Не спится…

Все я понимал. Сам не отрывался от экрана, когда наши новости шли. Но бес, проснувшийся во мне, подсказывал другие варианты причин: не с интересом вы смотрите, не с болью из-за того, что в России происходит, думал я, а смакуете ее проблемы, лишь бы убедить себя в безошибочности своего решения. Надо сказать, авторы российских телепрограмм в этом им немало способствовали. Столько грязи, столько негатива про жизнь здесь предлагали своему зрителю, что казалось, в России ничего иного нет, кроме криминальных происшествий, бандитских разборок, фактов головотяпства, бестолковщины и вечных провалов во всем, за что ни возьмись.

Дожив до седин, мы оказались в одночасье без дома. Мы снимали там квартиру. Аж из пяти комнат. За 600 долларов в месяц. Только жило нас в ней девять человек. Фактически три семьи. Тесть с тещей, моя семья из четырех человек, сестра жены с мужем и сыном. Хоть и родные, близкие, но как в коммуналке. Три разных семейных уклада. У всех свои привычки, свои потребности, интересы, характеры… Гремучая смесь, одним словом.

А каждой семье жить своим домом невозможно. Пособие по старости, что получали тесть и теща, уходило на оплату только лишь хозяину квартиры. За воду, газ, электричество надо было отдельно платить, и немало. И попробуй протяни с оплатой всех счетов, вмиг останешься без этих благ цивилизации: отключат без долгих разговоров и увещеваний. Может быть, это и хорошо – дисциплинирует. Но в том лишь случае, если ты работаешь и если зарплата позволяет. А при одном лишь пособии по безработице или при той минимальной зарплате, которую чуть ли не всю оставшуюся жизнь имеют многие из приехавших, выдерживать все эти платежи непросто. Ведь надо же еще и есть, пить, одеваться. Можно, конечно, на все это выкроить. И выкраивали. Но опять-таки на самое дешевое, самое доступное. И вот ради этого нищебродства надо было переиначивать свою жизнь?

Реальность эта бесила и мучила. Более всего вечерами. Идешь по улице, заглядываешь ненароком в открытые окна и, если видишь лампочку без абажура, сразу понимаешь: живет в квартире той такой же бедолага, как и ты. Убеждаешься в том, что ты прав, потому еще, что слышишь, как по телевизору или Пугачева поет, или Винокур дурачится.

Голая лампочка – признак прочной и долгой бездомности. Казалось бы, чего проще купить какую-нибудь простенькую люстру. Правда, и на эту мелочь деньги тоже надо выкроить. Но дело не в деньгах. Не нужна тебе эта люстра. Дом-то не твой. Завтра хозяин предложит съезжать с квартиры. Не завтра, так когда истечет срок договора об аренде. Зачем же угол этот чужой обустраивать? И с мебелью тоже нет смысла затеваться. Мы, знаешь, на чем с женой там спали? На продавленных топчанах, которые с улицы принесли. Кто-то выбросил, а мы принесли. А в изголовье у нас вместо тумбочек спального гарнитура картонные коробки из-под телевизора стояли. Жена прикрыла их цветастой тряпочкой – уютно получилось. В комнате у нас с ней кроме топчана лишь шкаф да стол письменный помещались.

Когда через полгода мне, как вновь прибывшему, перестали платить пособие, я не смог найти ничего, кроме работы уборщика в магазине. И то повезло, потому что магазин тот был недалеко от дома. И вот я, дипломированный инженер с большим стажем конструкторской деятельности, бегаю весь день с ведром и шваброй, выполняя требования всех – от директора магазина до охранника у входа. Полы протри, тележки, оставленные покупателями в зале, собери, в ряд их поставь, покупателям покупки в пакеты уложить помоги, а они эти покупки, кажется, тоннами набирают, да еще и до машины доставь, если пошлют. Я сам не в хоромах рос. С пятнадцати лет на нашем тракторном и маляром, и плотником работал, у станка стоял. Все было. Но ведь в инженеры выбивался. Школу работающей молодежи, институт заочно закончил. А в результате – снова с тряпкой? При этом радоваться должен, что хоть такая работа есть. Давала она мне гарантированный минимальный заработок в размере, равном 750 долларам. Мог ли я жить своим домом, без совместного стариковского пособия в 600 долларов, которое они целиком отдавали хозяину нашей квартиры?

Место свое я потерял ровно через месяц после того, как начал работать. Здоровье подвело. Начались у меня боли в желудке. Отпросился у директора, чтобы к врачу с утра сходить. Отпустил, но с таким выражением лица… Впрочем, его понять можно. Зачем ему такой работник, который мало того что немолод, так еще и нездоров. К врачу, надо сказать, ходить пришлось не один раз. Камень в желчном пузыре обнаружили. Нужна операция. Испугала не столько ее необходимость (здесь убедили, что операция несложная, через два дня уже бегать буду, ведь тут такая медицина, самая лучшая, самая передовая), сколько боязнь, что с работы попросят. И, как назло, примерно через неделю ночью такой приступ случился, что до утра уснуть не мог. Не отпускала боль. Вымотала. А к 7:00 на работу идти надо. Позвонил напарнику (тоже инженер с Украины), объяснил ему все. Говорю: «Предупреди, что во вторую смену выйду обязательно, может, успею в себя прийти». Прихожу к часу дня, а директор меня этак пальцем к себе подзывает и говорит что-то. Спокойно говорит, равнодушно даже как-то. Мне наши бывшие, кто уже давно там живет, переводят: он, мол, заявляет, что в услугах моих больше не нуждается.

