Не просто рассказы
Шрифт:
В кабинете воцарилась торжественная тишина. Дождь ослабел, странный субъект, по виду все же плохо напоминавший настоящего пациента, медленно потирал ладони и вкрадчиво молчал. Доктор дописал последние строки острого респираторного диагноза.
— Ну, что у вас? — Виктор Иваныч положил перо на стол и поднял, наконец, взгляд на пришедшего.
Тот часто заморгал и с едва заметной улыбкой, не меняя прямой позы, продолжил в своей манере:
— Беда, уважаемый доктор! У меня плохие ощущения. Я не спал сегодня. Ужасно колет в боку…
— Справа?
— Что, простите?
—
Пациент тут же откинул полу пиджака и указал на правый бок:
— Вот здесь, доктор. Вот тут, — он начал водить ладонями, словно делая магические заклинания, не прикасаясь к жилетке и широко растопырив пальцы. — Ужасные боли, ужасные. Хуже! Я начал подозревать, что теряю зрение. Глаза слезятся и не мог сегодня прочесть объявление у вас тут, в… регистратуре.
— И сейчас болит?
— Нет. — пациент опустил руки и обмяк. — К обеду прошло. Но я так измучался утром, что был в расстройстве нервов и… слух. Я плохо стал слышать! Мама звала меня к завтраку трижды. После пришла в комнату, а я, признаюсь, не слыхал ее голоса. Что со мной?
Доктор полистал карточку.
— Раздевайтесь до пояса. Что ели вчера? Часто такое случается?
— Что вы, доктор, что вы! — пациент поднялся, всплеснул руками и начал снимать пиджак. — Я потому и беспокоюсь, что боли происходят не часто. Такие, знаете ли, внезапные… Но вот слух и зрение — они тревожат меня. Они слабеют.
— Но случаются? — перебил его Виктор Иваныч, тоже поднялся, направился к раковине мыть руки. «Наверно, актер» — подумал он.
— Что, позвольте, случается?
— Боли.
— Ранее это было только раза два, доктор, не чаще, — как-то задумчиво произнес пациент, расстегивая рубаху.
— Давно?
Последовал точный ответ:
— Ах, в прошедшем марте месяце, после женского праздника и на той неделе на следующий день после именин моего любимого дяди. И вот сегодня. Внезапно, совершенно внезапно! Я не спал, доктор, совсем не спал и…
— Принимали таблетки, микстуры? — доктор тщательно вытер руки полотенцем.
— Я опасаюсь микстур. Поэтому лежал в постели и мама приготовила прохладный компресс, а как стало легче, сразу к вам, уважаемый, сразу к вам. Скажите, это не страшно? — пациент разделся и мягко пригладил к спинке стула свой розовый шейный платок.
— Ну, страшен только тигр, да и то не в клетке, — ободряюще пошутил Виктор Иванович.
Оба сошлись на середине кабинета.
— А что ели вчера? — доктор деловито взял голову больного обеими руками и оттянул нижние веки осматривая белки глаз. — Откройте рот.
На него тут же пахнуло крепким коньячным амбре.
«Точно артист», — решил он и начал «простукивать» область печени.
Пациент хотел было что-то сказать, но ойкнул и замолк.
— Да вы, батенька, — объявил Виктор Иваныч, — побаловались алкоголем, я смотрю.
Сконфузившись, тот слегка покраснел:
— О, это лишь дань традиции. Вчера директор устраивал прием в честь коллег из Петербурга и мне пришлось произнести тост.
Виктор Иваныч, нахмурившись, внимательно смотрел на пациента.
— Несколько тостов, — покорно признался
больной и отвел взгляд.Доктор отчего-то бодро похлопал его по плечу, велел одеваться и вернулся за стол заполнять карту. Только спросил:
— Вам сорок шесть?
— Миновало.
Оба долго сидели молча.
— Завтра на анализы. Вот направления, — Виктор Иваныч подтолкнул пальцем стопку бумажек, покрытых ровным почерком. — Запишитесь у дежурной прямо сейчас. А потом в аптеку. Возьмите это, — он строго опустил ладонь на белоснежный бланк с латынью. — Три раза в день по две таблетки.
Пациент поерзал на стуле и робко спросил:
— Но ведь со мной ничего страшного? Все обойдется? Вы так спокойны — я волнуюсь. Ваше молчание ведь не означало…
— Нет. Не означало, — уже с улыбкой ответил ему доктор и с откровенной хитринкой оглядел больного: — Все в порядке, но вы, голубчик, небось пьете лишнее, а?
Пациент опять поерзал, сделал жест, похожий на отрицание, а после коротко сознался:
— Пью.
Но стал объяснять:
— Вы понимаете эту жизнь. Я служу в театре, мой дорогой. Это отношения, это эмоции, это постоянный стресс. Необходимы стимул, страсть, волнение! Мне начал тяжело даваться Гамлет… Я плохо воспринимаю Лаэрта, я не чувствую острия собственной шпаги… Я гибну, не имея на то естественных душевных причин…
Видно было, что он готов продолжать рассказ, но доктор не оказался расположен слушать. «Артист-артист» — убедился он и перебил:
— Так вот мой совет. Послушайте. Немедленно, слышите, немедля бросьте пить и я вам обещаю, что боли в печени тут же прекратятся, а зрение и слух восстановятся, — и с нажимом добавил: — Понятно?
— Но может быть можно обойтись лечением? — настойчиво воскликнул пациент.
— Нельзя, — с легким раздражением парировал доктор. — Вам нужно расстаться с алкоголем.
Пациент вздохнул, поправил платок, откинул седеющую прядь волос и, вынув из кармана серьезную купюру, вежливо положил её перед Виктором Иванычем.
— Я вам обязан, очевидно. Примите. И скажите хотя бы, может быть это лишь временное?
— Что вы имеете ввиду? — опешил Виктор Иваныч.
— Помилуйте! Боли. Глаза. Ощущение глухоты.
Доктор одобрительно покосился на купюру и глянул в раскрытую карту больного:
Леопольд Германович, — он наклонился вперед и доверительно зашептал, — я скажу, как на духу. Резонно. Поскольку разговор у нас откровенный. Бросьте пить и к вам, я повторяю, вернутся зрение и слух. Непременно.
И подтолкнул на край стола рецепты.
Леопольд Германович, поджав губы с загадочной обидою, остался определённо недоволен. Наконец, смело, даже дерзко глянул на доктора, выпрямился, после чего небрежно толкнул рецепты обратно. Изящно проведя ладонью по волосам, он поднялся и прошествовал, поскрипывая чистыми сапогами к двери. Затем повернулся и, в ответ на удивленный взгляд, отчеканил:
— Я услышал ваш совет. Бросить вдохновение ради зрения и слуха? Немыслимо! Я служу Мельпомене и, поверьте, — он вскинул голову, — мне гораздо больше нравится то, что я пью, чем то, что вижу и слушаю. Честь имею.