Неангелы
Шрифт:
– И не смотрите на меня так. С этим феноменом нам еще предстоит разобраться. Нужно только выбраться отсюда, как можно скорее.
Если быть честным, сегодня я чувствовал себя вполне пристойно. В теле осталась лишь небольшая слабость, при резких движениях болели плотно забинтованные ребра и голова. При утреннем обходе врач сказал, что при падении я сломал четыре ребра, получил сильнейшее сотрясение мозга и сильно ушиб позвоночник, благо, тут обошлось без перелома.
– Ты проверял, силы вернулись в полном объеме? – поинтересовался Клим, разваливаясь на освободившемся после ухода мамы кресле.
– Реакция в норме. Блок получается. Остальное не проверял. Чтобы проверить
– Отлеживайся, пока можешь. У тебя есть несколько дней, чтобы восстановиться. Маша обещала уладить юридические формальности с миссией. Я с понедельника займусь курсантами. Клим прошерстит все, что только можно в интранете и библиотеке ассоциации на тему передачи силы другому Мыслителю. Советую заняться этим прямо сейчас, - он выразительно посмотрел на друга. Стоически выдержал его недовольный взгляд и устрашающую гримасу.
– Почему, когда вы обсуждаете няшку-Арину, меня всегда выставляют за дверь? – пробурчал Клим и, напоследок показав нам язык, удалился с видом оскорбленной невинности. Хотя невинность из него уже лет десять так себе.
– Я открою окно? Ненавижу этот больничный запах после всего, что случилось, - он не стал дожидаться моего утвердительного ответа и впустил в комнату свежий осенний ветер. Дышать сразу стало легче. Да, это то, что нужно. Я вообще не понимал, как люди умудряются выздоравливать в больнице. В этом месте все пропитано болезнью и лекарствами. Густой воздух словно говорит тебе: «Ложись на кровать, закутайся в одеяло и болей». Он не дает стимула бежать вперед, только заставляет лежать и ждать, когда же все это закончится. А чем закончится – дело десятое.
– Как тебе это удается? – этот вопрос мучил меня даже больше, чем сотня вопросов об Арине. Да, я хотел поговорить с Эдгаром, но как ему удалось узнать? Почему у него всегда получается?
– Узнать, что тебе срочно нужен друг? Легко. Настоящие друзья всегда это чувствуют. Всегда знают, когда нужны и, если могут, приходят на помощь. А мы с тобой дружим больше десяти лет. Не могу же я тебя бросить на растерзание страстям и сомнениям.
– А бросить на растерзание докторам можешь, значит? – догадаться, кто запретил Климу даже думать о моем побеге, было нетрудно.
– От этого тебе хуже не будет. Врачи подлатают твое тело, но с душой, увы, им не справиться. Поэтому я здесь. О чем ты хотел поговорить?
Эдгар уселся на подоконник, совершенно не опасаясь рухнуть вниз из открытого окна. Одно из самых лучших качеств моего друга – он не боится высоты. Остальным пришлось привыкать к моим полетам, Эдгар же был, как говорится, всегда готов. Чем ближе к звездам, тем ярче мысли. Так, по его словам, воспринимается полет.
– Если честно, поныть хотел, - я упал на подушку и встретился взглядом с потолком. Белым, как чистый лист бумаги. Ненавижу белый цвет. Когда я вижу что-то белое, сразу хочется это раскрасить, ну или неприличное слово написать. Все, что угодно, лишь бы не белое. – Такое чувство, что наша ситуация ухудшается с каждым днем. Пока мы шли на Эверест, материя успокоилась, была полностью под контролем. Но это оказалось затишьем перед бурей. Иногда мне кажется, что Арина – яд, медленно разрушающий мою жизнь. Знаю, что не должен так думать, но… - мягкая подушка и тяжелая, как кирпич, голова. Вот я и произнес это вслух. То, что давно зрело внутри меня и теперь, увы, мне не стало легче. Ни капли. Почувствовал себя полным придурком.
