Не вошедшие в рай, или Поющие в терновнике
Шрифт:
Джастина, повинуясь внезапному порыву, обняла мать и поцеловала в щеку. Та легко погладила ее по волосам нежной любящей рукой. Джас почувствовала, что на глаза навернулись слезы, и незаметно смахнула их. Она ощущала себя так, словно прощалась с Мэгги навсегда. Сердце наполнилось странным отчаянием и на мгновение ей захотелось сказать: «Я никуда не поеду», но она тут же поняла, что это было невозможно. И она просто стояла, обняв мать и прижавшись щекой к ее щеке.
Наконец, наступил день отъезда. Как ни старалась Джастина подготовить себя к нему, это ей все равно удалось плохо. С утра все сидели в столовой. Предотъездное возбуждение, в котором, однако, нет-нет да и проскакивали грустные ноты, полностью овладело семейством. Все сидели как на иголках, не в силах выдерживать замороженную атмосферу прощального завтрака. — Нам доставило радость пребывание у вас, дорогая Мэгги, — сказал Лион, и слова его прозвучали не просто данью вежливости. Они были действительно очень искренни. — Приезжайте к нам. Правда, мы еще не знаем, где будем — в Лондоне или в Бонне. Но с радостью примем вас под своим кровом в любое время. Когда бы вам ни захотелось погостить у нас. Мэгги улыбнулась благодарно, хотя было заметно, насколько тяжело ей вообще далась улыбка.
Было еще очень рано, но солнце уже поднялось довольно высоко. Час отправления приближался неотвратимо, словно удар судьбы. Стрелки часов, казалось, ускорили свой бег, поглощая минуту за минутой с неумолимой быстротой. И чем ближе становился час отъезда, тем все более расстроенными выглядели провожающие. Хотя Джас и Лион также чувствовали себя немного грустно. До Сиднея, откуда отплывал теплоход, — а они решили плыть именно теплоходом, а не лететь самолетом, чтобы продлить удовольствие еще на несколько дней, — добираться было около пяти часов на машине. Вещи уже отправили, и машина стояла в ожидании своих пассажиров во дворе усадьбы.
Наконец, момент прощания наступил. Мэгги очень не хотелось расставаться с Джас – тиной и Лионом, и это сказывалось на ее настроении. Сейчас она, изменив своей привычной выдержанности, уже в который раз прижала к себе дочь. Та ободряюще улыбнулась, поправляя свою исключительно модную шляпку, которую Лион купил ей
*
Когда машина достигла причала, на пристани уже собрались пассажиры, которые отправлялись в рейс первым классом. Огромный теплоход напоминал большого белоснежного монстра,посаженного на привязь. Он утробно урчал машинами, покачиваясь на волнах, словно пытался освободиться от удерживающих его у причала пут. Чуть слышно скрипели канаты, и казалось, что вот-вот усилия гиганта увенчаются успехом и он наконец-то обретет свободу и, ликуя, воспевая свою силу и мощь пронзительным гудком, уйдет в золотисто-голубую даль океана.
Лион заранее заказал шикарный «Президент- люкс», который могли себе позволить лишь очень состоятельные пассажиры. Кроме убийственно великолепной обстановки, преимущество ее заключалось еще и в том, что находилась она в стороне от всех помещений, обеспечивающих жизнедеятельность судна, а это означало, что и случайных пассажиров здесь встретить было практически невозможно. Компания старалась превзойти саму себя, чтобы угодить своим клиентам. Множество иллюминаторов освещали каюты, великолепные, украшенные французским, датским и британским антиквариатом. Трехкомнатная, блистающая томным великолепием каюта Хартгеймов была расположена в огромном, отделенном от всех остальных, отсеке.
Плаванье обещало быть во всех отношениях приятным, и Джастина никак не могла дождаться момента, когда ступит на борт теплохода. Лион взял ее под руку и повел по ступенькам трапа на верхнюю палубу. Повсюду на корабле бродили люди, рассматривая удивительные украшения, великолепную отделку стен, изящные бра, со вкусом выполненные драпировки, роскошные рояли. Джастина с наслаждением вдыхала свежий, солоноватый океанский воздух, пахнущий водорослями и йодом. Она с удовольствием наблюдала за тем, как горделивые белые фрегаты, сложив острые крылья, падали сверху к самой воде, ловко выхватывая из нее серебристых, блестящих на солнце чешуей рыбешек.
