Не созревшая рябина

Даня был оглушен навязчивым гулом голосов, заглушающих бурчание его голодного живота. Под потолком он заметил отблески пламени, но свечек видно не было. Он даже не осознавал, в какой части храма они находятся. Кто-то толкнул его сзади, сбоку шикнула старушка. Люди затихли, стоило двери открыться.

Сквозь волосы и платки Мухин мог видеть, как над толпой возвышается человек. Возможно, дальше была ступень или какая-то приподнятая часть церкви, но Даня отчетливо видел только верхнюю часть священника. Он мог и не быть им, но парень не уверен, существуют ли в церкви еще какие-то работники, носящие крест на шее и одетые в черную мантию как студенты-волшебники магической академии.

Даня засмеялся, прикрыв рукой рот, и получил тычок в бок от Чижова.

– Слушай, – прошептал ему Ваня, но Дане подумалось, что его самого не особо интересует речь священника. Поприветствовав прихожан, мужчина что-то принялся говорить чересчур мелодичным, женским, голосом, растворяющимся среди людей, отчего Мухин никак не мог осознать смысл, долетающих до него слов, отвлекаясь на мысли о том, что такой голос он слышал только в программах о педофилах.

– Братья и сестры, мы живем в эпоху перемен. По всему миру распространяется страшная инфекция, глобальная напасть, каких еще не знала наша история. Долго, слишком долго приходилось Отцу нашему мириться со злом, и больше так продолжаться не могло. Милосердный, Он прощал все грехи человеческие, и дети Его забыли о тех ужасах, что таит мрак зла, который сами же и породили. Мир проходил через множество испытаний, среди которых были и эпидемии. Чума, холера, оспа или тиф, человечество ждало бесчисленное число испытаний на его пути, но еще никогда не случалось, чтобы людей постигло столь страшное наказание Господне. Ни одно испытание Божье не может быть направлено на истребление детей Его, они несут перемены!

В нездоровом воодушевлении, батюшка простер руки к прихожанам, Дане казалось, будто тот указывает прямо на него. Невольно сделав шаг за спину Чижа, он окончательно потерял из обзора маленькую фигуру священника. Не видя человека, он не мог скрыться от звучавшего всюду голоса.

– Перемены! Только вам суждено решить, последуете ли вы путем Содома и Гоморры, погрязших в разврате и отвернувшихся от Него, или же покаетесь в прегрешениях своих и переродитесь. Болезни посылаются людям в наказание или исправление, и теперь инфекция распространилась повсеместно – сегодня нет таких мест, где бы ни слышали о новой напасти. Нигде нельзя укрыться от болезни, затронувшей самое сокровенное, что есть у человека – его посмертие.

Мужчина замолчал, переводя дыхание. От его глубоких и прерывистых вздохов у Дани по коже бежали мурашки. Ни единого шепотка не раздавалось в тесной комнате. Отдохнув, батюшка продолжил с новым энтузиазмом.

– Издревле язычники верили в упырей, нечистивых мертвецов, встающих под покровом ночи. Мы же учим о чуде Господне, о воскрешении Лазаря и возвращении его в семью. Кто-то может возразить, «разве это не доказывает правоту старых взглядов», отвечаю – нет. Отнюдь, лишь свидетельствует о том, как глубоко погрязло человечество в грехопадении, что лишь настолько жестокая кара может потревожить затвердевшую в бесчувствии душу.

Выглянув из-за спины Чижа на священника, Даня пораженно всмотрелся в его лицо. Мужчина имел вид типичного психического больного из тех, что показывают по телевизору в документальных программах. Подрагивая от переизбытка чувств, он яростно выплевывал слова, переходя порой на пронзительный крик.

– Происходящее лишь ваша вина, грешные создания, пристрастившиеся к разврату и отвернувшие лица свои от церкви. У человека нет права разрушать творения Божьи, уничтожать окружающий мир, обрекая все сущее на бедствия и несчастия. Пока не стало слишком поздно, мы все еще можем обратить взор свой к лику Его. Мир жалуется на отсутствие помощи и надежды, но отказывается обращаться к свету Господне, единственному, способному провести детей своих сквозь путь смерти и страха к последнему безмолвному пристанищу. Молитесь! Ибо в молитве вы можете раскрыть свою душу и покаяться во грехе. Вставайте на колени и молитесь, и Господь наш сжалится над своими грешными созданиями, ибо Он милосерден.

