Не ждали… (сборник)

– Ну и кто же?

– А вот кто! – Марина повернулась к нему, принялась целовать лицо, глаза, шею. Отстранилась, шутя щелкнула по носу. – Только не зазнаваться! Я ведь сейчас почти влюбилась, а через минуту могу возненавидеть.

– Возненавидеть? За что?

– Да за все!.. За любую мелочь. Как только просеку, что человек врет, крутит, поет Алябьева – все, конец. Все чисто трактором! Запомни это, лопэс.

Егор помолчал, довольно осторожно спросил:

– Вопрос можно?

– Нехорошо как-то спрашиваешь.

– Бывший твой муж. Правда прокурорский сынок?

– А чего он тебя так разволновал?

– Интересно. Если одногодки, может, и пересекались по тусовкам.

– Не-е, Валерка не тусовщик. Антипов фамилия, не помнишь?

– Вроде нет.

– Моль белая, – с презрением произнесла Марина. – Скучный, занудный, правильный, до тошноты въедливый. Ногти будет выдирать – ни одной гримасы!

– А Липницкого тоже знаешь?

От неожиданности Маринка приподнялась на локте.

– Витьку?

– Да, Витьку. Липницкого. Виктора Алексеевича.

– А ты откуда этого знаешь?

– Друг детства. Жили когда-то рядом.

– Ну знаю. И что дальше?

– Что за человек?

– Гнилой. Гнилой и подлый.

– Он корешит с твоим отцом?

– Бабки вместе делают.

– А ты чего с ним делаешь?

– Не поняла?

– После психушки я встретил его.

– Встретил. Что дальше?

– Передавал тебе привет.

– Что еще?

– Сказал, что ты клевая.

– И больше ничего?

– Больше ты знаешь.

Марина молчала, не сводила с Егора глаз.

– Что смотришь? – повернул он к ней голову.

– Смотрю и думаю: или дебил, или редкая тварь.

– Как каждый мужик.

– Нет, – усмехнулась она. – Все-таки тварь. Только что был с женщиной, любил, целовал и тут же гнешь про другого козла. Что он еще сказал тебе?

– Не больше, чем сама знаешь.

– Я хочу от тебя услышать!

Баринов тоже привстал на локоть, попытался погладить Марину по волосам.

– Ладно, проехали.

Она отбросила его руку, но ответить не успела. На тумбочке заиграл мобильник. Марина включила связь, поднесла трубку к уху.

– Что, мама?.. Скоро буду, уже выезжаю. А что?.. Куда он поехал? А с чего он взял, что я за городом? Соседи?.. Хорошо, поняла. Спасибо, мамочка! – положила трубку, севшим голосом произнесла: – Отец сюда едет.

– Нужно смываться?

– А может, хочешь с ним покалякать? Объяснишь, чем мы тут занимались. Скажешь, что у нас любовь.

– Без проблем. Штаны только натяну.

– А можешь и не натягивать. Веселее будет!

– Как скажешь, дорогая.

– Тундряк долбаный! – огрызнулась Марина, принялась быстро и нервно одеваться. – Спускаешься в котельню, кочумаешь там, пока не уедем. И не вздумай высовываться для «мужского разговора». Больше получишь, чем услышишь.

Баринов подошел к ней, попытался поправить съехавшее с плеча платье.

– Отвали, баклан! – оттолкнула его Марина. Взяла сумку, покопалась в ней, вынула что-то завернутое в бумагу, бросила на постель. – Бабки. Одноразовая помощь… Не тебе. Кеше! И больше я тебя не знаю. Считай, было короткое разовое замыкание. – И широким шагом заспешила к выходу.

Егор слышал, как стукнула сначала одна дверь, затем вторая, после чего зашумела во дворе машина, скользнули по окнам фары, и тут же ночь всколыхнул громкий разгневанный мужской голос.

Марина что-то отвечала, объясняла, кричала. Слов было не разобрать, одни только эмоции и возмущение.

Егор спешно оделся, сгреб сверток с деньгами, в полумраке стал спускаться вниз, чтобы схорониться в той самой котельной.

До котельной он дойти не успел – над головой затопали частые тяжелые мужские шаги, потом выкрики.

– Черт!.. Найду кого, пристрелю!.. С кем ты, стерва, здесь была? Говори, где он?

– Я же сказала, никого нет! Одна была! Не имею права, что ли? – доносился в ответ истеричный голос дочки. – Достал ты меня! Достал, папа!.. Сколько это может продолжаться?

Баринов забился в какой-то уголок, затих.

Шаги прогрохотали совсем близко, по стенам поплыла длинная тень, потом все постепенно удалилось, стукнула входная дверь, снова ударили фары по подвальному окну, и стало тихо.

Замок железной входной двери в подъезде пятиэтажки был сломан, поэтому войти внутрь проблем не составляло.

Егор пешком поднялся на четвертый этаж, остановился перед квартирой 35, тяжело и часто дыша то ли от быстрого хода, то ли от волнения.

Нажал на кнопку дверного звонка не сразу – тоже, видать, от сбитого дыхания. По ту сторону двери послышались детские голоса, затем женский низкий грудной голос спросил:

– Кто?

– Маша, – произнес Баринов перехваченным горлом. – Это Егор…

– Какой Егор?

– Егор. Баринов. Открой.

Дверь медленно открылась, в прихожей стояла полноватая молодая женщина, возле которой вились двое детей-дошколят, мальчик и девочка.

Мужчина и женщина смотрели друг на друга, то ли пытаясь узнать, то ли вовсе не узнавая. Наконец Маша вымолвила:

– Боже… Правда, что ли, Егор?

– Я, Маша.

– Встреть на улице, не узнала бы.

– А я бы узнал.

– Да ну тебя! – отмахнулась женщина. – Толстая стала, как корова.

– Мама, дядя, – пищала детвора, наперебой тыча пальчиками в гостя. – Кто это, мама?.. Как дядю зовут, мама?

– Вам бы все знать! – Маша оттащила детей в сторону, повела в одну из комнат, махнула Егору. – Чего стоишь? Проходи, раз явился. Туфли только сними!

Тот вошел, зачем-то пошаркал туфлями по не очень свежему коврику, потом сбросил их.

Маша вернулась, поправила упавшие на лицо волосы.

– Задолбалась с этими киндер-сюпризами! Ни сядешь, ни ляжешь, ни пожрешь.