— Грандиозно, правда? — спросил Лион жену, вызывая у нее улыбку. — Надо признаться, менеджеру этой компании отлично известно, чего хотят пассажиры. Мысль о предстоящем путешествии радовала Джастину. Ей было очень уютно, спокойно и романтично находиться между двух миров. Лион тоже обрадовался, увидев на корабле спортивный зал. Но Джас слегка поворчала и погрозила мужу пальцем. — Ни за что не отпущу тебя туда, — сказала она. — Я хочу даже на корабле быть все время с тобой. Она обняла его на мгновение, и Лион улыбнулся.
Этим вечером Хартгеймы обедали в основном салоне на нижней палубе. Мужчины были в галстуках и смокингах, женщины — в роскошных платьях, купленных в лучших магазинах Лондона, Парижа и Нью-Йорка. Джастина вышла к обеду в своем любимом зеленом платье, так хорошо гармонировавшем с ее волосами.
Салон столовой блистал исключительным великолепием. Интерьер украшали деревянная резьба, натертая до блеска медь, хрусталь люстр и бра. Но главным достоинством помещения были пассажиры первого класса, которые, как сказочные видения, восседали за обеденными столами под ярким освещением. После ужина пассажиры собрались в соседнем зале послушать музыку в исполнении корабельного оркестра, поговорить о делах, обменяться впечатлениями о плавании, завязать новые, весьма полезные знакомства. Деловой мир Старого Света был представлен здесь во всем своем великолепии. Светские неспешные разговоры плавали в воздухе, смешиваясь с душистым ароматом сигар, «Чивас ригаль» и прочих, не менее дорогих, напитков. К немалому своему удивлению, Джастина поняла, что успела отвыкнуть от подобного времяпрепровождения в окружении столь блистательных особ. И хотя она быстро освоилась с непринужденной, своеобразной свободой Дрохеды и ее обитателей, привыкать вновь к несколько чопорному обществу оказалось гораздо сложнее. В конце концов Джастина даже почувствовала легкую скуку. В этих людях не было и капли той раскованности, с которой держали себя австралийские фермеры, несмотря на то, что состояние некоторых из них исчислялось суммами даже большими, чем у держащихся с непередаваемым достоинством окружавших сейчас ее людей. Все они старались вести себя с такой важность, словно, по меньшей мере, обсуждали новый указ Ее Величества в палате лордов. Джастина никогда не могла понять, почему эти люди так любят подчинять себя условностям даже тогда, когда, казалось бы, для этого нет ни малейшей необходимости, а можно спокойно, расслабившись, отдыхать, получая наслаждение от великолепия морского путешествия. В этом заключался некий парадокс, который заводил Джастину в тупик каждый раз, когда она размышляла о слишком явных нелепостях светского этикета. От постоянных улыбок, щедро раздаваемых направо и налево, у нее довольно скоро заныли мышцы лица. «Странно, но в Лондоне подобного бы не случилось, — подумала она, продолжая мило улыбаться. — Как же быстро человек привыкает к смене обстановки...» К концу вечера Джастина почувствовала безумную усталость. День казался ей безмерно длинным, и она попросила Лиона проводить ее в каюту. В полдень следующего дня теплоход сделал последнюю остановку и после этого лег на прямой курс в Англию.
