал…

А ведь это какие-то очень дешёвые духи, Виктор точно помнил. Просто Ире они нравились, и она не собиралась их менять. Даже когда они перестали жёстко экономить, не покупала других. Говорила, что не отзываются, не ложатся на неё, раздражают.

Так и с людьми, наверное. Кому-то надо постоянно менять партнёров, а кто-то довольствуется одним человеком, родным и любимым. И больше никто не нужен.

И ведь Виктор относил себя ко второй категории… Но за каким-то хреном попёрся в первую. И вышло из этого… Да ничего из этого не вышло, по крайней мере хорошего.

Ира молча открыла входную дверь, шагнула внутрь. Виктор вошёл следом и, вздохнув, качнул головой — в квартире пахло чужими людьми, точнее, даже отсутствием людей. Так пахнут все квартиры, которые долго стоят без жильцов, — старой мебелью, затхлостью и пылью. И Ира здесь живёт…

Бывшая жена молча снимала пальто. Виктор подхватил его, помог стащить, огляделся в поисках вешалки. Она была за его спиной — простая советская металлическая вешалка с крючками для одежды и зонтов. Зонтов на ней сейчас не было, только женский пуховик и несколько шерстяных платков.

Виктор повесил пальто Иры, потом разделся сам. Стянул сапоги и нисколько не удивился, когда бывшая жена бросила перед ним резиновые тапочки. В этом была вся Ира — ей всегда не нравилось, когда гости ходили по квартире босиком, и она обязательно держала в обувнице несколько пар лишних тапочек разных размеров.

— Спасибо, — поблагодарил Виктор, Ира кивнула, и он пошёл в ванную, которая оказалась совмещённым санузлом.

Здесь тоже было так… по-советски. Простая белая плитка на стенах и на полу, желтоватая чугунная ванная, но без сколов на эмали, пластиковые крючки для полотенец. И вот их, кстати, было два — для рук и для тела. Значит, Ира живёт одна, мужчины у неё нет… Хотя — не факт. Может, он в Израиле остался?

Виктор сделал все свои дела, вымыл руки и на минуту замер перед зеркалом, вглядываясь в его мутноватую от времени поверхность. Зеркало было простым, с небольшой полочкой, на которой сиротливо стоял стакан с зубной пастой и щёткой.

Интересно, каким Ира его видит? Виктор заметил, что она постарела — да, совсем немного, и она всё ещё выглядела великолепно, даже лучше, чем тогда, когда он видел её в последний раз. Но время не повернёшь вспять. Наверное, он тоже постарел, хоть и не замечал этого совершенно. В зеркале не замечал. Спина стала сильнее болеть, от некоторой еды теперь случалась изжога, и уставал Виктор быстрее. Но в целом… Наверное, он ещё ничего. По крайней мере, женщины на него до сих пор реагировали. Но там не поймёшь точно, на что конкретно — может, не на него самого, а на деньги.

Господи, о чём он думает? Понятно же, что на Иру бесполезно пытаться воздействовать своей мужской харизмой. За весь вечер Виктор не заметил ни одного её мимолётного взгляда, который бы сказал о физическом интересе к нему. Хотя сам Горбовский Иру рассматривал… не стеснялся.

Ей всегда шёл красный цвет. А сейчас как-то… особенно.

Кстати! Она ведь собиралась идти в театр, не хотела заходить домой. Но ничего не сказала, не напомнила, когда Виктор отправился провожать…

Удивившись этому факту, Горбовский всё же вышел из ванной. Огляделся и, заметив свет в гостиной, отправился туда.

Ира сидела на диване, скрестив ноги, и на коленях у неё лежала какая-то толстая папка, похожая на фотоальбом. Увидев Виктора, бывшая жена встала и пошла ему навстречу, протягивая свою ношу.

— Это тебе. Ради неё заходила. Бери и пойдём. У меня спектакль через час, надо успеть.

Горбовский, ничего не понимая, принял протянутое, заглянул внутрь — и сглотнул, даже покачнувшись от неожиданности.

Это действительно был фотоальбом.

— Здесь последние двенадцать лет жизни Ришки и Макса, — пояснила Ира, пока он пытался собрать себя по кускам. — Они просили ничего тебе не показывать, и первое время я и не собиралась нарушать своё обещание. Злилась на тебя. Но потом подумала, что это несправедливо, и стала собирать фотографии. Надо было отдать их тебе раньше, но… — Она поморщилась. — Мне не хотелось тебя видеть. Извини.