Не смотри в глазок

– Простите, известно ли, когда дадут воду? – спросила мама.

– А когда соизволят! – сказала мадам. – Прекрасную застройщик нам насадил управляющую компанию. Мы ж тут все кто? Мы жильцы, мы никто! Надо заявление писать на них. За наши же деньги – такое отношение. Баки мусорные нюхаем недельной свежести. Вентиляция еле дышит, ни фига не тянет. Кондиционеры ставить нельзя, а мы от жары подыхаем. А теперь ещё без воды. Уморить нас хотят. Одного, вон, уже угробили! Допрыгались! Мало им судебных исков!

– Кого угробили? – не понял я.

– Никого, – ответила за женщину мама, – не встревай. – И снова спросила желеобразную мадам: – Так что вы знаете про воду?

– Да ничего не знаю, как и вы. Вы тоже из четвёртой секции? Что-то я вас не видела.

– Мы только заехали.

– Случайно не в четыреста вторую? – прищурилась женщина.

– Да. А что?

– Да так, ничего. Я думала, вы из местных, а вы снимаете… Забудьте. – Женщина растерянно стрельнула в маму глазами и замолчала, демонстративно глядя в сторону.

Наконец, за нашими спинами раздался бодрый женский голос:

– Так, товарищи! Я знаю, почему вы тут стоите, но воду уже дали! Просто перекрыли ненадолго стояк. Давайте без паники! – Ясно-понятно, это была управляющая.

– Слава тебе господи, – едко сказала ей мадам и ушла вместе с дочкой, оглянувшись на нас с мамой по дороге.

В квартире я наконец принял прохладный душ. Мама попрыскала на свою розовую блузку водой из пульверизатора и стала её гладить, отчего сделалось ещё жарче.

– Потерпи, – сказала она. – Я на работу завтра что, в неглаженом пойду?

– Я вообще молчал.

Завтра мама заступает на должность «медсестра кабинета функциональной диагностики» в клинической больнице № 15. Будет снимать кардиограммы у тех, кого привозят на скорой. Только вот смены поначалу будут ночные и график плавающий. На мой вопрос, почему она не взяла дневные, мама сказала: «А ты найди-ка работу после того, как пять лет была домохозяйкой! Скажи спасибо, что хоть рядом». В общем, сейчас мало тем, которые я могу поднимать с ней, не волнуясь о её реакции.

– Есть будешь? – Мама повернула ко мне раскрасневшееся от жары и пара лицо.

Я не стал признаваться, что папа меня покормил, сказал просто:

– Жарко. Не хочу.

Я выудил из морозилки мороженое, пошёл в комнату и стал прикладывать его ко лбу и щекам. Потом съел. Ненадолго полегчало.

В итоге я пролежал на кровати до самого вечера в каком-то полузабытьи, тупя в телефоне, а вечером переоделся в пижамные шорты, чтобы вернуться в постель уже по-настоящему.

***

Я думал, что отключусь очень быстро, но жара оказалась сильнее усталости. Я прел, я не мог заснуть и слушал непривычные звуки. Чаще, чем над нашей «трёшкой», летали самолёты. Громче шумела вентиляция в ванной. Это было неправильно, это было тревожно. Но только я начал проваливаться в сон, как прямо над ухом раздалось:

Я готов молодым, молодым, молодым,Молодым, молодым умирать…За тебя молодым, молодым, молодым,Молодым, молодым умирать…

Я схватил телефон. Не закрыл какую-то вкладку, и вот, пожалуйста, мобильник что-то решил про себя и заиграл в два часа какой-то противный рэп. Который я его искать не просил. Который он выбрал сам. Сон улетучился.

Я, стараясь ступать тихо, пошёл на кухню за стаканом воды. Открыв дверь в прихожую, я удивился. Здесь было значительно прохладнее, чем в моей комнате. Возможно, вентиляция, которую ругала дородная мадам, работает не так плохо: откуда-то же веет холодком! Я сунулся в ванную – не отсюда. Тут просто сауна. Но раз прохлада есть, нужно ею воспользоваться. Выпив полстакана воды, я сел на банкетку, поверхность которой теперь приятно холодила, и привалился к стене. Ммм… Буду сидеть в прихожей и ни о чём не думать. Я поставил стакан на пол, посмотрел на своё отражение в зеркале на входной двери. Уши всё так же оттопырены, ноги, торчащие из шорт, по-прежнему незагорелые и тонкие. Мама говорит, что я «интересный», но я знаю, что не красавчик, и волосы на себе из-за этого не рву. Да и рвать нечего. Меня стригут почти под ноль, чтобы «опрятно».

Всё в этой квартире с дешёвым ремонтом хуже, чем в нашей предыдущей. Единственное, что тут точно круче, – входная дверь. Та, что в нашей «трёшке», стоит ещё с восьмидесятых, а на этой замков три штуки, две цепочки, и всё сияет.

Я посмотрел в глазок, чтобы узнать, как выглядит сквозь него подъезд и сильно ли искажает его линза, – и столкнулся с кем-то взглядом. За дверью, буквально в пятнадцати сантиметрах от меня, кто-то стоял. И тоже смотрел в глазок. Не в мою сторону, а прямо в глазок. На меня.

Отскочив, я ударился головой о стену. Я потёр башку и сразу же наступил на что-то мокрое. Это упал на пол стакан. Я поднял его. Нормальная такая встрясочка!

Я был уверен, когда снова подошёл к двери, что незнакомца за ней уже не будет. Он наверняка услышал звяканье стекла и удар о стену. Сейчас я увижу в глазок, как он суетливо удаляется от квартиры, сконфуженный не меньше меня. Но человек по-прежнему был там. И он снова безошибочно поймал мой взгляд, хотя на этот раз я не издал ни звука, ничем не выдал себя. На меня в упор смотрели чьи-то глаза.

Я бесшумно перекатился с носка на пятку, принял позу поустойчивее, постарался дышать потише. Но сердце стучало так, что я на полном серьёзе подозревал, что незнакомец слышит. Глупейшая ситуация. Мы молча, оба замерев, таращимся друг на друга в два часа ночи. Я совершенно точно знаю, что человек меня видит. Хотя так же прекрасно знаю, что разглядеть хоть что-то в квартире через глазок с той стороны невозможно.

Так мы играли в гляделки, может, минуту, а может, и все пять, когда я ощутил, наконец, это – нет, не сквозняк, – а нечто гораздо большее. Моя спина ещё в тепле, а лицо мёрзнет так, что хочется растереть нос и щёки. И холодом этим сифонит из-за двери. Что это?

Я на ощупь схватил с вешалки мамину кофту, натянул на себя, не отрываясь от глазка. Закутался и обнял себя руками.

Человек вдруг отступил назад и обнял себя руками тоже! Только я готов поклясться, что он сделал так не от холода. Он… издевался надо мной. Это была… пародия, это было ёрничество. «А кто это у нас тут стоит в маминой кофточке и дрожит?» – читалось в его пантомиме.

На нём объёмная куртка. Капюшон почти полностью скрывает лицо, но похоже, что это пацан какой-то! Ему всяко не больше четырнадцати. Как я сразу не понял! Шутник фигов.