Не сказка о птице в неволе

– Китнисс?

Я зову ее, хотя кожей чувствую, что она смотрит на меня.

– Ты можешь не отвечать, я не заставляю, но…

Собираюсь с духом и, садясь на койке, спрашиваю:

– Твои кошмары… В них ты видишь меня?

Она тоже садится на своей кушетке, а темные волосы приходят в движение, подчеркивая белизну свежей повязки.

Я никак не научусь не пялиться на рану Китнисс: при каждом взгляде на белоснежный бинт я прокручиваю в голове варианты того, мог ли я что-то изменить. И чувство вины не отпускает меня, как я ни стараюсь: я мог бы. Если бы умер до того, как на первой Арене объявили Победителя.

Китнисс опускает голову, размышляет, и мне все становится понятно без слов: я снюсь ей. Я причиняю ей боль, являясь в видениях.

Вздыхаю и уже собираюсь извиниться за то, что задал свой вопрос, но Китнисс наконец смотрит на меня и качает головой.

«Нет».

Долю секунды я сомневаюсь, но мне так невыносимо хочется верить, что Китнисс не видит во мне врага и что ее страх и нежелание прикосновений — это не отказ от меня и моих чувств, что я хватаюсь за ее «нет», как за спасительную соломинку.

– Спасибо, – шепчу я, и Китнисс кивает.

***

К вечеру следующего дня, как и предсказывала Джоанна, Койн вызывает нас к себе.

В присутствии всего нескольких свидетелей нам сообщают, что новое правительство решило принять во внимание наши заслуги перед делом революции и учесть понесенные потери. В качестве посильной помощи троим выжившим после пыток Победителям выделяют дом в Седьмом дистрикте, вдали от посторонних, где мы сможем восстановить силы.

– Спокойное тихое место, – говорит Альма Койн. – Идеально для тех, кто не жаждет постороннего общения.

Это она о Китнисс, но я не против. Если Китнисс станет лучше в лесной глуши, я готов ехать хоть сегодня.

– Так себе идея: запереть меня в одном доме с психованной, – спорит Джоанна, возвращаясь к нашему с ней разговору. – Раз уж я выбралась из лап одного психопата, снова рисковать не хочу!

Я снова злюсь, но сдерживаю себя. Койн и Победительница долго спорят, и, к моему удивлению, президент отступает. Теперь мы с Китнисс будем жить вдвоем, а Джоанну поселят отдельно.

Я рад и взволнован одновременно: я и Китнисс вместе, без посторонних. Это или наш шанс помириться, или… мы навсегда останемся заложниками, запертыми в одной клетке.

***

Когда вечером мы с Китнисс укладываемся спать, я чувствую ее беспокойство. Она долго не может найти удобного положения, переворачивается с боку на бок и, наконец, встает, откинув одеяло, и идет к столу.

Я остаюсь неподвижным, делая вид, что сплю: что бы Китнисс не задумала, не хочу ей мешать. Тем не менее, из-под опущенных ресниц я вижу, как она склоняется над столом, что-то пишет на листке и, резко обернувшись, словно решаясь на что-то, стремительно подходит ко мне, останавливаясь всего в паре шагов от моей койки.

Понимаю, что она ждет моей реакции, и открываю глаза, решая, что притворяться бесполезно: скорее всего, Китнисс и не думала, что я сплю, – мне редко удается ее обмануть.

Она стоит прямо передо мной и на уровне груди держит листок, на котором я с замиранием сердца читаю:

«Ты видишь меня в своих кошмарах?»

Ловлю ее напряженный взгляд и решаю, что врать бессмысленно.

– Да, Китнисс, я вижу тебя в кошмарах.

Она тяжело вздыхает, опуская записку, и больше не смотрит на меня.

– Я постоянно тебя вижу, – собираюсь быть откровенным до конца. – Так было всегда: больше всего на свете я боялся тебя потерять. И до сих пор боюсь.

Ее губы дрожат, Китнисс расстроена, и мне невыносимо хочется ее обнять, но она не делает попыток приблизиться, а я не решаюсь напугать ее больше, чем есть.

Минуту она стоит в нерешительности, но все же разворачивается, собираясь уходить. Этот момент особенный, и я осмеливаюсь спросить:

– Ты меня ненавидишь? После всего… что случилось?

Китнисс не поворачивается ко мне, доходит до своей кровати и забирается под одеяло.

Этой ночью я почти не сплю. Исподтишка наблюдаю за Китнисс: она лежит спиной ко мне, и хотя я не вижу ее лица, мне кажется, что сегодня кошмары к ней не приходят.

Просыпаюсь с первыми лучами солнца и сразу же бросаю взгляд на вторую койку. Она пуста.

Резко сажусь, паникуя, и с трудом сдерживаю себя, чтобы тут же не броситься на поиски Китнисс. Только в последний момент краем глаза замечаю клочок бумаги, лежащий возле моей подушки. Аккуратным женским почерком на нем выведено короткое, но бесконечно важное для меня признание:

«Я тебя не ненавижу».

Отзывы и кнопочка “нравится”?))

Не забываем быть активными))))

p.s. Ненавистные многим звезды легко убираются в редактировании поста :)

========== 05 ==========

Комментарий к 05

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

– Это будет миник, - говорила себе автор.

– Это будет всего несколько страниц, - просила она бету.

– Это уже макси!
– бурчит она сейчас :)

Равномерно покачиваясь, фургон удаляется все дальше в чащу леса: вокзал Седьмого дистрикта давно остался позади, как и городская часть, сменившаяся сперва нешироким полем, а после и вовсе зарослями вековых деревьев.

Китнисс дремлет, откинувшись на спинку сиденья, а я разглядываю местность, которая, надеюсь, станет нашим новым домом. Ели, устремленные ввысь, ложбинки с рябиной и мелким кустарником, пустыри-полянки, раскинувшиеся по сторонам от дороги, которая мелким гравием шуршит под колесами машины. Дурманящий и слишком свежий запах дикой природы – для меня это в новинку: легкие не справляются с обилием кислорода, заставляя изредка кашлять и глубоко вздыхать.

После очередного поворота я восторженно вглядываюсь в открывшийся вид на пологий и покрытый сочной травой длинный берег. Небольшое озеро раскинулось, насколько хватает взгляда, а у дальней границы леса приютился деревянный двухэтажный дом с крышей из красной черепицы.

Спустя несколько минут наша машина подъезжает прямо к крыльцу, замирает на месте, отчего с земли поднимается охристое облако пыли.

Бужу Китнисс, а сам не спеша выгружаю наши с ней дорожные чемоданы с нехитрыми пожитками. Вещей немного, новое правительство выделило нам кое-какую одежду и мелочи для устройства на первое время. Ничего особо личного с собой нет. Мы с Китнисс беженцы, которые ищут свое место под неласковым солнцем.

Помню, как я боялся сказать ей о том, что Койн решила поселить нас вдвоем вдали от чужих глаз. Я предчувствовал истерику и категоричный отказ. И был не так уж далек от истины: Китнисс размышляла почти двое суток, а я все это время не находил себе места, понимая, что если она не поедет со мной, я вряд ли когда-нибудь получу свой шанс вернуть ее хорошее отношение к себе. Предложение было необычным – мы не возвращались в Двенадцатый, где среди груды покореженных развалин и уже разложившихся трупов мы бы искали куски прежних себя. Новый дом в Седьмом – только наш, мой и Китнисс. То, о чем я мечтал, и чего она боялась.