Не слушай море

– Я тебе кое-что скажу, только ты не говори никому, – попросил я, не в силах держаться. Да, я пообещал, но иногда и клятвы могут быть нарушены. – Мне вчера отец кое-что рассказал.

Крис взволнованно посмотрела на меня, и в глазах ее блестел нездоровый интерес. Пока я переводил дыхание, собираясь, она в нетерпении дернула меня за рукав.

– Ну?

– Короче, отец вчера рассказал, что они на берегу нашли кровь, – пробормотал я. – Только не красную, а такую, бирюзовую… Понимаешь? Они нашли нечеловеческую кровь…

Крис ахнула, а потом зажала ладошкой рот.

– Да ладно? И ты думаешь, что она…

– … принадлежит сирене, – закончил я вместо нее. – Только знаешь, сегодняшняя сирена не была похожа на раненую. Может, их несколько?

– Или у них быстрая регенерация, – пожала плечами Кристина. – Блин, посмотреть бы на эту кровь…

– Да смыло все давно. Но у отца в телефоне есть фотка, если подгадаю момент – попробую прислать.

Крис посмотрела на меня неопределенно, а потом мотнула головой.

– Если не получится, не подставляйся. Как-нибудь в следующий раз.

И я промолчал в надежде, что следующего раза все-таки не будет. Мне все еще хотелось, чтобы сирены оказались дурным сном, но болотно-золотистый хвост я никак не мог выкинуть из головы.

Мы подошли к ее пятиэтажке, и я замедлился у подъезда. Дверь закрывалась с помощью кодового замка, и я давно такого не видел – мне казалось, все уже лет пять как перешли на магнитные ключи. Но даже по сравнению с нашим, дом Крис казался чуть обветшалым, которому и до аварийного состояния недалеко. Она зажала пальцами три кнопки под цифрами один, четыре и восемь, и дверь, щелкнув, открылась. На лестнице пахло куревом и сыростью, что совсем неудивительно для Морельска. Стены, выкрашенные в темно-синий цвет по низу и побеленные наверху, кто-то разрисовал маркерами и баллончиками.

– У вас не гоняют за это? – я кивнул на рисунки.

– Кому это надо? – хмыкнула Крис. – У нас пол подъезда так рисует.

– В Москве б уже поймали…

– Ну, где Москва, а где мы – морская провинция?

И я только кивнул, потому что не мог не согласиться. Где Москва, а где Морельск? Мы поднялись на второй этаж. На площадке, как и у нас, располагались четыре квартиры. Три из них были с металлическими входными дверьми, а мы подошли к старой, потрепанной, обитой кожей. Крис вытащила из кармана связку ключей и одним поворотом в скважине отомкнула замок.

– Проходи.

Из глубины квартиры послышались разговоры, и Крис мгновенно напряглась, безмолвно выругалась: глядя на то, как шевелились ее губы, я разобрал четыре бранных слова.

– Черт, он дома.

– Кто это?

– Отчим, – пробормотала она, скидывая кроссовки.

В квартире сильно пахло спиртным, копченой рыбой и попкорном. Как взаимосвязаны эти три продукта я не знал, потому что пил редко и морепродукты терпеть не мог. Пахло и потом, прелой одеждой, а само помещение давно просило ремонта. Побелка на потолках давно посерела, а обои в тонкую полоску будто начали отслаиваться еще в прошлом веке. Обувь валялась вне шкафа, на подломанных крючках висели старые олимпийки с тремя полосками и куртки. В углу стоял старый велосипед, а посреди прихожей валялись мужские порванные тапки.

– Прости, – пробормотала она. – Я думала, он на работе.

– Но чай-то можно попить? – с улыбкой спросил я. – Или твой отчим меня сожрет?

Крис замялась.

– Разувайся.

Кухня выглядела не лучше прихожей: такая же пошарпанная, на некогда светлой вытяжке виднелись старые пятна жира, плиту никто давно не мыл, а на ней стояла алюминиевая кастрюля с неясным содержимым, от которого пахло кислым. Я поморщился, но прошел внутрь, стараясь не смотреть на Крис, которая швырнула грязную, брошенную на столе чашку в раковину. От раздавшегося звона я вздрогнул.