*
Стоя на палубе белоснежного лайнера, Лион и Джастина наблюдали за тем, как теплоход,маневрируя, входит в гавань Саутгемптона. Англия, как всегда в это время года, встречала их дождливой, пасмурной, холодной погодой. Над городом висел плотный, тяжелый, белый как молоко туман, и Джастина еще раз с сожалением подумала о том, что им пришлось покинуть теплую, уютную Дрохеду. Спускающиеся по трапу пассажиры старательно кутались в плащи и пальто, словно собираясь сохранить частицу солнечного тепла, дарованного им природой во время этого незабываемого плавания. Несмотря на непогоду, а значит, и сопутствующую ей, характерную для Британии промозглую сырость, теплоход приветствовал праздничный оркестр, самозабвенно выводящий звуки бравурного, радостного марша. На пристани толпились встречающие, ёжащиеся под раскидистыми «шляпами»-куполами зонтов. За Харт- геймом прибыл его бессменный водитель Фрэнк, надежный и незаменимый партнер. От Саутгемптона до Лондона было примерно шесть часов езды. Поскольку молодые все-таки устали во время путешествия, они решили на один день остановиться в «Плаза», чтобы передохнуть, а с утра, со свежими силами, отправиться в Лондон. Просторный трехкомнатный номер отеля сразу же понравился Джас тине. Она с удовольствием рассматривала высокий потолок, камин, белые шелковые занавеси и массивную старинную мебель. Все в этом номере наводило на мысль о безмерном комфорте и безукоризненной, почти стерильной, чистоте. Разлитый здесь покой немного снял напряжение и усталость, и Джастина сделала глубокий вдох, расслабляясь. — Очень приятный номер, Лион, правда? — Да, дорогая, — ответил Лион. — Как ты смотришь на то, чтобы принять душ, переодеться, спуститься в ресторан поужинать, а потом отдать должное спальне? Я, если честно, смертельно устал. — Это было бы замечательно. — Ну, тогда я закажу столик в ресторане, пока ты будешь готовиться. Джастина вытянула из чемодана халат, накинула его, собрала косметику и через холл прошла в ванную комнату. Взявшись за ручку ванной, она почувствовала приятный холод старого мрамора. Через несколько минут ее окутал аромат и успокоительная шелковистая пена горячей ванной. Она откинула голову и закрыла глаза. Вскоре в ванную заглянул Лион. — Поторопись, дорогая, я тоже хотел бы принять душ, — сказал он. — Столик уже заказан, да и час довольно поздний. — Сейчас, Ливень. Еще пару минут. Джастина с откровенным сожалением выбралась из теплой, душистой пены, ополоснулась и, завернувшись в полотенце, вышла из ванной. Лион занял ее место. Пока он смывал с себя дорожную усталость, Джастина подобрала себе выглядевший весьма скромно и поэтому особенно дорогой туалет. Она надела черное, шерстяное платье, изысканная простота которого оценивалась очень значительной суммой с четырьмя нулями. Причесавшись и немножко подкрасившись, она заявила Лиону, что уже готова. Тот уже несколько минут как вышел из душа и сейчас дополнял последними штрихами свой вечерний костюм. Пара минут, и они спустились в ресторан. Время приближалось к полуночи, и посетителей в просторном зале ресторана было не много. Вероятно, это объяснялось еще и тем, что ужинали здесь только постояльцы. В виду позднего часа и «замечательной» погоды посторонних практически не было. Возле стойки бара сидел пожилой мужчина, глотающий рюмку за рюмкой с мрачной решимостью человека, задумавшего обречь всех прочих на вечную жажду. Можно даже было сказать, что он не сидел, а лежал, навалившись грудью на стойку и туманно глядя в огромное витринное зеркало за спиной бармена. Джастина с интересом осмотрела других посетителей. Две-три семейных пары, видимо, очень состоятельных, расположились за столиками в самом центре большого зала. В углу, куда практически не доходил свет, в глубокой тени, сидела какая-то молодая пара. Остальные столики были пусты. Джастина с Лионом проследовали к своему столику, на котором красовалась позолоченная карточка, извещающая всех, что места забронированы, и, заказав официанту для начала «Чивас», попросили подать ужин через десять минут. Несколько глотков обжигающего, вкусного, изысканного коньяка разбудили в Джастине аппетит. Ей показалось, что сейчас она сможет съесть все что угодно, и в любом количестве. Щеголеватый официант, держащийся с достоинством обнищавшего лорда, подал их заказ: бифштексы с кровью, салат из свежих овощей
