(Не) Сокровище капитана

— Я уже получил от девчонки все, что хотел. А уж платить выкуп после того, как и ты с ней поиграл…

Смешок — грубый, развязный, точно он говорил о публичной девке.

Я вцепилась в платье на груди — воздух не шел в легкие, как будто тело отказалось дышать. Перед глазами потемнело, свободной рукой я оперлась об оконный проем, не чуя собственного тела.

— Если охота подбирать за мной объедки, можешь оставить девку себе. Я и медяка за нее не дам. Что до мужского разговора — он состоится. Только на моих условиях. Это я приду за твоей головой, Блад. Ты не забыл, что за нее обещают золота по весу?

Если бы я не опиралась на окно, упала бы, так ослабели колени.

Девка. Попорченный товар. Объедки.

Я завороженно уставилась на море прямо подо мной. Одно движение — и разум перестанут жечь слова человека, которого я любила. Перестанет саднить горло от непролитых слез.

Одно движение. Я замерла ледяной статуей, пальцы, вцепившиеся в дерево рамы, онемели.

Ветер хлестал по лицу, море шумело внизу, и этот шум заглушал все на свете звуки.

Из-за этого человека я уже погубила свою жизнь. Губить ради него еще и душу?!

Но и отойти от окна я не смогла. Тело словно стало чужим, перестало слушаться и, если бы не дурнота, поднявшаяся от желудка, я решила бы, что уже в самом деле умерла, только душа еще не освободилась от ненужной оболочки.

«Поиграл». Несколько месяцев он преследовал меня, добиваясь взаимности. Подкупал слуг, пробираясь в наш сад, а однажды даже забрался в мою спальню. Играл. Всего лишь играл. Ему нужна была не я — нужна была победа.

Волны манили, притягивали.

Жесткая рука отшвырнула меня от окна, я пошатнулась и упала бы, не впечатай те же руки меня в стену так, что клацнули зубы. Я, наконец, смогла вздохнуть.

— Любовь зла, а козлы этим пользуются, — хлестнул по ушам злой голос. — Думаешь, он хоть слезинку проронит, узнав о твоей смерти?

Темный силуэт, заслонивший свет, обрел четкость, превратившись в Генри.

— Думаю, что нет, — прошептала я, голос по-прежнему не слушался.

— Тогда зачем?

— Отпусти меня. Я просто смотрела в окно.

— Смотрела, да. С такой осанкой идут на эшафот.

— Я просто смотрела в окно. Отпусти меня.

Он выругался — так грубо и грязно, что я снова на миг оторопела. Рванулась из его рук.

— Да как ты смеешь!

— Пришла в себя, — выдохнул он, выпуская меня.

Я начала сползать спиной по стене. Генри снова подхватил меня под руку, довел до кровати, помогая сесть. Присел напротив, сжав мои ладони. Заглянул в лицо.

— Прости. Я не знал, что ты уже вернулась, иначе закрыл бы окно.

— Тебе не за что извиняться.— Голос наконец-то начал слушаться, только звучал тускло, словно у ожившей куклы.

«Объедки». Я ведь ему верила. Верила, что меня в самом деле любят.

— Я постарался бы выбрать слова…

— Нет. Я бы решила, что ты обманываешь, чтобы... — Интересно, ухаживания Генри — настоящие? Или он тоже просто привык получать все, что захочет, не сразу, так после долгой осады? — Но вестник невозможно подделать. Так что… Наверное, все к лучшему. Рубить голову лучше одним ударом. Я больше не смогу тешиться ложной надеждой, как бы ни хотелось обмануться.

Впрочем, какая разница, насколько искренен Генри? Как будто, если прыгнуть в объятья другого мужчины, не забыв первого, станет легче. Я и без того чувствую себя грязной.

Он молчал, по-прежнему внимательно на меня глядя. Ветер влетел в окно, шарахнув рамой. Я попыталась подняться.

— Я закрою, пока не выбило стекла.

— Я сам. — Генри встал.

— Не беспокойся. Я пришла в себя. Просто… — Я сглотнула, горло по-прежнему саднило.

— Просто подумала, что там не будет больно? — Генри защелкнул щеколду.

— Откуда ты знаешь?

— Когда меня допрашивали, дознаватель почти дословно цитировал мое письмо к человеку, которого я считал своим другом.

Та история произошла до того, как я начала выходить в свет, и до меня долетали только отзвуки слухов, но и их хватало. Потом ее величество запретила упоминать имя изменника, но это лишь прибавило остроты сплетням.

— Так ты все-таки готовил покушение?

Он покачал головой.

— Нет. Это было всего лишь неосторожное письмо. Я был недоволен политикой королевы, но не умышлял против нее. Однако неосторожных слов хватило.

Я потерла лицо руками, словно просыпаясь. В горле по-прежнему стоял ком, и не получалось вздохнуть полной грудью, но тело снова было моим, и мир обрел очертания.

— Другом, которому предназначалось письмо, был Дж… граф Брийский? Поэтому ты так уверен, что это он тебя оговорил?

— Да.

Какое-то время мы молчали.

— Генри, ты можешь отозвать вестника?

— Нет.

— Тогда послать родителям второго? Прошло совсем немного времени. Если отправить его сейчас, едва ли они успеют что-то предпринять после того, как получат первого.

— Что ты хочешь им сказать?

— Я не хочу возвращаться в Наровль. И в монастырь не хочу.

Если та девушка с корабля, что Генри утопил, смогла стать военным хирургом, пусть даже и изображая парня, может, и у меня получится? Если для этого придется скрывать свой пол — пусть так. От моей красоты одни беды.

Генри выпрямился, глядя на меня сверху вниз.

— Нет.

Горло снова сжало.

— Я и… — я осеклась.

Нет. «Я и тебе не нужна?» — так могла бы спросить игрушка. Но я — не игрушка. Может быть, я не нужна никому, но у меня по-прежнему есть я. Мой разум, мои чувства, моя бессмертная душа, в конце-то концов. Значит, я буду жить и найду себе новое место в этой жизни. Даже если прямо сейчас мне не хочется ничего, кроме как перестать чувствовать. Пусть пока и не понимаю, как жить и что делать.

Я заставила себя выпрямить спину.

— Предложение оставаться на корабле, сколько захочу, потеряло силу?

Если Генри не захочет мне помочь — справлюсь сама. Вот только заработаю на выкуп и еще немного — на то, чтобы обустроиться на Дваргоне.

— Мое предложение в силе. Но сейчас ты не в том состоянии, чтобы что-то решать. Успокойся и подумай денек-другой, что ты хочешь на самом деле. Едва ли твои родители помчатся действовать немедля, да и деньги всегда можно вернуть.

— Наверное, ты прав. — Я снова потерла лицо, пытаясь собраться с мыслями. — Спасибо. За все спасибо. Не возись со мной, наверняка у тебя есть дела.