Небесная лыжница
Шрифт:
— Я так понимаю, — брезгливо сказал Роберт, — вы сейчас занимаетесь идентификацией: что из чего получилось после взрыва генной бомбы.
Оливер, проследив его взгляд, отрицательно покачал головой:
— Нет, это не тростник. Это скорее всего хвощ. Или какая-нибудь поганая водоросль, покинувшая естественную среду обитания. Здесь всё перепуталось, доктор. Ни о какой идентификации не может быть и речи. Кстати, вся эта сельва — мутанты на уровне травы. Наросло... после взрыва. Мы же вам докладывали, показывали фото...
— Плевал я на ваши фото, — доверительно заявил Роберт, всматриваясь в хмурые лица попутчиков. — Что же вы
Хьюз насторожился, а толстяк, наоборот, сник.
— Поэтому я и просил вас, — пробормотал Оливер. — Так сказать, коллегиально, сообща... Лично я уже давно сложил оружие. Это непосильная загадка. Мы не ждали...
— Какая загадка?! — рявкнул Роберт. Ему ужасно захотелось глотнуть разок-другой из армейской фляжки, с которой не расставался, но не станешь же пить на глазах у этих болванов. — Нет загадки, нет никакой Опухоли. Есть элементарная неудача. Ваша «добрая бомба», Оливер, должна подавлять жизнеспособность генов, примитизировать их. Это аксиоматично. Но где здесь признаки регресса, где? Уродцы, мутанты, трава, превратившаяся в джунгли, — вся эта пляска обезумевшей жизни годится-для эксперимента, но не для вашей «гуманной» бомбы.
— Мы и есть экспериментаторы, — окрысился вдруг Оливер. — Вы ведёте себя так, шеф, будто мы фабриканты оружия, а вы — прогрессивный профсоюзный деятель...
— Лучше помалкивайте, — посоветовал ему Роберт, пытаясь на ходу сковырнуть ботинком какое-то низкорослое растеньице с удивительно мощными стеблями. — Не знаете кто мы такие — спросите у полковника.
Они как раз вышли на скальную террасу, несколько возвышавшуюся над унылой местностью Зоны. Хотя подъём был весьма непродолжителен, лица за прозрачными щитками респираторов посерели, в шлемофонах слышалось прерывистое дыхание.
— Мы тщательно охраняем зону Опухоли, — не без гордости заявил Хьюз. — Обратите внимание, доктор, вон на те сторожевые вышки. Кроме электронных систем, задействованы и старые добрые методы: круглосуточное патрулирование, тройное ограждение, естественно, ток.
Роберт хмуро кивнул. Пред его взором открылась почти вся Опухоль. В огромной массе зелени — гипертрофированной, уродливой — чувствовалось нечто грозное и нездоровое. Жизнь действительно здесь вспухла, размножилась вне всяких пределов. По краю сельвы, где над обезумевшей биомассой вытыкались сторожевые вышки, шла чёрная полоса. Такой же выглядела с высоты и просека, по которой они сюда пришли.
— Выжигаем огнемётами, — пояснил Хьюз, угадав невысказанный вопрос Роберта. — Каждое утро. И просеку тоже. Эту зелёную заразу иначе не остановишь.
— Вот именно, — подтвердил Роберт. — Ваша генная бомба, Оливер, не подавила, а разбудила ген. Признаки распада и разложения — это всего лишь результат непомерной жизнедеятельности растений.
Всё ещё обиженный биохимик буркнул:
— Ещё неизвестно что лучше: превратиться в бессловесную скотину, деградировать или помереть от того, что жизненные системы пойдут после облучения вразнос, сожгут самое себя.
— Что там? — вдруг испуганно прошептал Ральф. Его маленькая ручка указывала в сторону океана, берег которого скрывала распухшая зелень псевдосельвы.
— Где? — спросил Роберт.
— Там, там, там...
Золотистые лучи заходящего солнца выхватили в дальней «проплешине» несколько тростниковых крыш.
— Покинутые бунгало, —
с готовностью объяснил Хьюз. — Использовались для съёмок какого-то фильма. Кинокомпания имущественных претензий не имеет.— Всё-то вы знаете, полковник, — поморщился Роберт.
Оливер вдруг побледнел, а Стивен, который всю дорогу беззаботно насвистывал, зачем-то поправил кобуру пистолета.
Быстро темнело.
Уже не только крыши, но и сама «проплешина» растворилась в болезненном теле Опухоли. Из болот поползли смрадные туманы, а над Фиолетовой пустошью, куда пришёлся эпицентр взрыва генной бомбы, зашевелилось призрачное, беспокойное свечение.
Затем просека сузилась, нырнула в долину, и маленький отряд, спешно возвращавшийся к вертолёту, инстинктивно сгруппировался вокруг Роберта.
В зарослях, чернеющих по обе стороны просеки, творилась непонятная людям ночная жизнь: вскрикивали птицы, что-то шипело и ухало, а на болоте неизвестная тварь методично и оглушительно скрежетала зубами.
— Хищники здесь раньше были? — спросил Роберт.
Ральф хихикнул, а Стивен на всякий случай расстегнул кобуру.
— Что вы. Насекомые, птицы, грызуны. Правда, — Оливер замялся, — они тоже частично... изменились. Кто есть кто — не понять! Но, к счастью, вся эта живность держится зоны Опухоли. К примеру...
— Вот вам пример! — взвизгнул Хьюз. Затем грянуло два выстрела. На Роберта вдруг надвинулось из мрака нечто чёрное и лохматое. На уровне его лица нежданно-негаданно оказалась оскаленная в злом рычании морда собаки. Роберт шарахнулся в сторону, выстрелил. Собака тут же исчезла во тьме.
— Улетела... — выдохнул изумлённый Стивен.
— Не мелите чепухи! — вспылил Хьюз. — Она прыгнула на меня.
— Полно вам, — заявил обстоятельный Ральф. — Полковник явно ошибается: для прыжка собака двигалась чересчур медленно. Она действительно... как бы это сказать... плыла в воздухе.
— А глаза, глаза, — всё ещё удивлялся Стивен. — Глаза-то у неё горели. Жёлтые такие. И светятся...
Какое-то жуткое ощущение, будто они находятся не на Земле, а идут по незнакомой и опасной планете, заставило Роберта поёжиться. Он грубовато приказал:
— Прекратите разговоры. К вертолёту, за мной!
Оливер весь вечер помалкивал и много пил.
«Понимаю тебя, приятель, — сочувственно подумал Роберт, добавляя в стакан лёд. — Одно дело — теория. Разные там выкладки, формулы, рекомендации... А вот результат... Да если он к тому же такой мерзкий... Я, конечно, не специалист по Опухолям, но эта обезумевшая биомасса впечатляет... Ничего, приятель. Это — наш хлеб! Дерьмовый, не спорю, но наш, наш, наш...»
Его понемножку начинало разбирать, и Роберт весело приветствовал как входящих в бар, так и тех, кто выходил.
Они зашли сюда все, не сговариваясь, как только вертолёт вернулся на базу. Пока Стивен искал пятый стул, Роберт осмотрел свою унылую команду и не без иронии отметил: жить в подобных засекреченных Центрах всё равно, что годами играть в захолустном театре один и тот же спектакль — осточертевшие декорации, те же лица вокруг, одинаковые слова и страсти. Бр-р-р!
Ральф вспомнил было, о летающей собаке, но Роберт тут же заявил: в Зоне могут летать даже коровы, и пускай, мол, Ральф благодарит бога, что ни одна из них... После такого сакраментального заявления все засмеялись, и разговор об Опухоли на время прекратился.