Не смейся, ведь я люблю

любовных утех со своим парнем.

– Что? – вскидывается Валерия. – Как это я себе представлю?

– Ты что, не занимаешься любовью со своим парнем?

– Да это… это… Это не твое дело! – в ярости кричит она, ее пухлые щечки пылают от праведного

гнева. – Дурак, идиот!

– Подумай об этом. Ты… он… оба голые… после…

– Нет! Я не стану думать ни о чем таком! И не говори мне больше об этом! Извращенец!

Пока Валерия беснуется и выходит из себя, надрываясь в крике, Маркос использует этот момент, чтобы сделать четыре или пять фотографий. Успешно сделав фото, он улыбается, подходит к

девушке и дружески хлопает ее по спине.

– Ну что, тебе уже лучше?

– Да…

– Тебе нужно было немного расслабиться, а крик всегда отлично выходит. Мне очень жаль, что

пришлось завести тебя подобным образом, но это обычные трюки всех фотографов.

– Но…

– Идем к Розовой аллее. Там потрясающий свет.

Вал не понимает, то ли этот парень чокнутый, то ли он гений. Ясно одно – она чувствует себя

более раскованно, как будто все напряжение, вызванное объективом фотокамеры, выплеснулось из

нее.

На Розовой аллее Маркос делает несколько дюжин снимков, и постепенно девушка начинает

чувствовать себя более комфортно, неловкость понемногу отступает. Маркос делает множество

фотографий Валерии в разных позах. Она даже позволяет себе роскошь продемонстрировать

чувственность, когда парень просит ее об этом. Вал не теряет полностью свою застенчивость, но

переживает ее по-другому, справляясь с ней с каждым щелчком фотографа. Скорее всего, ей

удавалось это, потому что Маркос своими словами придал ей уверенность. Это и вправду очень

сильно забавляет девушку.

98

Маркос и Валерия проходят почти по всему парку Ретиро. Парень сделал фотографии у Дворца

Веласкеса, на Мраморной площади и на причале пруда. Валерия даже поднялась на одну из статуй на

Аргентинской площади. Они провели уже почти два изнурительных часа под жарким солнцем,

палящим в безоблачно-чистом мадридском небе.

– Я больше не могу, – заявляет Вал, наклоняясь и опираясь руками на колени, чтобы глотнуть

воздуха. – Я будто марафон пробежала.

– Ты так считаешь, потому что я пришел в такой одежде? – спрашивает Маркос, касаясь козырька

бейсболки. – Пойдем куда-нибудь, что-нибудь выпьем. Я приглашаю.

– Не нужно…

– Ты оказала мне любезность, пришла сюда и позировала мне, а я плачу прохладительным и…

едой. – Маркос достает из сумки, висящей у него на плече, два здоровенных бутерброда, завернутых

в фольгу.

– Поверить не могу.

– Какой предпочитаешь? С ветчиной и сыром или с сыром и ветчиной?

Девушка улыбается и берет один из бутербродов. Она проголодалась, но особенно сильно ей

хочется пить. В автомате они берут пару банок апельсиновой фанты и садятся под деревом на газон.

Жуя первый кусок бутерброда, Валерия думает о том, как здесь хорошо. Ветерок мягко и нежно

касается ее лица, слышится пение птиц, солнечные лучи ласково греют кожу. И такой вкуснющий

бутерброд! Фотографу удалось сделать этот день крайне необычным.

– У тебя нет девушки? – спрашивает парня Валерия. Она хочет немного изменить направление их

бесед, в которых они говорят только о ней.

– Нет.

– Как так?

– Наверно, так судьбе было угодно.

Опять он о своем. Кажется, для Маркоса не существует в мире других вещей. Он все оправдывает

кармой или судьбой.

– Ты не веришь в человеческие желания? Когда кто-то делает что-то потому, что хочет сделать, а

не потому, что у него есть на это причина?

– Безусловно, я верю в людей. Каждую ночь я слушаю многих из них, когда они рассказывают мне

о своих проблемах, страхах, радостях… Но невозможно объяснить все, что с ними происходит, если

это уже не написано где-то.

– Я тебя не понимаю.

– Все очень просто. Каждый миг человек идет по разным дорогам. Вот ты и я, например. Сейчас

мы вместе, находимся здесь, сидим, едим бутерброд и говорим об этом по миллионам причин, которые до этой секунды суммировались друг с другом. Ты думаешь, мы здесь по собственной воле, и мы сами так решили?

– А почему бы нет?

– Потому что это где-то написано. Что-то или кто-то подталкивал нас к этому, – убежденно

говорит Маркос. – В книге наших судеб было написано, что мы встретимся в четверг вечером. Твой

попугайчик улетел, ты выбежала искать его, я проходил мимо, Вики прилетел и сел на мое плечо, ты

встретила меня, я дал тебе визитку… А потом пришло все остальное.

– Это жизненные случайности.

– Ты называешь это случайностью, а я – судьбой. В любом случае, как ни назови, нам суждено

было встретиться.

Валерия делает глоток из банки апельсиновой фанты. Для нее по-прежнему все не так ясно, как

для него.

– Выходит, по этой твоей теории, абсолютно все равно, что мы делаем, потому что уже написано

все, что с нами случится. Вероятно, есть объяснения и тому, к примеру, почему мы встретились, или

что произойдет с нами потом, так?

– Именно так.

– Это безумие, – замечает Валерия, прежде чем снова откусить кусочек от бутерброда.

– Это может представляться безумием, но я в это верю. Судьба капризна, и незачем искать

объяснений того, что с нами происходит, потому что их нет. Нет объяснений свершившимся фактам.

– За исключением объяснения того, что вещи происходят, потому что они уже написаны, так?

– Все верно, так.

– Очень странно… Я смотрю на все это по-другому. С тобой произошло что-то, что заставляет

тебя так думать?

Маркос стряхивает хлебные крошки с толстовки и штанов. Он отвечает Валерии, не глядя на нее.

– Как я сказал, жизнь состоит из череды событий, которые ведут тебя от одного к другому. Жизнь