Не верю!
Шрифт:
— Нахуй — это туда, — Ася царственно указала на выход. — Не заблудишься.
Чувство вины невыносимо жгло Димку, эта боль бесила, разъяряла так, что хотелось сделать больно в ответ.
— А ты что, думала у меня нет никого, — издевательским тоном протянул парень, ощущая еще большее отвращение к себе. — Мы ж с тобой просто развлекались, ничего больше. Жаль только, что ты мне не отсосала…
Раздался хлесткий звук пощечины, и на этот раз Варламов не стал перехватывать Асину руку. Кожу на левой щеке обожгло заслуженной болью.
С Аси слетела маска равнодушия, которую она сохраняла с таким трудом, рот искривился от обиды и унижения, но только на секунду:
— Может и отсосала бы, будь ты мужчиной, а не малолеткой, который кончает в штаны.
Дима вздрогнул,
— Провожающие, освобождаем вагоны!
Дима молча повернулся и ушел. Ася сидела с неестественно прямой спиной до тех пор, пока за окнами не исчезли городские пейзажи и снова не замелькали ели и березки. И только тогда позволила себе расплакаться.
10
Третий день проходил одинаково. Ася бродила по пустой квартире, ставила чайник, наливала себе чаю, потом забывала про него. Когда на кухне скапливалось несколько кружек с остывшим чаем, она все выливала и мыла их. Холодильник был пустой — родители все убрали перед тем, как уехать в Крым, а у самой Аси не было ни сил, ни желания идти в магазин. Есть не хотелось совсем. Она листала старые любимые книги — настолько читанные-перечитанные, что глаза скользили по строчкам без всяких мыслительных усилий. Она включала телевизор примерно раза два в день и, прощелкав все каналы, выключала. Потом принималась плакать. Слезы находили с какой-то тупой периодичностью и уже никак не затрагивали, не выворачивали душу. Они были похожи на бессмысленное скуление собаки, которой обварили бок кипятком. Лежит она под кустом и тихонечко скулит, потому что очень-очень больно…и знает, что никто не поможет, не вылечит, не накормит, а все равно скулит…
Нет, конечно, Ася вовсе не считала Димку любовью всей своей жизни. И понимала, что это просто курортно-фестивальный недо-роман. Но так ужасно и оскорбительно они расстались там, в поезде, так больно и унизительно было видеть его девушку, о которой все знали и молчали. Знала Соня. Наверняка знала Ольга. Уж конечно знал Лешка Брегус, с которым она так подружилась и который был таким добрым и внимательным…И ведь он пытался ей один раз сказать, но Димка ему не дал.
Димка… До сих пор внутри царапало от его имени. Как, как она позволила себе влюбиться в глупого самовлюбленного пацана с задатками дон-жуана, который строит из себя невесть что? Она — взрослая двадцатипятилетняя девушка, которая уже… А что уже? Позвольте, а она разве чего-то достигла? Семьи нет и не предвидится, карьера не блещет никакими перспективами. Ася обречена еще несколько лет играть белочек, зайчиков и котят под началом Коврова — режиссера детских спектаклей, а когда она станет достаточно «заслуженной», ее возьмет под свое крыло сухая и чопорная Нина Ивановна Затихина, и она будет играть в ее тоскливых, как зубная боль, постановках русской и зарубежной классики. Будущее представлялось таким серым, унылым и безнадежным, что Ася снова начинала плакать. Это ужасно… жить-жить, и вдруг понять, что ты ничего не стоишь. Ни как актриса — раз не оставили ее в Екатеринбурге, ни как личность — не смогла пробиться к сильным и талантливым режиссерам, не отважилась поехать в Москву. А самое обидное — она ничего не представляет собой как девушка — раз все, на что она может рассчитывать, это обжимания с перезрелым подростком, которому так охота трахаться, что, в общем-то, все равно, с кем это делать…
Звонила мама из Крыма. Ради нее Ася старательно расцвечивала тусклый голос нарочитой радостью.
Звонили из театра. Дали график репетиций — к первому сентября будет сказка для первоклассников, Асе дали роль Букваря. Она еле удержалась, чтобы не швырнуть телефон в стену. Для слез нашелся еще один повод.
Звонила подруга Наталья. Ася несколько раз трусливо не брала трубку, а потом все же взяла. Сказала, что приходит в себя после отдыха, и душевно попросила Наташу не трогать ее.
На
все остальные звонки Ася не отвечала в принципе.На исходе третьего дня в дверь отчаянно зазвонили и затарабанили. Ася осторожно подошла к глазку: родители еще должны были быть в Крыму, а остальным она открывать, в общем-то, не обязана.
— Открывай, чучело! Я знаю, что ты дома! — трубный глас лучшей подруги Натальи было слышно даже через дверь. Ася со вздохом открыла. Наталья влетела в прихожую и, с размаху поставив подозрительно звякнувшие пакеты на пол, порывисто обняла Асю, потом слегка отстранила ее от себя и стала придирчиво рассматривать:
— Похудела, загорела — просто класс! Но кислая рожа все портит.
— Я тоже рада тебя видеть, — буркнула Ася. Она не хотела, не желала никакого оживления, которое Наташка притащила в ее уютную депрессивную заводь. Более того, она просила — просила! — пока не трогать ее. Но Наталья, конечно же, как всегда послушала только себя.
Не обращая внимания на Асино недовольство, лучшая подруга уже бесцеремонно натянула тапочки и прошлепала на кухню, где стала деловито разбирать пакеты.
— Есть хочешь?
— Не хочу.
— Жареную картошку будешь?
— Буду, — обреченно согласилась Ася и уселась на табуретку, — А зачем ты купила и водку, и мартини?
— Водкой напиваться пошло, а споить тебя одним мартини у меня никаких денег не хватит, — весело сообщила Наталья, — а вместе — само то!
— Зачем меня спаивать? — вяло поинтересовалась подруга.
— Будем тебе мозг на место ставить! А это дело требует анестезии.
— Я влюбилась в мальчика, который на семь лет меня моложе, — вдруг сообщила Ася.
— Какая прелесть! И что? Ты стала его первым сексуальным опытом и не можешь себе этого простить?
— Нет! — мрачно заявила она и мысленно добавила «К сожалению…»
— И что дальше? Тебя преследует его мама? Тебе угрожает срок за растление несовершеннолетних?
— Ему есть восемнадцать! И еще у него есть девушка…
— Вот теперь я, кажется, что-то начинаю соображать. Помешай картошку, я пока разолью мартини, и ты мне еще раз все внятно и подробно расскажешь.
Через полчаса вся информация об Асином депрессивном состоянии была передана в штаб-бюро, именуемое Натальей. Сама же Ася, все подробно и эмоционально выложив, успокоилась и с жадностью накинулась на жареную картошку. Ей внезапно и остро захотелось есть. Наташка смотрела на подругу и задумчиво курила. Так было всегда. За почти пятнадцать лет их дружбы многое изменилось, но ритуал «вправки мозгов» оставался неизменным. Они выслушивали друг друга, не перебивая, не утешая, и лишь потом давали советы. Ася знала, что Наталья сейчас докурит, резким мужским движением затушит сигарету в тяжелой хрустальной пепельнице, а потом, уставившись ей в лицо своими прозрачно-голубыми глазищами, станет говорить то, что на самом деле думает обо всем том дерьме, которое сложилось в Аськиной непутевой жизни. И она не была уверена, что хочет это слышать.
— Ну, что касается этого дебильного малолетки — это все ерунда!
Ася непроизвольно вздрогнула. Слышать такое про Диму было почему-то неприятно. Но останавливать сейчас Наталью было так же бессмысленно и непродуктивно, как преграждать дорогу танку.
— Я даже рада, что ты развеялась. Тебе, конечно, обидно из-за этой шмары, которая поджидала его в родном Мухосранске, но не бери в голову, ладно? Лучше подумай о том, что ты еще настолько свежа и прекрасна, что способна заинтересовать молодого красивого мальчика. А судя по фотографиям, подлец и правда хорош!
— Хорош, — со вздохом подтвердила Ася, — Хоть и сволочь редкостная, но целуется так, что…
— Вполне возможно, не проверяла. Но хочу тебя заверить, что в нашем родном Томске навалом симпатичных молодых людей, гораздо более подходящих тебе по возрасту и интеллекту. И как минимум треть из них не только отлично целуется, но и прекрасно выполняет остальные мужские обязанности. Чего твой мальчик, опять же в силу своего нежного возраста, вряд ли смог бы тебе обеспечить. Кстати, может, именно поэтому он и не потащил тебя в кусты — боялся опозориться.