Не вижу зла

– Это прозвище. Вы должны помнить его как доктора Бланко. Выражение лица Торреса сделалось непроницаемым. Напряженным голосом, но как-то неубедительно, он произнес:

– Почему я должен его помнить?

– Потому что он – тот самый врач, который принимал вашего ребенка на Кубе. Первого ребенка моей матери.

Избегая смотреть ему в глаза, Торрес отступил на шаг. На губах его заиграла тонкая улыбка, словно он гордился тем, что ему удалось сохранить свою тайну так надолго.

– Ты уже разговаривал со своим отцом?

– Нет.

– Ты вообще с кем-нибудь разговаривал?

– По-моему, теперь моя очередь задавать вопросы.

Прокурор положил свой портфель на стол и раскинул руки в стороны – воплощение открытой книги.

– Что ты хочешь знать?

– Собственно говоря, осталось узнать совсем немного. Доктор Бланко оказался просто кладезем ценной информации.

За показным спокойствием Джек разглядел беспокойство в глазах собеседника.

– Что он тебе сказал? – спросил Торрес.

– Мне всегда не давала покоя одна вещь. Почему моя мать умерла, как только я появился на свет? Можете представить, как разыгралось мое воображение, когда я узнал о том, что ее первый ребенок умер, едва успев родиться, в тот же самый день. Такое совпадение показалось мне странным. Очень странным.

– Я ничего об этом не знаю.

– Теперь, после того как мы с доктором Бланко побеседовали, мне кажется, что все вы знаете. Видите ли, моя мать умерла от преэклампсии. [15] Это состояние может оказаться фатальным для матери или для ребенка. Если беременность длится положенный срок – как было в случае со мной, – преэклампсия зачастую оказывается фатальной для матери. Однако если ребенок рождается недоношенным – как случилось с моим сводным братом, – от нее чаще умирает ребенок.

15

Поздний токсикоз у беременных.

– Мои поздравления. Ты разгадал загадку, которая никому не нужна. Кроме тебя.

– И вас, – заметил Джек.

– Меня это совершенно не касается. Твоя мать уже у меня когда я приехал в Майами.

– В этом все дело. Она не должна была умереть. Доктор Бланко считает, что моей матери больше не следовало иметь детей после смерти ее первенца. Беременность была для нее слишком опасной.

– В таком случае она должна была последовать совету своего врача.

Джек холодно взглянул на него.

– Он так и не дал ей этого совета.

– Тогда это проблема врача, не так ли?

– Нет. Это ваша проблема. Врач сказал, что это вы не позволили ему дать ей совет.

– Какая чушь.

– Она была совсем молоденькая. Незамужняя и беременная. Вы заявили доктору Бланко, что намерены жениться на ней и сделать ее честной и достойной женщиной. Но только в том случае, если она сможет родить вам детей, в особенности другого сына.

– Я ничего такого не припоминаю.

– Ну, в таком случае, может быть, вы вспомните вот что. Он сказал, что вы приставили ему нож к горлу и угрожали располосовать его от уха до уха, если он скажет моей матери, что ей больше нельзя иметь детей.

Торрес с сожалением покачал головой, но его поведение изменилось, как если бы он больше не видел смысла отрицать очевидное – по крайней мере, пока они находились вдвоем за закрытыми дверями.

– Мне было всего девятнадцать лет, – сказал он, как будто это все объясняло.

– Моей матери было всего двадцать три, когда она умерла.

Торрес ничего не ответил, и на лице его не отразилось никаких эмоций.

Джек продолжал:

– Я всегда думал, что она приехала в эту страну в поисках свободы. А на самом деле она убегала от вас, правда?

– Я любил твою мать.

– Нет, вам просто нравилось подчинять ее себе.

– Я любил твою мать и хотел, чтобы у нас была семья. Разве это преступление?

– Вы последовали за ней в Майами.

– Я приехал сюда по собственной воле.

– Вы подружились с моим отцом, чтобы побольше узнать о ней.

– Ну и что, даже если и так? Большое дело. Я нес факел.

– Факел!Это больше похоже на огнемет. Вы одержимый.

– Это абсурд.

– Вы приходили к ней на могилу.

– Кому-то ведь надо было это делать. Одному Богу известно, почему твой отец не ходил туда.

– Сейчас мы говорим не о моем отце.

– Я приносил цветы на ее могилу. Подумаешь, большое дело.

– В задницу ваши цветы! Я знаю,что вы там делали.

Торрес оцепенел. Совершенно очевидно, что он понял скрытый смысл последней фразы Джека, понял, что тот разговаривал с его бывшей женой.

– Я не обязан выслушивать этот вздор.

Джек схватил его за лацканы пиджака и прижал к стене.

– Что ты собираешься делать, ударишь меня? Ты этого хочешь?

Джек только сильнее сжал кулаки. Он и вправду хотел ударить прокурора. Ударить его так, чтобы тот улетел обратно на Кубу. Торрес дышал с трудом, так сильно Джек прижал его к стене.

– Что от этого изменится? – сдавленным голосом прохрипел прокурор. – Что случилось бы, если бы я позволил доктору сказать твоей матери, что ей больше нельзя иметь детей? Что было бы с тобой,а, Джек? Ты бы никогда не родился. Тебе не за что злиться на меня. Напротив, ты должен быть мне благодарен.

В его словах была доля правды, впрочем, не той правды, ради которой Джеку захотелось бы простить его. Но при этом Джек не мог разобраться в своих чувствах. Эмоции захлестнули его. Тоска о матери, которой он никогда не знал. Отчаяние, оттого что в течение долгих лет ему пришлось по крохам выуживать информацию у своего отца и бабушки. Горькое разочарование, когда он понял, что ему так и не удалось узнать о ней ничего важного. Но над всеми этими чувствами преобладал гнев – гнев, вызванный осознанием того факта, что, с Гектором Торресом или без него, у него с матерью никогда не было ни единого шанса на счастливый конец и счастливое будущее. По крайней мере, не в шестидесятые годы. Судьба распорядилась так, что один должен был умереть, – Джек или его мать, его мать или Рамон. И винить в этом было некого. Такое вот жалкое оправдание для стоявшего перед ним человеческого существа.

Джек отвел руку, намереваясь избить этого урода до потери сознания. Торрес отшатнулся – вряд ли это можно было назвать защитной реакцией, – но тут быстрый стук в дверь заставил Джека замереть.

Дверь, открылась. Вошла София, и глаза ее расширились от изумления.

– Что здесь происходит?

Джек отпустил своего противника. Торрес разгладил измятые лацканы пиджака и ответил:

– Небольшое недоразумение, только и всего.

София выглядела смущенной и растерянной, но постаралась взять себя в руки.