Стоило последним словам отзвучать, как вокруг Дани послышались хлопки. Его видимость заметно прояснялась, когда окружающие падали на колени. С этими звуками Даня сбросил с себя нахлынувшее от речи отупение.

Большинство остались стоять, но некоторые из людей действительно опустились на пол. Священник же оказался там не сразу, Дане показалось, что тот и вовсе ждал, когда все преклонятся перед ним. С его неприлично круглой фигурой, ему было невозможно встать на колени без посторонней помощи. Рядом с батюшкой тут же, по окончании речи, оказалась бойкая на вид женщина предпенсионного возраста, помогая согнуть колени. Мужчина слезно ее поблагодарил и принялся неистово молиться, с трудом сгибая спину.

В нос бил запах тающего воска и людского пота, молитвенный шепот сливался в единую какофонию шума. Не сдержавшись, Даня громко засмеялся. Люди в гневе или в любопытстве оборачивались на него, пока Чиж тащил наружу. Даня только успокоился, когда почувствовал тяжесть на второй руке.

Уже на улице он смог нормально разглядеть повисшую на нем старушку. Даня ожидал каких-то нравоучений, но та лишь снисходительно улыбалась. Чиж, увидев ее, приветливо кивнул.

– Старая я, чтобы на коленки падать. Не подымите потом, – покачала она головой.

Чиж кивнул головой, соглашаясь с ней. Даня ощущал себя внуком, ведущим с братом бабушку на прогулку. Сдерживая смех, он лишь крепче вцепился Чижу в рукав, но тот не отреагировал.

– Как вам? Интересно было? – допытывалась старушка, поправляя на голове синий платок.

– Такая чушь. Не думаю, что он понимает, о чем говорит, – пробормотал Ваня и повернулся к рассмеявшейся старушке. – Часто сюда приходите?

– Как уж здоровье позволяет. Живу-то я одна, и никто мне не указ. А вы, эх. Не верят теперь дети в Бога. И сюда развлечься ведь пришли. Не помолиться.

Старушка продолжала жаловаться, пока Чиж участливо вторил ей. Череда внезапных ругательств привлекла внимание Дани. Несколько человек столпились за воротами церкви вокруг мужчины далекого пенсионного возраста. Мужчина был пьян, он широко махал руками, делая вид, будто прицеливается.

– И тогда я их всех перестрелял! Воруги чертовы! Двоих одним выстрелом уделал! Будут знать, как у нас, честных людей воровать…

Даня почувствовал, как Чиж больно сжал его руку, но его лицо оставалось задумчивым. Старушка тяжело вздохнула.

– Любит же Бог таких людей.

– Почему? – вырвалось у Дани. Ему было не интересно слушать ответ, и он даже немного беспокоился, как бы из-за его вырвавшегося вопроса их завтрак не отложился еще на время.

– Если бы не любил, они бы по землице родной уже не ходили, особенно с тем, что сейчас творится, – охотно продолжила старушка.

– Да «с тем, что сейчас творится», кажется, что мы все Богу-то больше не нравимся, – Даня скорчил гримасу, бросив взгляд на притихшего Чижа.

– Бог… он милостив, он нас любит, – продолжала спорить старуха. – Милостив, но терпенье-то не безграничное. Терпенья у него много, конечно, но грехов-то у нас еще больше. Ай, если б Он нас не любил, мы бы все в один миг померли, как динозавры в древности. Динозавры вот померли, а мы, животные остались. Мы ведь с вами все животные. От обезьян произошли. Теперь и наше время пришло, как и динозавров-то тех.

– Так и животные же тоже гибнут, – неуверенно вставил Даня, подавая глазами Чижу знаки, чтобы тот помог ему избавиться от старухи и ее россказней, но парень слушал бабушку с каким-то рассеянным вниманием и ничего не замечал.

– Так мы все и есть животные, – старушка открыто раздражалась глупыми вопросами мальчика, не скрывая своего презрения. – Вот все мы помрем, а тараканы останутся. Жуки могут остаться, а могут и сдохнуть, а вот тараканы точно останутся, как пить дать, останутся. А после нас хоть потоп. Нас всех Бог к себе забирает. Будем потом смотреть как по земле нашей вот эти вот страсти ходют, как в жутиках ваших показывают.