с маслинами, рекомендованный им как превосходнейшая закуска, жареную форель и бутылку белого вина «Лаэрт». Сознательно не торопясь, смакуя каждый кусочек, Джастина съела бифштекс и салат. Удовольствие от золотистой отменной форели она так же постаралась продлить ровно на столько, чтобы почувствовать всю тонкость вкуса приправ. Сидя в ожидании десерта, она наблюдала, как размеренно и неторопливо доедает свой ужин Лион. — Ты сыта? Может быть, хочешь еще что-нибудь? — спросил он, поняв по-своему ее взгляд. — Нет, думаю, что и этого будет слишком много для моей фигуры, — она засмеялась. — Но от десерта все же не откажусь. Лион подозвал официанта и спросил у нее: — Что тебе заказать, Джас ? — С удовольствием съела бы малиновый мусс, кусочек яблочного пирога, и еще, пожалуй, стакан апельсинового сока. Официант принес заказ и растворился в интимном полумраке зала. Джастина воздала должное десерту и нашла, что он, так же как и все остальное, приготовлен отменно. — Ты меня пугаешь, дорогая, — усмехнувшись, заметил Лион. — У тебя будет несварение желудка. Во всяком случае, чтобы выгнать такое количество калорий, которое ты съела сегодня, понадобится не меньше месяца интенсивнейших спортивных упражнений. — За это можешь не волноваться, дорогой. Я помню о своей фигуре не меньше, чем ты о своей политической карьере. После обильного и вкусного ужина Джас начало клонить в сон. Сказывалась усталость после долгого путешествия. Лион, заметив это, расплатился, оставив официанту щедрые чаевые, которые тот принял все с тем же невозмутимым достоинством, и предложил Джас пойти и лечь поспать. Поднявшись в свой номер, Джастина сбросила с себя всю одежду, ничуть не задумываясь над тем, куда падают вещи. Платье осталось висеть на спинке кресла, туфли разлетелись по углам номера. Все остальное тоже было брошено в беспорядке, что где. Она почистила зубы и, рухнув в постель, уснула мертвым сном. Появившийся из ванной Лион с любовью несколько минут смотрел на нее, затем неспеша разделся, погасил свет и вскоре тоже спал.*
На следующее утро они поднялись рано, когда позолоченные стрелки каминных часов только-только преодолели шестичасовую отметку. Наскоро позавтракав, Лион и Джастина спустились вниз, где в машине их уже дожидался Фрэнк. Над Саутгемптоном стояло туманное утро. Город окутала плотная, густая, похожая на комья ваты белесая пелена. Она глушила звуки, и машины старательно гудели клаксонами, прокладывая себе путь в лабиринтах невидимых улиц. Саутгемптон стал похож на сошедший с полотен сюрреалистов город-призрак. Бесплотные тени людей, теряющие свои очертания в молочной дымке, скользили по тротуарам, прижимаясь, подобно слепым, к стенам домов. Туман скрадывал их голоса, и поэтому Джастине казалось, что она оглохла. Неестественная, почти мистическая тишина обрушилась на людей под тяжелым покровом низких облаков. И все же проявившее необычайную для осени настойчивость солнце скоро окрасило это молочное покрывало в розовый цвет всевозможных, самых невообразимых оттенков, а затем и вовсе разогнало его. Над Саутгемптоном разлился яркий свет и солнечное тепло. Джастина искренне порадовалась этому. Она не любила ненастье. На всем протяжении своего долгого пути до Лондона Лион и Джастина видели, что скука, обычная и даже характерная для сырой и мрачной английской осени, ушла вместе с появлением солнца. Жизнь забурлила веселей. Было видно, что люди радуются нежданному теплу, которое было большой редкостью в это время года. По улицам сновали веселые, возбужденные прохожие, со всех сторон слышался смех, сияли улыбками глаза, и Джастина тоже порадовалась. Она вдруг ощутила счастье оттого, что наконец вернулась домой, и тут же представила себе, как они три часа спустя подъедут к своему дому на Парк-Лейн. К тому самому дому, где впервые два любящих сердца и два любящих тела слились воедино в любовном порыве. Теперь это был ее дом. Для Лиона стоило немалого труда уговорить своего знакомого продать его, но это все-таки случилось. И хотя с тех пор прошло сравнительно немного времени, Джастина успела вложить в него частичку своей души, и большой старинный особняк превратился в уютное, красивое семейное гнездышко, согретое любовью.
