Не служил бы я на флоте...

шивает где «Свадьба», на каком ки-

лометре – подводную лодку ведут по

Амуру в ДОКе, при полном сопрово-

ждении, охранении, накрыв маски-

ровочной сеткой. Женам, соседям и

детям нельзя говорить, чем мы заняты эти дни и прочее. Кругом

сплошная секретность.

Раннее утро, по левому борту проходим славный городок

Николаевск-на-Амуре, на берегу толпы людей: мужички, женщи-

ны с детьми и прочее.

Еще бы событие в городе: по Амуру тащут ОБЪЕКТ! (многие так

и называют – СВАДЬБА ИДЕТ!). Все глазеют, секретность присут-

ствует. Нам же положено рыскать впереди всей этой свадьбы, что-

бы она нигде не застряла и одновременно снимать ветер и прочую

суету. У меня на борту: двое военных и двенадцать гражданских

мореманов пенсионного и предпенсионного возраста, которым я

во внуки гожусь. Так вот они ко мне подступают с просьбой: «Да-

вай командир от «свадьбы» оторвемся, зайдем на Пронге – там, в

лабазе леспромхоза «Прима» водка без талонов есть». Спорить с

ними не стоит – все же опытные мореманы, да к тому же талонное

время, грех пройти мимо. Все понимают, секретность надо соблю-

дать, поэтому сразу договариваемся, что зачем и с какой целью

подходим к Леспромхозу никому ни – ни.

Нас, конечно, встречают, начинают расспрашивать: и чего

это мы тут делаем, а не рыбу ли ловим? Отпираемся, как можем.

Подходим к лабазу, а на двери объявление аршинными буквами:

«ВСЕМ ВЛАДЕЛЬЦАМ МАЛОМЕРНЫХ СУДОВ! 15 ИЮЛЯ 1990 ГОДА

В МОРЕ НЕ ВЫХОДИТЬ! БУДЕТ ПРОВОДКА АТОМНОЙ ПОДВО-

ДНОЙ ЛОДКИ 941 ПРОЕКТА. СЕЛЬСОВЕТ».

ЯХТА «БЕДА»

В Балтийске (бывший Пиллау – одна из баз немецких

Kriegsmarine в годы Второй мировой войны на Балтике) в причаль-

ной стенке пирса от каких-то неизвестных катаклизм отвалился

приличный кусок бетона и из него начал торчать довольно – таки

приличного диаметра металлический штырь с резьбой. Бербаза,

112

то бишь тыл бригады надводных кора-

блей как всегда спит и мер по ремонту

не принимает. Штырь с берега не ви-

ден! Однажды зашел в Балтийск эсми-

нец из Кронштадта то ли на ремонт, то

ли боезапас загрузить, то ли продоволь-

ствие перед дальним походом. Начал

швартоваться кормой к пирсу и с ходу

пробил себе задницу (кормовой тра-

нец) этим самым штырем, торчащим как член монаха после годич-

ного сидения в монастыре. Сел довольно таки плотно и, как всегда

бывает на флоте, этого казуса, на корабле не заметили.

Во время большой приборки матрос из механического люда

замечает этот штырь, торчащий внутри корабля, и сообщает об

этом по команде, на что получает ответ: «Если есть штырь с резь-

бой, то должна быть и гайка на него!». Этим ответом не были на-

рушены флотские постулаты: «Если предмет движется – отдай ему

воинскую честь. Если предмет стоит – покрась его!»; «Не трогай

чужую матчасть – и она тебя не тронет!»; «На каждый член всегда

найдется гайка с газовой резьбой!». Моряк, имевший граждан-

скую специальность слесаря, по всем правилам слесарного дела

нарезал резьбу на штырь, поставил шайбу, приличную гайку и все

это законтрил контрагайкой и покрасил вдобавок!

Наступило время выхода в море. Отдали швартовные концы

и начали отход от пирса. Не тут-то было: что-то не пускает, и ото-

рваться от пирса не могут при даче самого малого хода вперед.

Дали малый-та же картина! Дали полный ход и... вылетели на се-

редину бухты! По громкой связи с берега прозвучало: «Эсминец

«Беда»! ...У тебя дыра в жопе!».

Вот что произошло с тем же эсминцем при очередной швар-

товке. Если по инструкции было положено швартоваться «Самым

малым назад!», при этом кормой медленно подходил к пирсу и

стоял, как вкопанный. Но, так швартоваться для уважающего себя

командира считалось военно-морской серостью. Производил

швартовку командир эсминца следующим порядком: подава-

лась команда «Полный назад!», затем, слегка не доходя до пирса,

«Полный вперед!» для погашения скорости и «Стоп машина!». Ко-

рабль останавливался, весь в пене под гневными взглядами встре-

чающего командования и восхищенными взглядами встречающих

113

штатских. При этом на корме обязательно стоял целый мичман,

который отсчитывал расстояние до берега и докладывал его на

мостик по мегафону.

Однажды, все тот же наш эсминец, начал уменьшать скорость

швартовки слишком поздно. В воздухе начал звучать монолог

боцмана на корме эсминца: «Семьдесят метров!.. Сорок метров!..

Двадцать метров!.. Десять метров!.. Пиzдец! Море кончилось!».

ПОЛЕТЫ НАЯВУ

На одном из офицерских «слушаний граммофона и пития са-

могона» задали командиру подводной лодки вопрос: «Может ли

человек летать?». Он отвечает: «Может, но только один раз». За-

тем рассказал эту историю: «Все комиссии, которые приезжали в

наш военный городок, однозначно

водили на экскурсию, на атомную

подводную лодку. И самое серд-

це атомохода – реакторный отсек

оставляли на десерт – после 3–4

часового лазания по всем отсекам.

И вот, наконец, они в реакторном

отсеке – относительно просторно,

можно собраться уже и кучкой,

присесть на удобно расположенный в центре толи столик, толи

пуфик, неважно что. А командир по–прежнему что-то рассказыва-