Словом, на этом работа моя, первая там, и закончилась. Надо было искать другую. Но как устраиваться на нее, если вот-вот операцию должны делать. Время уже назначили, месяца через полтора. Могли бы и раньше сделать, да вот только медицинская страховка у меня была простая. А там есть еще и так называемые «золотые». За них ежемесячно отдавать надо в пять-шесть раз больше, чем за простую. Если на те же доллары перевести, то получается 20–25 «зеленых». Мы-то с первых дней, конечно же, «золотые» себе завели: по первому разряду жить хотелось. А позже поняли – первый разряд не по нашим доходам. От «золотой» страховки вынуждены были отказаться.

Слушая своего собеседника, вспоминая прочитанное в его записках, я не раз замечал, как часто упоминает он о раздражительности, постоянно возникающей между близкими людьми. И если, по его словам, с первых дней пребывания там это чувство чаще всего испытывал он, то в рассказе о потере работы из-за болезни нередко сетовал уже и на жену, которая, судя по всему, тоже оказалась растерянной перед возникшими обстоятельствами.

– Доктор так и сказал нам тогда с ней, была бы у нас «золотая» медицинская страховка, он бы сделал операцию в течение ближайших дней. Ну а коли простая – ждите, говорит. Стали ждать, что делать, – продолжает рассказывать мой товарищ. – Жена одна стала работать и еще на стороне должна была теперь подрабатывать. То в конторе какой-нибудь или в чужом доме полы моет, то старика какого-нибудь, больного и немощного, по улицам выгуливает за часовую оплату. Но все это крохи. А я жду операции. Дома сижу. Даже подкалымить не на чем: нет работы, а та, что есть, тяжелая, не по моим болячкам. Жене в глаза стыдно смотреть. Вижу ведь, как она колотится. Вижу и то, как она, уставшая, замотанная, уже почти не сдерживает свое раздражение при виде меня, растерянного, унылого. И куда подевались ее обаяние, доброжелательность, сердечность – все то, что делало жизнь нашей семьи и радостной, и уютной. Да и гордыни тоже поубавилось.

А когда пришло время ложиться в больницу, медработники страны вдруг забастовали. Повышения зарплаты стали требовать. От приемов, от плановых операций отказываются. Месяц, другой, третий бастуют. Тем-то, у кого страховка «золотая», ни в чем не отказывают. А таким, как я, одно твердят – ждите.

Словом, сделали мне операцию ровно через год после того первого приступа. Я даже за это время уже сумел все-таки другую работу найти, близкую моей основной профессии, но опять-таки за ту же минимальную зарплату, и каждый день боялся, как бы приступы не стали повторятся, и все думал, как же хозяину об операции сказать. Ведь и этот тоже начнет морщиться…

– Но скажи, пожалуйста, – вклиниваюсь я с вопросом, который меня давно уже интересует, – почему же не возвращаются, если так трудно? И в бытовом плане, и в психологическом…

– Возвращаются. Я же вот сижу перед тобой. Другое дело, что не так массово, как уезжают. Дело ведь еще и в том, что соотечественники наши приехали туда не только из России, но и из союзных республик бывшего СССР. А белорусские, украинские законы не допускают двойного гражданства. Государства Средней Азии тоже не допускают. И тот, кто уехал оттуда, чтобы просто жизнь сохранить во вспыхнувших межнациональных конфликтах или из-за их угрозы, по-настоящему несчастные люди. Им возвращаться некуда. И только Россия, к счастью, позволяет возвращаться без особых проблем, потому что допускает двойное гражданство. По-человечески это, гуманно. Если бы не было такой возможности, я бы точно оставшуюся жизнь считал бы никчемной. Надо сказать, что того уныния, злости, тоски, растерянности, что там были, я сейчас совсем не испытываю. И все теперешние, местные проблемы, думается, сумею разрешить.

А с другой стороны, не так-то и просто вернуться. Многие ведь стремятся туда с надеждой, что смогут прижиться, приспособиться. Психологически готовятся к этому. И когда обнаруживают вдруг, что ничего не получается, все еще продолжают какое-то время верить, что все образуется.

Но есть и более серьезные причины. Здесь-то, в прежнем отечестве, уже все потеряно. Дом, квартира проданы, с работы уволился, место занято. Да и раньше чем через три года оттуда не выпустят: средства, что на тебя государство потратило, надо компенсировать. Не то чтобы с тебя требовать будут все, что выплачивалось в виде пособий в течение полугода. Нет. Видимо, предполагается, что все это ты возвратишь за три года налогами. А за это время человек и привыкнуть может, и смириться с обстоятельствами, но прежде всего просто не решится предпринимать попытки вновь что-то изменить в своей жизни. Тем более если рядом старики, которые и рады бы вернуться, но в силу преклонного возраста страшатся очередных перемен. Смиряются, доживают. А уж коли прельстился ты по наивности на тамошние завлекалки, если нахватал товаров каких-нибудь в кредит или же банковских ссуд, то, считай, дорога куда-либо тебе заказана. В компьютерной банковской сети на тебя вся информация о всех твоих долгах заложена.

Выпустить без особых проблем могут только одного члена семьи. Другой должен или свой заграничный паспорт, или немалую сумму отдать в залог. Да даже если и не прельстился, не нахватал от радости всего, что предлагают, все равно в течение трех лет при выезде из страны должен выполнять эти условия: либо один едешь, либо за второго клади деньги. Их тебе, правда, вернут, когда назад загранпаспорт привезешь. Но разве есть у дворника, уборщика, грузчика лишние деньги для такого заклада? Вот тебе и свобода выбора! Муторно мне становилось от подобной свободы…