*
По приезде домой их без остатка захватила семейная жизнь, наполненная будничной повседневностью. Они с удовольствием занимались домашними делами, находя в них некую, доселе незнакомую им радость. Это было чувство особого рода, повергающее в восторг молодоженов, но меркнущее с годами, становящееся бесцветным и тусклым, хотя молодые пока не задумывались над этим. Спустя два дня после возвращения Лиону пришлось вылететь в Бонн и приступить к своей работе в правительстве. Проводив его, Джастина осталась одна. Она устала от суеты прошедшего месяца, и, конечно, ей было жалко и грустно расставаться с мужем. Ведь их настоящая семейная жизнь только началась. Но в то же время она хотела побыть в одиночестве, заняться домом и кое-что в нем переустроить. Но и ее ожидала работа. Нужно было возвращаться в театр. На следующий день после отъезда Лиона в Бонн ей позвонил Клайд, театральный продюсер, и предложил роль, которую она мечтала сыграть. Это была шекспировская «Макбет». Пьесу собирались показывать в следующем сезоне. И несмотря на это, времени было не так уж и много, учитывая тот объем работы, который предстояло сделать. — Я уже обговорил условия контракта, — сообщил Клайд весело. — Мне удалось вырвать у этих скряг-инвесторов, заведующих бюджетом, ровно в полтора раза больше обычного. Им очень хотелось заполучить тебя на этот сезон. — Ты прекрасный продюсер, — улыбнулась Джастина. — Это просто, когда работаешь со «звездой» твоей величины, Джас, — довольным тоном сообщил тот. Похвала была приятной. — Но учти, через три дня они жаждут лицезреть тебя в театре. Собираются устроить читку пьесы. Сроки, сроки... — Я буду, Клайд. Спасибо. Джастина с головой погрузилась в работу. Целыми днями она сидела над пьесой, разрабатывая роль, обдумывая характер, жесты, поведение, словом, все. Джас репетировала, а в промежутках между репетициями занималась домом. Хотя у них и было две помощницы, многое Джастина предпочитала делать своими руками, подчас даже удивляясь переменам, так незаметно произошедшим в ней. Раньше, когда она жила в Дрохеде и в Сиднее, ее неряшливость служила поводом для сплетен. Стоило только вспомнить ее сборы перед отъездом в Лондон! Если бы не мама, Джас ни за что не справилась бы с царившим в ее квартире беспорядком. А теперь у нее было почти постоянное желание что-то мыть, убирать, протирать, переставлять. «Это, наверное, потому, что я очень люблю Лиона и наш общий с ним дом. Мне так приятно делать все это для него. Мне доставляет удовольствие, когда я делаю что-то своими руками, и он доволен». Когда отпущенные Клайдом три дня истекли, Джастина собралась и поехала в театр. Всю дорогу ее мучило волнение. Поднимаясь по широким мраморным ступеням, она почувствовала, что сердце ее забилось чаще обычного. Волнение переросло в почти священный трепет. Подобное чувство испытывает, наверное, монах, входящий после долгих лет затворничества в Храм Божий. Джастина уже не раз пыталась представить себе, как именно она вступит в прохладную полутьму театрального зала и ощутит знакомую, вплавившуюся в ее душу волшебную атмосферу театра. Ее встретили с большой радостью. Она словно возвращалась во второй дом, ставший с годами таким же родным, как дом настоящий. Джастина не была, конечно, душой коллектива из-за своего несносного характера, но большинство труппы все-таки ее любило. Первым, кого она встретила в театре, был Клайд Белтенхем-Робертс. Накануне он прислал ей записку, которая практически каждый раз повторялась слово в слово, если уж он ей что-то писал. В ней говорилось: «Джастина, лапонька. Возвращайся в лоно родного театра. Ты нам необходима. Приезжай сейчас же. В репертуаре сезона для тебя есть одна беспризорная ролишка. Думаю, что ты будешь не прочь сыграть ее. Репетиции