Не судите леди по одежде
Шрифт:
– Расскажи, – попросила Джорджиана.
– Мы были арендаторами и жили в коттедже в большом поместье. Отец был крупным и цветущим мужчиной. Он подкидывал меня в воздух, словно я ничего не весил. – Дункан на мгновение замолчал. – Наверное, для него так и было. – Он покачал головой. – Я помню, как они с мамой кружились возле камина. – Дункан посмотрел на Джорджиану. – Но кружились они не в танце.
Она не сводила с него глаз.
– Твои родители были счастливы?
Дункан изо всех сил старался вспомнить их лица, но в памяти остались лишь их улыбки. Смех.
–
Джорджиана кивнула и взяла его за руку.
– Значит, они танцевали.
Он крепко сжал её пальцы.
– Но не так, как ты.
– Абсолютно не так. Наши танцы - представление. Мы делаем это напоказ, Демонстрируем себя во всей красе в надежде снискать благосклонность. – Джорджиана подошла к нему так близко, что, если бы он опустил подбородок, то смог бы коснуться её лба поцелуем. Дункан подавил это желание. – А твои родители танцевали ради удовольствия.
– Если бы я умел танцевать, – прошептал он, когда она подняла на него глаза. – Я бы танцевал с тобой.
– Где?
– Где бы ты ни пожелала.
– Возле камина в твоём доме? – шёпотом спросила она. Дункана раздирали желание и воспоминания.
– В другом месте. В другое время. Если бы мы были другими людьми.
Она грустно улыбнулась и положила левую руку ему на плечо, а правую вложила в его ладонь.
– А может быть прямо здесь? Сейчас? – Жаль, что их руки облачены в перчатки. Дункану хотелось почувствовать прикосновение её нежной кожи, а не только жар сквозь ткань. Пока они медленно двигались в темноте, кружась в медленном ритме под музыку, доносившуюся из бального зала, он сожалел о многих вещах.
После долгого мгновения Дункан прижался губами к её кудрям и проговорил:
– Я видел, как ты танцуешь дюжину раз... И я завидовал всем твоим партнёрам.
– Извини, – произнесла Джорджиана.
– Я стоял на краю бального зала, наблюдая за тобой, как Посейдон за Амфитритой.
Она отстранилась и посмотрела на него, вопросительно склонив голову. Он улыбнулся.
– Я тоже кое-что знаю о Посейдоне.
– Очевидно, больше, чем я.
Дункан сосредоточился на их движениях.
– Амфитрита была морской нимфой, одной из пятидесяти, и в отличие от сирены... была спасительницей морской. – Они повернулись, и на лице Джорджианы отразилось сияние бального зала. – В одну из ночей в конце лета нимфы собирались на острове Наксос и танцевали в волнах у берега. А Посейдон наблюдал.
Её глаза зажглись весельем.
– Представляю себе.
Он ухмыльнулся.
– Разве можно его за это винить?
– Продолжай.
– Посейдон следил лишь за одной морской нимфой.
– За Амфитритой.
– Кто рассказывает: я или ты? – поддразнил Дункан Джорджиану.
– Прошу прощения, сэр.
– Он безумно возжелал её. Вышел из моря нагишом и заявил свои права. Поклялся любить её со страстью прибоя, с рвением волн. Поклялся, что любовь его будет так же бездонна, как сам океан.
Джорджиана больше не смеялась, и он тоже. Внезапно история показалась ей невероятно серьёзной.
– Что было дальше?
– Она убежала от него, – мягко ответил Дункан, целуя Джорджиану
в лоб. – На самый край света.Джорджиана долго молчала.
– Она пришла в ужас от его силы.
– Посейдон хотел поделиться ею с Амфитритой. Он последовал за нимфой, отчаянно в ней нуждаясь, страдая без неё, отказываясь дать себе передышку, пока она не отыщется. Без неё ему ничего не было нужно. Он хотел ей поклоняться, хотел на ней жениться и сделать богиней моря.
Теперь Джорджиана тяжело дышала, как и он, с головой погрузившись в рассказ.
– Когда Посейдон не смог её найти, он потерял всякое желание править морем в одиночестве. Он пренебрегал своими обязанностями. Моря поднялись, и штормы обрушались на острова Эгейского моря, но Посейдона ничего не интересовало.
Когда Амфитрита поняла, что предлагал ей Посейдон, от чего она отказалась, как упорно её искал, она зарыдала. Амфитрита оплакивала любовь, которую он к ней питал, его страсть и желание. То, что потеряла. – Теперь в глазах Джорджианы стояли слёзы, история приобрела новый смысл. – Слёз было так много, что, наконец, она иссякла и превратилась в море.
– Посейдон навсегда её потерял, – тихо проговорила Джорджиана.
Он покачал головой.
– Нет. Она воссоединилась с ним навсегда. Стала его сильным, бурным партнёром. Равной ему во всех отношениях. Без неё нет его.
Музыка в бальном зале смолкла. Дункан отстранился от Джорджианы.
– Ты постоянно от меня убегаешь.
– Нет, – возразила она, но они оба знали, что это ложь. Джорджиана отошла на несколько шагов назад, установив между ними дистанцию и проговорила: – Да. Убегаю.
– Почему?
Она сделала вдох, выдохнула.
– Я убегаю от тебя, – грустно призналась Джорджиана, – потому что если не буду, то побегу к тебе навстречу. А этого не может случиться.
Не зная, что ещё сделать, Дункан поцеловал Джорджиану, вкушая её сладость, наслаждаясь красотой и жизнью, скандалом и грустью. Грусть его остановила. Он отстранился, ожидая, что Джорджиана заговорит.
– Кто для тебя Тремли?
Она удивила его своей прямотой. Конечно, удивляться нечему. Джорджиана никогда не уклонялась от трудного разговора.
– Он приходил ко мне вчера вечером.
Дункан похолодел. В нём взыграла яростно.
– Зачем?
– Он чуть не убил свою жену. Она сбежала в клуб в поисках убежища.
– Господи, – проговорил он, отступая на несколько шагов. – Это из-за меня.
Джорджиана встретилась с ним взглядом, в котором читались гнев и предательство.
– Из-за нас.
– Она...
– Она поправится, – успокоила его Джорджиана. – Поправится и заживёт припеваючи. Мы подыщем ей место, где она сможет не опасаться Тремли.
Внезапно Дункан почувствовал бессилие, какое не испытывал никогда в жизни. Такое бессилие он не чувствовал, даже когда выполнял приказы Тремли.
– Под "мы" ты подразумеваешь себя и Чейза.
– В том числе.
– Я хочу, чтобы он умер, – сказал Уэст, слова вырвались у него от разочарования и вины за то, что он сделал с невинной женой Тремли. И ради чего? – Хочу уничтожить его навсегда.