Не сказка о птице в неволе
Шрифт:
– Если хочешь высказать, какая я сволочь, давай, – предлагаю я, – облегчи душу.
Китнисс покусывает губы и молчит, скользит взглядом по моему телу: я почти чувствую невидимые прикосновения к шее, груди, животу… Добравшись до края штанов, Китнисс хмурится, и ее взгляд устремляется выше, замечая, наконец, язвы на моем предплечье. Я вздрагиваю, когда ее холодные пальцы касаются воспаленной кожи вокруг.
– Гноится…– тихо говорит Китнисс.
Не знаю, как это выглядит со стороны, но то, что я могу рассмотреть сам, это вздувшиеся желто-красные и постоянно влажные раны. Китнисс проводит пальцами вдоль моей руки, и я покрываюсь мурашками – ворованные секунды
– Пит? — шепчет она.
Открываю глаза, показывая, что слышу.
– Я… не ненавижу тебя…
Ее слова – словно ласковые поцелуи бабочки, оставленные на моей душе, которая ищет и отчаянно цепляется за любое проявление небезразличия Китнисс.
Большим пальцем поглаживаю ее руку, накрывающую мою.
– Я знаю, ты пытался спасти меня… снова.
На ее ресницах дрожат маленькие капли будущих слез. Тянусь к лицу Китнисс свободной рукой и смахиваю маленькие росинки.
– Ты сильная, Китнисс, не плачь…
Она качает головой.
– Нет, Пит, я слабая, – ее голос полон уверенности, – когда я оказалась в Тринадцатом – одна, совсем одна, – я поняла, что я слабая. Сноу забрал у меня единственное, что придавало мне сил. Он знал. Он понял, понял даже раньше, чем я сама…
Я не дышу, боясь, но страстно желая поверить ее словам.
– Ты был моей силой!
Тяжелый выдох, наверное, мой. Смелею, глажу ее по щеке.
– Китнисс…
– Нет, Пит! Сноу забрал тебя, потому что хотел сделать меня слабой… Но я всегда такой была! Люди ошиблись, когда пошли за мной, им надо было выбрать не меня…
Приподнимаюсь на локте и тянусь к ней, желая обнять, но Китнисс резко выставляет между нами руку.
– Не надо, – отворачивается, – я не могу…
Замираю где-то в полпути к ней, не решаюсь настаивать.
– Я не могу не думать о том, что ты…
Китнисс пытается отодвинуться, но я не пускаю, перехватывая ее коленки.
– Прости меня… – шепчу я, а она награждает меня виноватым и грустным взглядом.
– Я переживу это… наверно. Но пока не могу.
– Хорошо, – соглашаюсь, целуя ее руки. – Хорошо…
Несколько часов проходят в тишине. Я так и лежу возле Китнисс. Она не прогоняет, но и не желает приласкать. Я вспоминаю наши ночи, когда мы жались друг к другу, спасаясь от кошмаров: сейчас нам снова страшно, только кошмары перестали быть снами – они реальны как никогда.
Где-то ближе к вечеру из коридора заявляется отряд из пяти охранников: Китнисс испуганно сжимается, но я пытаюсь ее успокоить.
– Вероятно, нас отправят умываться, – предполагаю я.
И действительно, всех пленников выпускают из камер и под бдительным присмотром отправляют в душевую. Она тут общая: большое помещение, полностью выложенное белой плиткой, которая местами треснула или вообще отвалилась. По периметру с потолка стекает вода – не слишком теплая, но и это кажется манной небесной.
Меня с Китнисс, Джоанну, Энни и парня без имени заводят в комнату и сообщают, что на все про все у нас минут пятнадцать, не больше, – потом придется вернуться в камеры. Джоанна, не дожидаясь остальных, быстро скидывает свою нехитрую одежку и встает под воду. Я тоже раздеваюсь, хотя опасливо
поглядываю на Китнисс: остальных я не стесняюсь, но она… после того как… Однако Китнисс как будто не обращает на меня внимания и во все глаза смотрит на Джоанну. А зрелище не для слабонервных: гладко выбритый череп, опухшее лицо, а тело… Победительница из седьмого буквально вся покрыта коростами и синяками. На ее шее и груди темно-коричневые отпечатки мужских рук.– Чего пялишься, Сойка? – бурчит Джоанна, не оборачиваясь. – Радуйся, что до тебя пока не добрались.
Китнисс вспыхивает и опускает голову.
Легко касаюсь ее плеча, привлекая внимание:
– Надо успеть умыться. Они не часто нас этим балуют.
Она с опаской оглядывается на остальных: Энни и безымянный уже разделись и намыливают свои тела, стараясь отскрести засохшую кровь. Никто не стесняется – каждый из нас знает вопли друг друга, знает, какие кошмары преследуют изо дня в день… Да и стеснение для тех, кому есть, что терять, а мы, скорее всего, в ближайшее время умрем, тогда какой смысл?
Китнисс медлит, но все-таки развязывает одеяло и, стыдливо прикрываясь ладонями, движется в сторону водной стены. Я замечаю, как наши товарищи по несчастью намеренно не смотрят на Китнисс, проявляя уважение к ее растерянности, и благодарен им за это.
Тру свое тело, пытаясь отмыть недельную грязь: кожа горит огнем, раны саднят. Выворачиваю руку в тщетной попытке дотянуться до спины, но недавно вывернутый сустав не позволяет. Вздрагиваю, ощущая несмелое, легкое прикосновение возле лопаток. Удивленно оборачиваюсь, перехватывая напряженный взгляд серых глаз.
– Я могу помочь, – говорит Китнисс. – У тебя там кровь…
Я протягиваю ей свою мочалку, и она принимает ее, стараясь, чтобы наши пальцы не соприкоснулись.
Китнисс аккуратно моет мою спину, водя мочалкой вдоль позвоночника, но, когда она доходит до места едва поджившего ожога возле поясницы, я получаю порцию ее настоящих прикосновений – заботливые пальцы ласково протирают больную кожу.
– Все, – говорит Китнисс из-за спины, протягивая мне руку с мочалкой.
– Тебе самой помочь?
Пару секунд Китнисс молчит, размышляя, но все-таки отказывается.
После умывания всем выдают чистую одежду: мне и безымянному белье и штаны, а девушкам длинные мешковатые рубахи. Китнисс с явным облегчением прикрывает свою наготу, и, хотя за все время купания я старательно избегал смотреть на ее обнаженное тело, сейчас все-таки успеваю заметить синяк на правой груди – следы лап одного из охранников.
Переживаю, что по возвращению в камеры нас с Китнисс разлучат, но, похоже, что распоряжений на этот счет не было, так что и ее, и меня снова запирают вместе. Она устраивается на краю койки, как воробышек на насесте, и, поджав колени к груди, замирает, уставившись в одну точку. Мы думаем об одном и том же?.. Время безжалостно, и с каждым мгновением приближает визит Люцифера и сотоварищей.
Китнисс различает их шаги раньше моего: она вся обращается в слух, сперва вытягивая шею, чтобы убедится, что ей не померещилось, а потом буквально втягивает голову между плеч, прикрывая глаза.
Из вчерашних охранников один сменился: сегодня Антониуса сопровождает Сэм и какой-то тощий длинный мужчина.
Люцифер проходит в центр зала, и я знаю, что взгляды всех пленников прикованы к нему.
– Привет, пупсики, – улыбаясь, говорит он. – Я скучал по вам!
Джоанна брезгливо морщится, а Люцифер тянет руку к столу со своими «игрушками». Недолго думая, он выбирает толстый кусок резины и поворачивается к девушке: