Не вижу зла

– Получается, что Джонсон намерен снова перевернуть все с ног на голову и заявить, что убийство совершил не ребенок?

– Не знаю. Это всего лишь газетная статья, основанная на сведениях из «анонимных источников». Кто знает, что происходит на самом деле? Это вполне может оказаться правдой, но с таким же успехом кто-то мог и солгать чересчур ретивому репортеру, преследуя какие-то собственные цели.

– В последнем случае это может быть и мужчина, и женщина.

– Да, ты прав.

– Что ты собираешься делать?

Джек принялся массировать виски в надежде унять пульсирующую боль.

– Отправлюсь прямо к своему единственному источнику. Я хочу поговорить с Линдси.

Безжизненный цвет лица Линдси полностью соответствовал холодному бежевому оттенку стен Центра содержания под стражей. Она выглядела так, как Джек себя чувствовал, хотя наверняка и не пьянствовала всю ночь напролет. Она облокотилась о стол и обхватила голову руками. Перед ней лежала газета, раскрытая на странице со злополучной статьей. Они были вдвоем в лишенной окон комнате, предназначенной для свиданий адвокатов со своими клиентами.

– Кто этот источник, о котором говорится в статье? – спросила Линдси.

– Я не знаю, – ответил Джек.

– Как, по-вашему, кто это?

– Не имею понятия. По дороге сюда я слушал кубинское радио. Они считают, что это Кастро.

– Очень смешно.

– Я не шучу.

Линдси встала и отошла подальше от стола. Она начала медленно расхаживать по комнате, по нескольку шагов в каждую сторону, поскольку помещение было очень маленьким.

– Им полагаете, это может оказаться правдой? Вы полагаете, Джонсон хочет заключить сделку с федеральным прокурором».

– Перед тем как приехать к вам, я позвонил Гектору Торресу. Он не пожелал со мной разговаривать.

– Тогда, наверное, это правда, – заявила она, и голос ее дрогнул. – Они договариваются.

– Я бы не стал спешить с выводами.

– Вы не знаете Дамонта. В глубине души он упрямец, способный добиться своего.

– Упрямец он или нет, но ему предстоит пройти долгий путь, прежде чем он сумеет завоевать доверие федерального прокурора.

– Торрес – просто мешок дерьма. Ему плевать на то, что Джонсон – скользкая личность, лишь бы он полз в нужном направлении.

– Мне об этом ничего не известно, – сказал Джек. – Если Джонсон может оказаться полезным обвинению, он должен заявить, что это вы застрелили своего мужа. Проблема заключается в том, что он уже показал под присягой, что в то утро был у вас дома и что ваш сын признался в совершении преступления. Так что эти два варианта трудно совместить.

Она перестала расхаживать по комнате и взглянула Джеку в лицо.

– Они прекрасно согласуются друг с другом.

Под ее взглядом Джек растерялся.

– Что вы хотите сказать?

– Брайан признался в совершении преступления, потому что…

– Почему?

– Потому что он думал, будто покрывает меня.

У Джека учащенно забилось сердце.

– В самом деле?

Она глубоко вздохнула и отвернулась.

– Линдси, Брайан действительно покрывал свою мать? – прямо спросил Джек.

Она по-прежнему не отвечала и избегала смотреть на него.

Джек повысил голос.

– На этот раз мне нужна вся правда, черт бы вас побрал. Довольно лжи. Вы говорите мне правду и, может быть, я сумею договориться с Торресом. Если вы будете продолжать лгать, я могу гарантировать, что вы умрете от летальной инъекции.

Она повернулась к нему лицом, в глазах ее стояли слезы.

– Брайан не убивал Оскара. Но и я тоже этого не делала.

– Тогда что случилось на самом деле?

Она снова вздохнула, пытаясь взять себя в руки.

– Большая часть того, что вы услышали об Оскаре, – правда Он был ужасным человеком, мерзко вел себя со мной, с Брайаном. Мы часто ссорились, и от этого больше всего страдал Брайан. Эта история с наушниками и то, как Брайан лишился слуха, – чистая правда.

– Но на этом правда и заканчивается? А все остальное, о чем вы рассказали присяжным, – это ложь?

– Нет. Никоим образом. Секс. Оскар, и Джонсон, и я. Обо всем этом я тоже говорила правду. Он подмешал мне какой-то наркотик. Вот так все и началось.

– И вы сама не хотели этим заниматься?

– Нет. Вовсе нет. – Она сделала паузу, потом добавила: – Поначалу.

Джек тряхнул головой, чтобы удостовериться, что он все расслышал правильно.

– Что вы имеете в виду, говоря «поначалу»?

Она смахнула слезы с глаз, в голосе ее зазвучали вызывающие нотки.

– Как, по-вашему, Джек, что это значит? Это значит, что сначала мне не нравилось то, чем я занимаюсь, но со временем мои чувства изменились.

– Что вы хотите сказать? Над вами надругались, у вас начались психологические проблемы с собственной самооценкой…

– Я не ищу оправдания, ссылаясь на этот жалкий стокгольмский синдром, Джек. Мое отношение к нашему гадкому треугольнику не изменилось. Просто мои чувства к Дамонту стали другими.

– Вам понравилось заниматься с ним сексом?

– Дело не только в этом. Мне стал нравиться он сам.

– Как отнесся к этому Оскар?

– Спросите об этом врача по проблемам бесплодия, этого правительственного эксперта. Он рассказал присяжным все о содержании сперматозоидов-убийц в сперме Оскара, о его ревности. Новрач не понимал, что ревность Оскара никак нельзя было назвать нормальной. Ему не нравилось, что мы с Дамонтом начали заниматься этим по-своему и даже стали получать удовольствие.

– То есть ваши забавы вышли из-под контроля Оскара. Так получается?

Она покачала головой и коротко рассмеялась, но в ее смехе не было веселья.

– Оскар бывал счастлив, только когда держал под контролем все и всех. Он и кончить-то мог, лишь когда смотрел, как мы с Дамонтом занимаемся сексом. Он зарабатывал очки у своего папаши, передавая тому информацию о маршрутах патрульных судов Береговой охраны, которую получал от Дамонта. А я была своего рода порнографической разменной монетой, которой он расплачивался со своим приятелем Дамонтом за секретные сведения.