Не вернулся

– Да и, откровенно говоря, сестра, похороны – сплошная показуха, – снисходительно засопел Александр, колыхнув своими тремя подбородками. – Почётный караул, флаг, залпы … Чисто на публику! Никому оно не надо. Лучше бы наших ребят никуда не отправляли и войны не устраивали. Прикрылись своим цирком на похоронах, а человека нет.

– Так Костя и не на войне был, а в зоне конфликта…

– А это, по-твоему, не одно и то же?!

– Нет. Военный – работа. Сложная. И не для всех.

– Не работа, а служба! Родине служить, – хозяин глазел на робкую сестру, осмелившуюся ему перечить, как на отбитую дуру. – Отдать свою жизнь ни за грош. Всю страну разворовали, обокрали простой народ, мужика простого за копейки на чужбину под пули посылают!

– Родина, ха! – невестка опять вскочила с места и, взбудораженная, начала метаться. Грузное её тело перекатывалось по помещению, словно бочонок с порохом. – Продала бы с потрохами! Если бы завалялся у меня какой-нибудь секрет, слила б, не задумываясь, шпионам! Ничего хорошего для меня чёртова Родина не сделала! Когда я ребенком позвоночник сломала, никто не помог, ничего не заплатил! Дочку сама поднимала, за свой счёт учила! Долги мужа, когда скотина всё спустил, в одиночку платила – Родина не вступилась, никто и рубля не простил! Нахрен не сдалась такая Отчизна! Зачем страна нужна, если всю жизнь один на своём горбу ношу тащишь?!

– В советские годы люди по-настоящему жили! Всё имели, всё им принадлежало! Не то, что сейчас. Единицы богатеют, остальные перебиваются крошками с их стола, объедки нюхают. Правильно ли? – мужчина нахмурился.

– Траур, молодец, что носишь, – Александра, остановившись на месте, вдруг вспомнила про скорбевшую вдову. – Носи. Не для себя носишь, для людей. Потом, когда шумиха вокруг похорон утихнет, поднимется волна грязи. Вы с сыном вместе не жили с покойным, и от станицы далеко поселились. Народ не знает, что из себя представляете. Начнут любые грехи искать, чтоб помусолить.

– Да мы семья как семья, – удивлённо откликнулась Ягодкина. – С утра до ночи работа в школе, пока не уволилась. Сын в садике, потом – учёба. Сейчас из квартиры не выхожу почти. Тихие, проблем соседям по подъезду ни разу не доставили. Какие у нас могут быть грехи? Обычные люди. Как все.

– Ну, это в городе! – ехидно усмехнулась невестка. – Село по другим законам живёт. Здесь важно, что народ о тебе болтает. Репутация – святое.

– Ещё посмотрим, выплатят ли тебе компенсации, – криво улыбнулся Васильич. – По телеку красиво в уши гадят, а на деле… Врут сто пудов, вурдалаки!

– Да о выплатах и не думалось мне, если честно…

– Зря, дорогуша! Как по миру пойдёте, сразу песню другую запоёшь! Не сиди бревном, ищи, что тебе, военной вдове, по закону полагается. За каждую копейку дерись, иначе всё, гадкие морды, украдут, в карманы ненасытные свои припрячут!

– Мы с Сашей тут на сайте Минобороны прочитали, что тебе много чего полагается, – Александра наклонилась ближе к гостье и давяще зашептала. – Так что глазами не хлопай, а землю рой! Своё забирай, отвоёвывай, глупенькая.

08.2022

Сжечь вещи мужа, и уж тем более выбросить – никак не укладывалось в Вериной картине мира. Советы близких – это, конечно, здорово, но и своя голова должна хоть немного думать, пусть даже и в таком туманно-разбитом состоянии.

Вселенная будто откликалась на думы вдовы, и знакомые люди в Краснодаре подсказали, что вещи покойника стоит отнести в церковь в помощь нуждающимся. Посетив для начала святое место ради успокоения, дабы удостовериться в правдивости услышанного, Ягодкина выбрала день, время да заказала грузовое такси.

Заперев ноющее сердце на замок, она достала из шкафа, пока сын спал сладким сном, одежду любимого мужчины, что теперь никогда уже к ней не вернётся. Перебрала каждый платочек, каждую складочку, опрятно уложила – и отвезла. Служители в храме приняли пакеты с уважением, помянули покойного и поблагодарили за благотворительную помощь.

Наиболее дорогая и новая одежда была всё же отдана друзьям Кости. Он, мужчина добрый и отзывчивый, умел дружить по-настоящему, без лишних жертв, перекосов, выгодности. Приятели были на подбор: такие же весёлые, чуткие, добродушные. Товарищи забрали одежду с искренней признательностью. Ягодкина вздохнула спокойно да похвалила себя за правильные мудрые решения.

Прапорщик Николай с её разрешения увёз сумку покойного. Неудивительно. Дорогая, вместительная, удобная, пошитая из воловьей кожи, она была любимицей супруга. Подарок мужу от Веры на День Защитника Отечества. Смущало только одно, о чём вдова, женщина суеверная, Колю серьёзно предупредила: сумка, снятая с покойника и пережившая его гибель, должна остаться на могиле. Прапорщик послушал вполуха и уехал прочь вместе со стильной практичной вещью. «На память!». Кто ж против? Видимо, военные, встретившие по долгу службы многое, не склонны бояться загробного мира.

Инструменты да топор ручной работы супруга оставила себе. Это её. Наследство и память. Медали, что хранились в квартире, писательница передала Арине Ивановне к другим наградам вместе с документами. Свекровь сама просила, а кто ж матери отказывает? Она будет их беречь, а потом награды перейдут в руки Арсению.

Свадебные фото в рамах Вера уложила в красивый короб, специально для них купленный. Да, сейчас больно. Невыносимо. Даже просто смотреть на них, счастливых молодожёнов десятилетней давности. Но пройдёт время, и женщина сможет снова любоваться без примеси горя на памятные фото.

Долгое время Ягодкина не находила в себе сил взяться за разряженный телефон, припрятанный в тёмном коридорном углу. Но и по-прежнему игнорировать вещь не представлялось возможным. Если раньше, в течение сорока поминальных дней, женщина искала в осиротевшей квартире силуэт покойного супруга и чувствовала себя в ней хоть и подавленно, но тем не менее комфортно, то теперь энергетическая атмосфера милого жилья стала давящей.

Мрачный угол, где лежал сотовый, необъяснимо пугал. Особенно с наступлением темноты. Передвигаться по жилью даже при включенном свете стало тревожно. Безо всяких причин кровь стыла в жилах, волосы на затылке шевелились да поднимались дыбом. Воздух будто сгустился и потяжелел.

Просторная двушка потеряла уют и превратилось в место, в котором, кроме жильцов, словно есть кто-то ещё. Невидимый, молчаливый и совсем не дружелюбный. Потусторонний страх настолько заполонил нутро, что вдова решила взяться за дело, которое так долго откладывала.

В четыре утра она вышла на покрытую тенью детскую площадку во дворе своего жилого комплекса, присела на лавочку, что получше спряталась от обзора из окон многоэтажек. Распаковала спиртовые салфетки. Надела резиновые перчатки. Трясущимися руками сняла с телефона чехол. Выяснилось, что небольшое количество тухлой крови внутри чехла и было распространителем зловония. Веру затрясло от ужаса, в глазах потемнело. От боли перекосило тело и захотелось заорать истошно, душераздирающе, чтобы стёкла полопались.