Не введи во искушение
Шрифт:
— Братцы, смерти прошу!
Сам не помнил Иван, как у своего окопа кто-то из донцов помог перетащить Степана через бруствер. Шандыба Усу голову приподнял, подбодрил:
— Ничё, Степа, сейчас в лазарет, а там на тебе рана как на кобеле зарастёт...
Краснов следил за атакой. Вот донцы поравнялись с колючими заграждениями, и сапёры принялись делать проходы. Траншеи противника молчали. Генерал едва слышно прошептал:
— Атаманы, донцы, ещё один рывок, и первая полоса ваша...
Солдаты пехотного полка уже пробирались
Краснов ушёл в свой блиндаж. Срочно были вызваны командиры полков. Командир дивизии был мрачен, говорил недовольно:
— Первая атака захлебнулась... Но мы будем продолжать, пока не добьёмся прорыва. Весь удар наших Орудий будет направлен на австрийские укрепления. Полковые и дивизионные орудия располагают достаточным запасом снарядов. Огонь должен тщательно корректироваться наблюдателями. После этого дивизия снова пойдёт на прорыв.
Краснов повернулся к командиру кубанского полка:
— Велите кубанцам спешиться. Они примут участие в следующей атаке.
И тут же командиру пехотного полка:
— Я видел, господин полковник, что вашим стрелкам не хватило малости, чтобы ворваться в первую линию обороны австрийцев.
— Ваше превосходительство, если бы казаки не отошли.
Краснов будто не слышал сказанного пехотным полковником.
— Господа, командующий фронтом отдал распоряжение: коннице войти в прорыв через три дня. Наша задача — за это время преодолеть сопротивление врага.
Орудийная пальба улеглась, стихла перестрелка. Наступила передышка. В этот день к вечеру дивизия повторила попытку овладеть первой линией австрийских укреплений, и снова безрезультатно. Казаки отошли, понеся большие потери.
Раненых увезли в лазарет, погибших сложили в братскую могилу и после отпевания забросали землёй. А те, кто остался лежать на нейтральной территории и к кому невозможно было подобраться, в три-четыре дня почернели, и ветер понёс с той стороны сладковатый запах.
Шандыба устал от постоянных атак. Злобствовал. Идя в наступление, каждый раз ждал смерти. Но она его миловала. В штыковой, когда сходились, бился люто, будто в его нынешней тяжёлой жизни виновны австрийские или немецкие солдаты...
Прошла первая половина июня. Краснов бросил в наступление весь личный состав дивизии. Он сам повёл её в наступление. Тот бой был самым яростным, казаков обозлили неудачи и потери товарищей. Они видели, что генерал идёт на прорыв вместе с ними. Ворвавшись в окопы, казаки сошлись в штыковой. Они заняли первую линию обороны, вторую, остановились перед третьей. Выдохлись. Бросить бы в бой резерв, но нет его. А к австрийцам подошли свежие германские полки, переброшенные с Западного фронта из Франции.
Из штаба поступали сведения об успешных операциях на отдельных участках Юго-Западного фронта. Стало известно: генералу Каледину удалось прорвать фронт. На своём направлении 8-я армия успешно развивает наступление и овладела городом Луцком. Взяв Луцк, части этой армии проникли вглубь расположения австрийской оборонительной линии километров на тридцать и, форсировав реку Стырь, вышли на фронт Колки. Но тут пришлось приостановить наступление, потому что вдоль железной дороги на Ковель появились новые германские части.
Перед Брусиловым встал важный вопрос: в каком направлении ему использовать успех 8-й армии — на Ковель или на Львов? Если бы конница прорвалась
на Ковель, то положение Юго-Западного фронта определилось бы само собой. Главные силы правого крыла смогли бы ударить на Львов. Но конница не прорвалась, а, спешившись, действовала как пехота, и Брусилову пришлось ориентировать 8-ю армию сразу на два направления — на Львов и на Ковель.Такая неопределённость не могла не сказаться на результатах всей задуманной операции Юго-Западного фронта, в том числе и 8-й армии. Прорыв, начатый без определённой стратегической идеи, без сосредоточения в зависимости от этой идеи глубоких резервов, должен был закончиться ничем. Это не замедлило служиться уже к августу 1916 года.
Издалека доносилось чавканье копыт, окрики ездовых, скрип колёс. Пользуясь ночной темнотой, подвозили боеприпасы и продовольствие.
Кругом были болотистые места, и оттого в окопах было сыро и зябко.
Назначенный взводным после ранения Уса, Шандыба направлялся к левому флангу своего взвода, где казаки третьей сотни стыковались с ротой пехотного солка. Иван шёл, пригнувшись, по ходу сообщения, осторожно переступая через ноги спящих.
Ивану спать, не хотелось. Он возвращался из блиндажа войскового старшины, где тот, собрав сотников и взводных, строго наказал: глаз не спускать с казаков, прислушиваться к их речам, какие разговоры ведутся, и глядеть, не появились ли смутьяны, подобные тем, что среди стрелков пехотного полка уже обнаружились. Войсковой старшина два раза повторил: зараза разложения не должна коснуться казачества, оно — опора Государя и Отечества.
Шандыба слышал, в соседней пехотной роте солдаты вовсю толкуют о продажности генералов и грозят уйти с фронта.
Ивану и самому война уже в печёнках сидит. Особенно с той поры, когда казаков, спешенных, погнали в окопы. Но Шандыба был согласен с войсковым старшиной: кому, как не казакам, воевать за Россию.
И ещё Иван твёрдо знал: если доведётся услышать среди казаков недозволенные речи, он постарается унять их, успокоить, напомнит о долге, но донести начальству — нет, такого от Шандыбы не дождутся...
В прошлом месяце погиб командир третьей сотни, и её принял хорунжий Любимов. Алексея за глаза звали «любимчиком» генерала Краснова, но донцы его уважали за храбрость, он ходил в атаки вместе с сотней, участвовал в штыковых боях.
От сотника Шандыба узнал, что Стёпку из лазарета отправили на Дон долечиваться. В душе Шандыба даже завидовал Усу — дома побывает. А может, больше на фронт и не пошлют: ранение-то у Стёпки в грудь навылет...
Присел Иван, шинель на плечи накинул, приготовился ночь коротать, да не дали. Велели взвод поднять, разведку боем устроить. Так поступали, когда хотели выявить огневые точки противника, чтоб накануне атаки подавить их орудиями...
Подняв взвод, Шандыба приказал казакам рассредоточиться. Ругаясь, они перебрались через бруствер и, когда со стороны австрийцев взлетела осветительная ракета, припав к земле, начали подбираться к вражеским позициям. Позади осталось нейтральное поле, теперь надо было вызвать огонь на себя. Казаки подняли беспорядочную стрельбу. Одна за другой поднимались в небо ракеты, ударили пулемёты. Стрельба продолжалась не менее получаса. Когда все успокоилось, Иван передал, чтоб отходили к своим. В итоге ночной вылазки троих казаков убило и шестерых ранило.