Не та профессия. Тетрология
Шрифт:
– Пока не понимаю, как привлечь внимание так, чтоб во дворце забыли о тоях, и вспомнили о нас: следующее сколь-нибудь значимое количество взрослых воинов вырастет только лет через пять. – Грустно смотрит в стенку юрты Алтынай. – А просьбы слабого обычно не слышны, какие бы ни были перед этим договоры.
– Я пока тоже не понимаю, что можно сделать, – честно ей признаю сь. – Но это не страшно. На этапе создания Плана, «белые пятна» в нём – это нормально. Это и есть работа того, кто этот План разрабатывает: вначале создать «скелет», а потом доработать эти «узкие места»…
…
– … ну а как узнать о самом готовящемся нападении?
– И сложно, и просто одновременно.
– Да так всегда и было! – горячится Алтынай, в запале хлопая себя по внутренней поверхности бёдер (поскольку сидит по-турецки). – Просто с отъездом отца почему-то прекратилось… Вообще, это сделать просто. Какие ещё нити замысла будут в этом узоре?
– Есть такое понятие… не знаю как сказать на твоём языке, нет нужного слова… В общем, опускаю детали. На базарах и ярмарках, на которых каждый кош регулярно бывает, по нескольку раз в год, можем быстро завести друзей? И регулярно с ними общаться, не взирая ни на что?
– А что это даст?
– Ну, например, полторы тысячи пашто или фарси решили пойти на вас. Они сразу кинуться в твою любимую конную атаку, сестра? Или перед этим что-то купят? И как-то всё же будут готовиться?
– Будут покупать. Будут готовится. – Уверенно фокусирует взгляд на мне Алтынай. – Кундузы, раз (чересседельные сумки ). Быстро на тысячу воинов не сшить, будут не меньше половины покупать готовых. А без них они просто не увезут ничего из набега…
– Ещё что?
– Подковы. Во-первых, перекуют заново и заводных, и верховых лошадей. А это работы кузнецам не на один день. И собственные кузнецы рода, идущего в набег, не справятся быстро; какая-то часть воинов поедет перековываться на базары и ярмарки. Ещё, какой-то запас новых подков они возьмут с собой. Это примерно одна десятая от всего количества лошадиных ног, идущих в набег.
– Ничего себе, у вас тут целая система разведпризнаков, – смеюсь. – Продолжай.
– Кое-что из лечебных трав. Это вообще закупается только оптом, и только перед набегом: стоит дорого. Без набега не нужно. Хранить тяжело, лечебные свойства теряются.
– Вот по этим покупкам ты и можешь заранее определять их подготовку. Но для того, чтобы торговец подковами тебе всё рассказал, ты должна с ним заранее подружиться. И у него ни в голове, ни в сердце не должно быть места никакому иному решению, кроме как срочно отправить посыльного к тебе и к ближайшим твоим людям. Как только первая сотня пуштунов купит у него первые сорок подков.
– Сто двадцать, – как-то механически произносит Алтынай.
– Что «сто двадцать»?
– Сто двадцать подков. У сотни пуштун сто коней верховых. Но будет ещё по паре заводных. Минимум. Если они идут в набег на нас: не телегами же убегать с грузом… – автоматически поясняет она, затем поднимает глаза на меня. – Правильно ли я тебя поняла? Хорошо ли, а в нашем случае необходимо ли, чтобы таких торговцев было много? А знания, поступаемые от них, были сведены, как ты говоришь, в одну систему и стекались в одно место? К одному человеку? Который способен дать точную оценку и сделать правильные выводы?
В ответ молча хлопаю в ладоши три раза.
– Если пушту начинают закупать чересседельные сумки, как я сама думаю, это военные приготовления? Или мирные? – продолжает разговаривать сама с собой Алтынай. – И против кого, против своих же или родни-фарси? Или всё таки против соседей-туркан? Конечно, второе вероятнее… И если торговец, продающий пуштунам чересседельные сумки, тут же отправит гонца к уже своим друзьям-туркан, подготовка
пуштунов не останется тайной. И нападение не будет неожиданным. Кстати, ещё кожаные ремни будут покупать… Дрова для огня, – уверенно продолжает Алтынай, набрасывая список на земле абсолютно без моей помощи. – В правильном для нас случае, каждый из продавцов должен отправить нам сообщение. Тогда мы будем видеть всю сумму их приготовлений.Таким образом, Алтынай разговаривает сама с собой ещё какое-то время, старательно записывая всё сама вслед за собой. А я дублирую это же по-своему, не перебивая её и не вмешиваясь.
Потому что прекрасно понимаю, что «поток сознания» аналитика-разработчика мероприятий в момент, когда его осенило, перебивать ни в коем случае нельзя. Пока тот не иссякнет сам.
Так мы общаемся ещё какое-то время, причём беседа поглощает нас обоих полностью.
А потом полуприкрытый полог юрты вдруг распахивается и в юрту вваливается едва стоящий на ногах Еркен.
Поначалу, глянув, как он шатается, думаю, что что-то случилось, но уже буквально через секунду вижу, что он просто мертвецки пьян.
__________
Дочь хана весь вечер не выходит из юрты, обсуждая с лысым азара что-то важное. И наверняка касающееся всего коша или даже всех туркан: она ни за кумысом не посылала, ни чай не грела, ни вообще каких-то канонов гостеприимства в это раз не соблюдала.
Ханскому стойбищу не нужно объяснять, чем занят хан. Или его ближайшие родственники, если они целый вечер разговаривают, что-то пишут щепками на земляной части пола юрты и перестают ходить за кумысом и чаем. Если они не режут барана, не просят готовой сорпы у соседей и вообще забывают о еде и питье.
Судя по умным и деликатным решениям и поступкам дочери хана за последнее время, она гораздо больше готова заменить своего отца, чем показывала раньше. И, видимо, опять почувствовала что-то, срочно требующее её внимания.
Иначе никак не объяснить их напряжённый разговор, сопровождающийся подсчётами, спорами и письменами, которыми они укрывают землю, стирая и что-то нанося заново.
С азара, который оказался воистину гостем, посланным Всевышним.
То, что он для девочки сделает всё, уже видят все (кроме, похоже, него самого). Хотя и потихоньку над этим посмеиваются: из сетей, раскидываемых девушкой-дулат, ещё никто никогда не уходил… А зверь на то и зверь, чтоб ловчих сетей не замечать вообще…
Неожиданно из своей юрты вываливается пьяный Еркен. Мутным взглядом смотрит по сторонам и, взмахнув зажатой в руке камчой, направляется в ханскую юрту.
Этого никто не ожидает настолько, что перехватить его просто не успевают. От южных юрт к ханской уже бегут вернувшиеся с рыбалки парни, когда из ханской юрты выходит лысый азара, несущий едва трепыхающегося Еркена на плече как бревно. Сам Еркен при этом уже перевит своей же камчой, затянутой сзади на какой-то хитрый узел, не позволяющий шевелить руками.
– Раушан-апай, куда его? – хмуро спрашивает азара, подходя к старухе. – Как сделать, чтоб он к Алтынай в таком состоянии не ломился?
– Извини, уважаемый, – только и говорит Раушан. – Мы не успели… Ребята, сюда!
Через пару секунд Еркен, поддерживаемый с разных сторон, воцаряется на ближайшую кобылу и, ведомый группой ребят, исчезает в направлении реки.
Прохладная вечерняя вода, как ничто другое, способствует удалению паров кумыса из головы.