начнутся завтра. Конечно, если это тебе все еще любопытно». Сейчас продюсер распахнул навстречу ей широкие дружелюбные объятия. — О! — воскликнул он. — Наконец-то вернулась наша блудная дочь. — Никакая я и не блудная, Клайд. Я понимаю, что выбилась из графика, но у меня все- таки была свадьба, медовый месяц. Я так счастлива, что просто словами передать не могу. — Это несомненно знаменательное событие мы с тобой отметим чуть позже. А сейчас, может быть, ты все-таки приступишь к работе? Кстати, загляни к костюмерам. Они уже начали делать костюмы. Нужно снять мерки, ну и все такое... И вообще, твои друзья и коллеги соскучились по тебе за время твоего отсутствия. Клайд расплылся в ослепительной улыбке. Джастина весело рассмеялась, чмокнула его в щеку и побежала в свою гримерку, по которой, как выяснилось, она тоже очень скучала. Театр действительно стал для нее вторым домом. Здесь, в отличие от Каллоуденского театра в Сиднее, у нее уже появилась своя личная гри- мерка. Ведь она была хотя и молодой, но одной из самых известных актрис Лондонского театра. В афишах ее имя набиралось крупным шрифтом. Зайдя в гримерную комнату, Джастина села перед зеркалом, улыбаясь от уже успевших забыться, и оттого особенно глубоких, нахлынувших вновь ощущений. Она пощелкала выключателями светильников возле своего столика, походила по комнате, осматривая ее и вдыхая пьянящий, присущий только театрам воздух. В этот момент в гримерку, постучав, вошла девушка. — Джас, привет, — сказала она. — Привет, Мэри, — ответила Джастина. — Как прошел медовый месяц? — Просто великолепно. — Я слышала, что тебе дали роль Макбет? — спросила Мэри. — Да. Сказать по правде, я ужасно этому рада. Давно мечтала об этой роли. — Я тоже за тебя рада. Мэри была лучшей подругой Джастины в театре. Ослепительная девушка, на диво хорошенькая. В ней сочетались непринужденность и безмерное обаяние. При этом она производила впечатление некоей особенной трогательности, которая одинаково хорошо действует как на мужчин, так и на женщин. Большим талантом Мэри не отличалась, но одним своим появлением на сцене могла украсить любой спектакль. Высокая, то, что кинокритики называют секс- бомбой, очень черные волосы, черные же глаза, белоснежная матовая кожа, высокая грудь. Мэри уселась на край соседнего столика, закинула ногу на ногу и устремила на подругу откровенно одобрительный взгляд. — Господи, до чего же ты хорошо выглядишь! Замужество действительно пошло тебе на пользу, хоть ты и волновалась как ненормальная. Может, зайдем в буфет, выпьем кофейку или еще чего-нибудь? — предложила Мэри. — Поболтаем? Джастина решительно покачала головой. По глазам ее было видно, что она сейчас в мыслях где-то далеко. — Нет, большое тебе спасибо, Мэри. Но мне сейчас некогда. Давай как-нибудь в другой раз. Нужно бежать. Клайд свалил на меня массу всяких безумно неотложных дел. — Да брось ты! — Нет, серьезно. Похоже, если бы он верил в успех, то заставил бы нас поставить спектакль за один день. Так что, сейчас никак не могу. Надо зайти в костюмерную. Они там начали делать костюм. Мэри была искренне расстроена. Она очень соскучилась по подруге. — Ну, хорошо, отложим до другого раза. Пока, Джастина. — Пока. Увидимся. Джас еще некоторое время посидела у себя, а потом отправилась к костюмерам. Платье еще только начали делать, но ей показали эскизы. Это был воистину королевский наряд. Темновишневый, почти черный бархат, широкая тяжелая юбка. И все это предполагалось расшить белыми кружевами и жемчугом. — Вы будете в нем выглядеть просто потрясающе, — сказала Лиза, которая занималась ее костюмом. — Настоящая леди Макбет. Этот наряд еще больше подчеркнет ваши знаменитые волосы. — Будем надеяться, — сказала Джас. Ее веселый выразительный смех разнесся по комнате.