Не устоять!

Он долго молчал, разрываясь между изумлением от ее прагматичного подхода и раздражением от ее непонятливости.

– Ну-ну, – наконец только и выговорил он.

– Ради Бога, Рейф, – заговорила Фелисити, не скрывая иронии. – Не станете же вы меня убеждать в том, что человеку с вашим складом ума подобные мысли не приходили в голову!

– Разумеется, приходили. Но когда я стараюсь произвести впечатление на даму своими бравыми подвигами, то это не предполагает, что она вот так вот будет швырять правду мне в лицо.

– В таком случае не надо было мне рассказывать правду. – Фелисити посерьезнела и еще раз погладила его по изуродованной щеке. Потом посмотрела в глаза и негромко спросила: Зачем вы рассказали мне все так, как было?

– Потому что вы меня об этом попросили, – негромко, ей в тон, ответил он, чувствуя себя неспособным отказать ей в любой, пусть самой маленькой, просьбе.

Фелисити склонилась к нему, и Рейф в ожидании поцелуя прикрыл глаза. Лис колебалась, губы их были в соблазнительной близости друг от друга. Но девушка все же отстранилась и вернулась к подзабытым документам на столе.

– Итак, прошлым летом у нас было восемь телят, а весной добавились еще два. С другой стороны, в прошлом году мне пришлось продать четыре головы, чтобы оплатить счета.

– Поцелуйте меня, – потребовал Рейф, пытаясь решить для себя, что лучше сделать – рассмеяться ли ее упрямой практичности или затащить упрямицу под стол и сорвать с нее одежду.

Фелисити улыбнулась и посмотрела на него долгим взглядом из-под длинных густых ресниц:

– Скажите-ка мне, сколько у вас голов скота?

– Тогда вы меня поцелуете?

– Да.

– Сорок две головы.

И Рейф незамедлительно обнял ее за талию.

– Верно, но…

Дать обмануть себя он не собирался и поэтому привлек Фелисити к себе и накрыл ртом ее губы. Руки девушки как-то сами собой обняли его за шею, и Рейф испытал неведомую ему доселе дрожь от озарившего его понимания, что она больше не в силах устоять перед ним, как и он перед ней.

Начав ее целовать, Рейф уже не мог остановиться. Потихоньку он начал подталкивать Фелисити, и вскоре они, не прерывая поцелуя, полулежали на составленных в ряд стульях. Он повел губами по ее щеке, добрался до ушной раковины и легонько укусил розовую мочку. Потом медленно и нежно стал целовать шею, наслаждаясь ароматом ее кожи.

В каком-то полузабытьи Фелисити гладила его широкую и сильную спину. Рейф воспользовался этим и незаметно вытащил у нее из прически шпильку, сгорая от желания еще раз полюбоваться распущенными волосами, зарыться лицом в щекочущую и пахнущую лавандой темноту. Жадно целуя девушку, он сумел вытащить вторую шпильку, и волосы темной волной рассыпались по ее спине и плечам.

– Рейф… – едва слышно шепнула Фелисити.

– М-м-м?

Господи, какие сладкие у нее губы! Страсть разгоралась, и Рейф передвинул руку с талии Лис ниже, чтобы еще крепче прижать ее к себе.

Фелисити прерывисто вздохнула:

– Рейф, не забудь… что у тебя… четыре коровы… с телятами, – нетвердым голосом выговорила она.

– Что?! – Все еще одурманенный близостью, Рейф рывком поднял голову и ошалело уставился на Фелисити. – Я пытаюсь подарить тебе любовь, а ты толкуешь про каких-то коров?

– Но это очень важно, – запротестовала она, тем не менее не выпуская из крепко сжатых кулачков ворот его рубашки. Подтянувшись на руках она приблизила лицо и медленно провела кончиком языка по его подбородку.

– О Боже! – пробормотал он, стараясь сохранить остатки самообладания. – Так ты хочешь разделить со мной любовь или предпочитаешь беседу о сельскохозяйственных животных? Она не сводила глаз с его губ, которые были снова так близко, но потом решительно тряхнула головой и посмотрела ему прямо в глаза:

– Ты меня нанял, чтобы со мной целоваться или чтобы я занималась твоей бухгалтерией?

Рейф открыл было рот, чтобы ответить, хотя толком и не знал, что именно. За честный ответ – для того и для другого – он, несомненно, еще раз схлопотал бы по голове. Но что же делать, если это правда?

– Лис, я…

– Ш-ш-ш! – Она прикрыла ему рот ладонью, а другой рукой забросила за спину свои длинные волосы.

В этот момент из коридора донесся торопливый топоток Мэй.

– Рейф? – В проеме двери появилось любопытное личико. – Рейф? Музыканты приехали!

Высокие спинки стульев скрывали Фелисити и Рейфа, и девочка их не увидела, потому что спустя мгновение ее голосок уже донесся из прихожей.

– Рейф, вставай, – прошептала Фелисити. – Тебе нужно идти и принимать гостей на этом твоем дурацком званом вечере!

– Значит, дурацком? – Он сел и привлек ее к себе. Он злился и досадовал, но прекрасно понимал, что, будь она одной из простушек, его бы так к ней не влекло. – Между прочим, я первый раз в жизни принимаю гостей. Так что будь любезна проявить чуть больше уважения.

– Первый раз в жизни? – с легким удивлением переспросила Фелисити. Щеки ее по-прежнему горели. – Впрочем, насколько я понимаю, и последний, ведь ты продаешь усадьбу.

Больнее она не могла бы его уязвить, но Рейф не мог не сочувствовать ей, порой даже излишне близко принимая все к сердцу.

– Это не моя вина, Лис. Если бы я знал… Выражение ее лица смягчилось, и девушка снова прижала кончики пальцев к его губам.

– Понимаю. – Убрав руку, она тронула его губы легким поцелуем. – Я понимаю, Рейф.

Сердце его буквально разрывалось между массой желаний и предположений. Прерывисто вздохнув, он встал. Ну что ж, пошли сносить твою конюшню.

– Твою конюшню, Рейф.

– Хорошо, мою.

Глава 9

Хотя Рейф никогда прежде и не принимал гостей в качестве хозяина званого вечера, радушие было неотъемлемой частью его натуры. Конечно, его преимущество было и в том, что подобного приема в Чешире еще не бывало.

Фелисити переложила большой кусок лимонного пирога на тарелку и протянула ее Биллу Дженкинзу. Стоявшая рядом с ней миссис Крандел накладывала тушеный картофель, а ее дочь Бет нарезала хлеб для сандвичей. Все четыре стола были уставлены разнообразными блюдами в таком изобилии, что Фелисити с трудом верила собственным глазам.

Помочь им пришли многие, но она была готова отнести это скорее на счет обаяния Рейфа и, разумеется, любопытства, чем проявления доброй воли. Найджел если что и делал, то только для самого себя, а его безразличие к усадьбе и арендаторам было темой всех досужих разговоров в округе. Сейчас чем больше она смотрела на праздничную толпу весело шумящих гостей, заполнившую двор и заросший сад, тем теплее становилось у нее на душе от великодушия соседей.