Не ждали… (сборник)
Шрифт:
– Двое у тебя?
– Здесь двое, а третьего муж из школы сейчас приведет.
– Муж кто?
– Тебе какая разница?.. Алконавт. Пока трезвый, детей клепает. А загудит, по всему городу бегаю. Ищу!
Прошли на кухню, Егор примостился на краешек пластиковой табуретки, с улыбкой взглянул на женщину:
– Сколько мы с тобой не виделись, Маша?
– А сколько не виделись? – хмыкнула та, привалившись плечом к холодильнику. – Как срок тебе дали, так и не виделись.
– Я вспоминал тебя. Часто вспоминал.
– Думаешь, я не вспоминала? Подушки насквозь
– На письма перестала отвечать.
– Послушай, Егор! Тебе сразу все рассказать или вперемешку? Сейчас разревусь, распсихуюсь и на детей всю злость выкину. – Маша взяла кухонное полотенце, с силой вытерла увлажнившиеся глаза. – Тебе в тюрьме было невесело, а мне на воле тоже несладко. То мать умерла, то этого козла встретила!.. На улицу раз в месяц нос высовываю, и то с двумя подвесками! Народ шарахается, когда видит. Не женщина – свиноферма.
Она грузно опустилась на вторую табуретку, стала плакать в полотенце горько и с отдачей.
В соседней комнате стали орать и драться дети, Маша резко вскочила, свернула калачом то самое полотенце, ринулась наказывать чад.
– Ах вы, черти полосатые! Как же вы достали меня!
Баринов слышал, как ревели дети, кричала на них мать, лупила полотенцем, топала ногами:
– Когда вы угомонитесь? Когда дадите матери хотя б минуту посидеть спокойно?
Егор поднялся, подошел к окну, стал смотреть во двор – обычный, спокойный, сонный – с подростками на спортплощадке, пенсионерами на скамеечках, с мамами при колясках…
Вернулась Маша, оперлась о гостя полным горячим телом, показала снимок в рамочке:
– Гляди… Это мы с тобой. Как раз хотели пожениться. Правда смешные?
Баринов взял фотографию, стал рассматривать ее.
– Почему смешные? Красивые.
– Красивые. Жаль, что все так вышло.
– А это кто?.. Витька? – ткнул Егор на парня, пристроившегося рядом.
– Витька Липницкий. Твой лепший кореш… Не слыхал, чего с ним?
– Не успел.
– Большо-ой человек стал. Депутат!.. Не был у него еще?
– Говорю ж, не успел.
– Ходила к нему, когда третьего родила, пожевал губами, пошлепал, даже записал в блокноте что-то, и как в домино: пусто-пусто. – Маша забрала фотографию, протерла ее ладонью, поцеловала. – Под матрац прячу, чтоб муж не видел.
– Ревнивый?
– Полный дурик! Особенно к тебе. Который год допытывается, устала отбиваться. – Она внимательно посмотрела на гостя. – А ты за отцом приехал? За Кешей?
– В первую очередь, – кивнул Егор.
– Он же в шизиловке. Упекли, чтоб дом забрать. А чего? Один за решеткой, второй – в крезатории. А богатство вот оно, под ногами. Бери – не хочу. И знаешь, кто там сейчас?
– Знаю, – согнал каменные желваки Егор.
– Дмитрий Олегович Зайцев! Главный головолом города. И кентяра твоего Витьки Липницкого. Да-а, вот так. Сначала Витька раскинул грабли на вашу домину, потом, видать, перетерли, запрессовали, и теперь там Зайцев.
– С женой и дочкой.
– Жена – двинутая, блаженная. Книжки все читает. А дочка – прости господи.
Все есть, окромя головы. Кто поманит, тот и подберет. Выскочила по молодости за прокурорского сынка, сейчас с Липницким веретено крутит.– С Витькой?! – искренне удивился Егор.
– Да, с депутатиком! И надежда, и опора, и защита! Как только батя ее еще не пронюхал. Порвет твоего дружка, как Тузик грелку.
За стенкой снова стали шуметь дети, Маша вздохнула, закатила глаза.
– Не поверишь, каждый день хочу повеситься, – снова схватила полотенце и снова выбежала из кухни. – Ах вы, паразиты!.. Ах вы, людоеды! Когда ж вы, чушки, успокоитесь?!
Крик, ругань, детский плач.
Баринов поднялся и тихонько покинул квартиру.
Время было за полночь. Баринов велел остановить машину метрах в ста от входа в психиатричку, сунул «леваку» положенные пятьсот рублей, достал из салона туго набитую дорожную сумку, двинулся в сторону ворот.
Машина развернулась и, газанув, скрылась в ночи.
Охранник, услышавший автомобильный шум, уже ждал Егора. Протянул деревянно руку, кивнул на сумку.
– Шмотье?
– Переодеть отца. Как он?
– А кто его поймет? Вроде пока спокойный. Хлопцы вывели из палаты, караулят, чтоб не шумнул раньше времени.
– Машина?
– На старте, – улыбнулся золотым ртом Василий. – У меня все как часы. Сказал – сделал. Сам-то деньгу собрал?
Баринов вынул из кармана сверток:
– Как договаривались.
– Уважаю аккуратность!.. Я вот, к примеру, в армии пять лет прапором отбаянил, с тех пор привычка отвечать за каждый жест. Взял больше, кинул дальше. А что не поймал, то мимо.
– Ладно, двинулись, – прервал его Егор. – На душе что-то гадливо.
– А по-другому и невозможно! – засмеялся охранник, впуская его в ворота. – Хоть и чокнутый, а все родной отец. Теперь главное, как с ним распорядиться. – Неожиданно поинтересовался: – Куда ты с ним? В гостиницу?
– Не знаю. Еще не решил. Может, и в гостиницу.
– В гостиницу нельзя, – мотнул головой Василий. – Он же еще под уколом. А действие закончится, может случиться приступ. Орать, значит, будет, буянить, метаться. Я на них тут нагляделся!
– Ну и что предлагаешь?
– А вот и предлагаю. Дачка у меня… ну, халупка… всего километр от города. Там никто зараз не живет. Перебьешься с Кешей недельку, пока не уймется, а там можно и в гостиничку. Или в другое какое место. Телефончик мой в память вбей, вдруг понадобится. – Он протянул ксероксную бамажку с номером.
Егор загнал в мобильник телефон охранника, обозначил «Василий».
– Спасибо, тронут, – и крепко пожал ему руку.
– Тронутым будешь, когда заплатишь, – хохотнул охранник. – Тут не богадельня, дорогой!.. Всего полторы тысячи, и вопрос закрытый. Хоть месяц живи!
Егор вынул из кармана перетянутые резинкой деньги, отсчитал три бумажки по пятьсот, буркнул:
– Все равно спасибо.
Пересекли двор. Василий огляделся, махнул стоявшему поодаль «уазику», быстренько отомкнул железную дверь, пропустил Баринова внутрь.