– Яд? Интересная аллегория. В стиле Шекспира, - вот
уж не ожидал, что мой друг начнет зубоскалить. С трудом повернув голову вижу, что и правда усмехается. – Отвечу тебе в тон. Самое лучшее противоядие всегда сделано из яда. Даже так, яд может стать противоядием. Если пить его капля за каплей, рано или поздно он просто не сможет причинить тебе вред.Моя голова раскалывается на кусочки, а он изъясняется, как дядюшка Уильям, вместо того, чтобы объяснить мне все нормальным языком. Настоящий друг. Ничего не скажешь.
– Ты пытаешься сказать, что я должен перестать отталкивать Арину? Издеваться над больными – это свинство. На носу церемония. Когда меня официально объявят Наследником, за мной будут наблюдать круглыми сутками. До самой церемонии вступления в права. Предположим, я соглашусь с твоей теорией и что? Наши отношения за несколько секунд станут известны всей Ассоциации. Итог сам угадаешь или тебе в красках описать?
Я редко позволяю себе говорить в таком тоне, особенно с друзьями. Но сейчас мой голос был больше похож на рык. Да, именно эти мысли разрывали изнутри, причиняя физическую, почти нестерпимую боль. Жгло то огнем, то льдом. Сковывало горло, заставляя хватать ртом воздух.
Бах! Лампа на прикроватной тумбе разлетелась вдребезги.
– Об этом я и говорю. Смирись с собой, смирись со своими чувствами, прими их. Уверен, тебе станет легче как управлять силой, так и сосуществовать рядом с Ариной. Пожалуй, это все советы, которые я могу тебе дать, - он одним движение руки вернул лампу в прежнее состояние.
– Ты знаешь, где она? – это последний вопрос, на который я был сегодня способен. Арина молчала. Ни смс, ни звонка. Понимаю, что зайти в палату, когда здесь моя мать, она не отважится. Но хоть бы сообщение прислала, что все в порядке.
– Сегодня ее выписали из лазарета. Во вторник она вернется к занятиям. Доктор Комаров считает, что с ней все в порядке.
Вслух задать все вопросы, влетевшие в мою голову, я был физически не в состоянии. Встретил ли ее кто-то? Добралась ли она до дома? Помог ли ей кто-нибудь подняться по лестнице на второй этаж? Кажется, на моем лице все это отразилось вполне четко.
– Не переживай. Она добралась до дома, там ее встретила Лера и все остальные ребята. Они очень ждали ее возвращения, - ответил Эдгар и тихо вышел из палаты. Я не стал прощаться, снова проваливаясь в сон.
Когда я поднялась в комнату, солнце было уже в зените. Мои же силы упорно стремились к закату. Рухнуть на кровать и закрыть глаза – единственное, что заботило меня в тот момент, когда со скрипом открывалась дверь комнаты. Лера и компания устроили мне настоящий допрос. Что? Как? Страшно? Трудно? Что за обвал? Я старалась отвечать максимально правдиво, но без самых интимных подробностей. К счастью, им они и не требовались. Войдя в комнату, я остолбенела.
Вещи были сложены в углу и не распакованы. В голове тут же пронеслась тысяча и одна мысль. Портрет. Его могли обнаружить. Досматривали ли вещи? Кто знает. Для начала нужно его найти. Это не составило большого труда. Он нашелся в рюкзаке, который я оставила в палатке у подножия Эвереста. Да, все это время носила с собой, как последняя дура. Но оставлять в коттедже не решилась. Мало ли что. Портрет был в целости и сохранности. Я сорвала с него бумагу, стряхнула несколько пылинок с носа Кирилла и засунула в верхний ящик стола. Лера слишком любит вваливаться в мою комнату без стука, а втягивать ее в наши запутанные отношения с Наставником совсем не хочется.