– Надоело, – ледяным тоном бросила она, и даже у меня вдоль позвоночника пробежали мурашки, хотя я даже здесь не жил. – Могли бы хоть убирать за собой.

– Давай я помогу…

– Сядь, – Крис пальцем указала мне на табурет, и я покорно опустился на деревянную жесткую поверхность. Она суетилась вокруг, пока я смотрел сквозь кухонное окно на маленький пустующий дворик. На улице накрапывал дождь, висела неприятная сырость, да и осенью дети гуляли гораздо реже. Я представлял, какой здесь стоял гомон, когда окно летом приоткрывали на проветривание, а во дворе гудела детвора.

Крис стукнула дном металлического чайника о плиту и быстро зажгла газ. Если в Москве у многих стояли электрические плиты, то почти все дома в Морельске были подключены к газу, и даже горячая вода согревалась специальными колонками. Газ еле слышно зашипел и, не теряя времени, Крис достала из белого шкафчика две большие кружки.

– Чай только черный, – предупредила она.

– Пойдет, – я отмахнулся.

В коридоре раздался шум падающей вешалки, а потом недовольный пьяный вопль. Я не выносил пьяных людей: отец может и курил, ел лапшу быстрого приготовления, почти не ночевал дома, но в алкогольных дебошах замечен не был. Судя по матам, доносившимся из коридора, здесь намечался целый концерт. Я видел, как напряглись руки Кристины, и она чуть не выронила чайник, неосторожно схватив его за горячую рукоятку. Крышка, свалившаяся на гарнитур, неприятно звякнула, но Крис не спешила ее поднимать.

– Вот урод, – выплюнула она.

Я не понял, когда в ее руках вместо чайника оказалась бита. Такая массивная, деревянная, с уже стершимся принтом какого-то спортивного магазина. Рукоятка была перемотана изолентой, и я даже удивился как органично это орудие смотрелось в тонкий пальцах Кристины.

– Крис! – сдавленно выдавил я. – Ты что творишь?

– Достал, – бросила она и направилась к кухонной двери, до этого бережно мной прикрытой. – Все время бухает.

Крис дернула дверь на себя так сильно, что круглая несуразная ручка ударилась о стену. Я мог поклясться, что на стареньких обоях осталась вмятина от такой силы удара. Смотря на Кристину со спины, я не узнавал ее и восхищался одновременно: она смотрелась с битой; с короткими, собранными на макушке в маленький хвост волосами; с массивными плечами и крепкими мышцами на руках от нелегкой работы как чемпионка мира по любому силовому спорту. Даже кухонные декорации не портили этого впечатления.

На полу и правда валялась вешалка для одежды, а под ворохом курток – кто-то еще. Судя по кряхтению, пьяный мужчина.

– Подъем, – взревела Крис, подходя к курткам и легко пиная их. Она держала биту наготове, занесенной, но резких движений не предпринимала. Я, так и не поняв нормально это или нет, замер на кухонной табуретке и попытался пялиться в кружку, а не на представление в коридоре.

Но мой взгляд все равно возвращался к двери и открывшемуся из нее виду. Мужчина выкарабкался из курток и сел, ошалело качая головой. Крис возвышалась над ним монументально, на мгновение жалкого мужчину в потрепанных синих трениках мне стало даже жаль.

– Отвянь… Опять орет…

– Иди проспись! – гаркнула Крис так, что я вздрогнул. – Какого хера ты опять не на работе?! Людей в дом не привести! Опять срач!

– Я отмечал…

– Конечно, ты каждый день отмечаешь, алкаш чертов!

Она отбросила биту в сторону, и та с громким стуком сначала упала на пол, а потом откатилась в дальний угол. Мужчина часто и мелко дышал, словно загнанный кролик перед убоем, а Крис вернулась в кухню. Ее пальцы нервно подрагивали – я видел это даже с такого расстояния. Она вытащила из ящика пачку сигарет, быстро доставая одну. В Морельске что, все люди привыкли курить на кухне? Но комментировать я не стал, только молча следил за ее резкими, рваными движениями. Спичка у Крис не разгорелась с первого раза, и она перевела как минимум три штуки перед тем, как закурить. Вонь разнеслась по кухне сразу же, не оставив места чистому воздуху.