Не все мы умрем
Шрифт:
На второй распечатке — прокурор Болотова, которой Мокрухтин передает взятку. Изображение Болотовой было перечеркнуто крестом. И подпись: «До понедельника».
Только две распечатки. И все. Вот такой пасьянс.
Он посмотрел на штемпель. Почта Г-48. Район метро «Спортивная». Недалеко от дома Мокрухтина. Послано вчера. Потом еще раз — на адрес. А! — здесь есть телефон: 270-50-09. И приписка: звонить круглосуточно.
Он набрал указанный номер. Что это за контора?
— Калитниковское кладбище! — ответил женский голос.
Соколов слегка растерялся.
— Говорите!
— Вас беспокоит капитан Завадский из седьмого отделения милиции. Вы можете мне сообщить, кто похоронен на участке 12, линия 24, место 8?
— Подождите, товарищ капитан. Я посмотрю по компьютеру. Какая, вы сказали, могила? Восемь? Там еще никто не похоронен. Простите. В седьмой похоронена Мокрухтина Анна Ивановна, а восьмая принадлежит ее сыну — Мокрухтину Федору Степановичу. Но он еще жив.
— Как жив? Ах да, ну да, он жив. Спасибо. — И Соколов повесил трубку. Для них жив, если не похоронен.
Он разглядывал то фотографии, то, щурясь, смотрел в окно на Триумфальную арку, то переводил взгляд на Бородинскую панораму, то снова на фотографии.
«Что означает этот привет с Калитниковского кладбища? Что Мокрухтин проник в мою тайну. Шел по кладбищу и увидел могилу с моим портретом. Сфотографировал. Для чего? Чтобы шантажировать. И человек, который мне послал эту фотографию, изъял архив Мокрухтина, чтобы тоже меня шантажировать. Значит, он меня знает.
Но при чем здесь вторая фотография? Что Мокрухтин давал взятки? Я в этом не сомневаюсь. И какое это имеет значение, если он мертв? Может, меня хотят поставить в известность, что Болотова берет взятки? Я это и так знаю.
А что означает приписка «до понедельника»? Вывести на чистую воду Болотову до понедельника? Тот, кто обладает такими фотографиями, может вывести на чистую воду ее сам. Достаточно послать эту распечатку в вышестоящую прокуратуру. Но он этого не делает. Значит, ему не это надо. Значит, ему надо то, что сам он сделать не может, как и стоящая над Болотовой прокуратура.
Прокуратура может многое. Чего не может прокуратура — это поставить на ней крест. До понедельника. Поэтому и посылают фотографию этой дамочки мне. Кто-то задумал расправиться с ней моими руками. И этот кто-то знает, что я могу это сделать. А чтобы я не отказался, прислали компромат и на меня. Придется заказ выполнить. А потом я найду и заказчика».
Так думал Соколов: медленно, но основательно. И придя наконец к решению, он позвонил:
— Приезжайте.
Пока двое из синего «Форда» ехали к нему, он открыл справочник для специального пользования и отыскал домашний адрес Болотовой.
Ножницами отрезал изображение Мокрухтина, который протягивает прокурорше пачку долларов, и на снимке осталась одна мадам Болотова. Но под ней была маленькая подпись: «До понедельника». Соколов отрезал и ее.
А когда двое из «Форда» вошли, он передал им отредактированное изображение жертвы, перечеркнутое крестом.
На даче царило уныние. Сын не разговаривал с матерью, бабушка обиделась на внучку, а внучка залезла от всех в бочку, лежащую у забора. Сашка
затащила туда надувной матрас, вымыла горстку камешков и играла в Диогена и в Демосфена сразу. На чердаке дачи она отыскала сборник речей знаменитого русского адвоката Плевако и с камешками во рту пробовала читать их в бочке. За этим занятием и застала ее Евгения.Мачеха наклонилась и заглянула в бочку:
— Сашка, что происходит?
— О-ы э-э-у-а-ысь! — гулко раздалось в бочке.
— Ничего не понимаю, — опустилась на траву Евгения.
Из бочки показалась Сашкина голова, она сплюнула камешки в ладонь, прокашлялась и повторила:
— Они переругались. Ну их в баню! — и спрятала камешки в карман шорт.
Действительно, на даче был полный раздрай. Михаил в маленькой кухоньке готовил борщ, а бабушка в дальнем конце дачного участка с остервенением белила яблони.
Евгения положила на стул сумки с продуктами. Сашка, как только увидела батон своей любимой докторской колбасы, взвизгнула и выхватила его из пакета.
Михаил поднял грустные глаза на жену. Он был небрит и неряшлив.
— Приехала? Ну и слава богу.
— Что у вас здесь происходит?
— Ничего не происходит.
— Почему мать белит яблони?
— Странный вопрос. Должен же их кто-то белить.
За всю их совместную жизнь Евгения достаточно хорошо изучила мужа. Если он начинал психовать, первым делом он переставал со всеми разговаривать. С матерью общался только при помощи записочек. Например: «Где ужин?» — напишет и идет мимо матери в спальню.
Мать отрывается от телевизора, провожает его глазами, вскакивает и бежит на кухню. Находит там записку и царапает ответ, благо что карандаш лежит тут же, сын оставил: «В кастрюле грибной суп, в духовке картошка с мясом». И приписка: «Компота нет. На третье чай».
И бежит опять в гостиную к телевизору. Смотрит очередной сериал.
Сын идет обратно, находит записку, ужинает и пишет: «Спасибо».
Возвращается с работы Евгения, читает записки, идет в гостиную и оживленно спрашивает:
— Ну что, граждане, ужинать будем?
Первой откликается Сашка:
— Бууудем!
Появляется из спальни Михаил. Отрывается от телевизора бабушка. И все направляются на кухню ужинать с миротворицей Евгенией.
Сейчас Евгения поискала на столе записки, чтобы понять драматургию событий.
На листочке было написано: «Не приставай ко мне!»
Ответ боярыни Морозовой: «Тогда делай все сам».
«И буду делать».
«Не забудь покормить Сашку».
«Сама поест».
Вот так. Евгения открыла крышку кастрюли. Булькает. Понюхала.
— Сейчас будем есть папин борщ.
Сашка сморщилась, но хватило ума промолчать. Чувствовала: отец вот-вот взорвется. Сейчас его лучше не трогать.
— Накрываю стол на веранде, — сказала Евгения мужу. И Сашке: — А ты бабушку зови.
Они любили обедать на веранде. Было там очень уютно: плетеные стулья, плетеный стол, переплеты окон, через которые виден сад и река за лугом. За рекой начинался лес. Солнце садилось, и желтые косые лучи, освещая веранду, словно резали ее на части.