Небесная танцовщица apsaras
Шрифт:
Я и представить себе не мог, что значит быть аскетом. Вести пуританский образ жизни несколько дней под силу не каждому, да ещё в вечном мужском возрасте, когда обязательно во времена машинальной задумчивости находишь свой взгляд на любой оголённой части женского тела, в каком бы многолюдном месте ты не находился. И в чём причина такого цепляния глазами, ты и сам себе объяснить не можешь, лишь ловишь насмешливые взоры заметившие твою нечаянную слабинку.
Первым днём оказался вторник. Его провёл без особых осложнений, лишь потянувшись за сигаретой, вспоминал о данном обете и с удовольствием от неё отказывался, памятуя, что давно хотел бросить курить. Некий смысловой эффект в этом отказе был. Откажись от малого и будет большее. Знаете, я даже чувствовал некоторую гордость за себя. О выпивке речи не шло, всё остальное меня пока не
Вы замечали за собой такие странные моменты, как только вы собираетесь произвести в своей жизни переворот, что-то закончить или наоборот начать. То сразу же всё пространство и окружающие начинают вам мешать. И мешают они так изощрённо, что такой тонкости и коварству позавидовали бы даже ваши враги.
Во-первых, я остался дома, чтобы поработать в тишине и, так сказать, не отвлекать себя всякими соблазнами, но уже через час равномерного поскрипывания моего вечного пера, раздался звонок в дверь.
Передо мной в облаке с плавающей надписью: «Мне только этого сейчас не хватало!» – стоял Артурчик. Он всегда объявлялся только по очень важным, как ему казалось, делам, каждый раз огорошивая меня своей неповторимо наглой просьбой. Давно уяснив, что денег в долг просить у меня нет смысла, иначе бы он приходил за ними каждый день, любитель халявы начал выискивать разные не очень приличные способы их замены. Он без зазрения совести мог весьма и весьма серьёзно попросить починить электрические розетки у него дома, объясняя это своей технической не компетенцией; мог нагрузить покупкой какого-нибудь редкого лекарства с его же доставкой; поручения поискать для него вещь по магазинам, либо бытовую мелочь, всегда дополняли его слащавые речи. «Если захочешь сделать мне подарок, – говорил он дьявольски завораживающим голосом, – купи мне …», – и показывал: круглый резиновый эспандер, до момента разрыва которого оставалось совсем небольшое волоконце или ежедневник, замусоленный и исчирканный записями карандашом с чудом сохранившимися последними страничками. Как-то он позвонил поздно вечером и просто потребовал крови, да, да – самой настоящей (четвёртую группу, резус отрицательный), я не знал, что ответить и просто тихо положил трубку. Наверное, я поступил плохо, ведь кому-то наверняка нужна была эта животворящая жидкость. Однако я и своей-то группы крови не знал отродясь, был в этот вечер слегка пьян, и его неуёмная наглость начинала меня доставать.
Просить Артурчик умел вдохновенно и правильно обычно в конце длинной научно-фантастической безошибочно поставленной беседы об интересах сидящей напротив жертвы, в этом не было ему равных. Поддавшиеся его магическому напору некоторое время обслуживали своего короля-попрошайку, но не получая ничего взамен быстро ретировались. Я лично знал нескольких одураченных придворных, гоняющихся за Артурчиком, чтобы набить ему лицо. Для меня все его уловки были давно известны, и эта жутковатая муть, в которой плавали его просьбы, оставалась без ответа. И он понимал, что я не собираюсь вступать в ряды его лакейской гвардии, но в то же время мне очень хотелось узнать до какого предела может дойти его вертлявый ум в поисках халявы. Каждый раз, Артурчик, пробовал меня на «на зуб» заново. Не мог пересилить в себе эдакую жадную гнилушку и просил, снова и снова.
Вот и сегодня как всегда начал с долгих предисловий, что уже лет пятнадцать намекало мне – просьба эта не выполнима.
Дело оказалось в том, что его девушка (какое мне дело до его девушки?), страдала комплексом неполноценности, и самым её большим желанием по истреблению этого мешающего жить недостатка, было переспать с двумя мужчинами сразу. Артурчик увидел во мне второго. Он расселся напротив меня на диване и опять-таки с важным видом полуобняв невидимую фигуру беса рядом излагал сущность предстоящего греха. Рогатое козлоногое существо, что-то нашёптывало ему в периоды красноречивых пауз. Если выключить звук, можно было подумать, что мы обсуждаем устройство ракетоносителя «Протон» настолько серьёзны были наши лица.
Как можно быстрее я попытался открыть рот, чтобы отказаться. Меня даже холодный пот прошиб. Но сидящий передо мной худощавый блондин, имеющий нос с лёгкой горбинкой, меня опередил: «Завяжем
ей глаза, чтобы она не могла тебя видеть, все манипуляции будешь производить молча…» «Достаточно, Артур, хватит! Я не в состоянии этого сделать». Нос Артура раздражённо заиграл крылышками ноздрей: «Неужели придётся просить Вано, а от него всегда так неприятно пахнет…», – пробурчал он, деловито направляясь к выходу, словно мой отказ только укрепил его желание.Во-вторых, и по сей день, я вспоминаю это предложение с брезгливой моросью в душе. Но тогда, оно произвело на меня удручающее впечатление. Казалось бы, чего, ушёл Артур и я весь его экзистенциальный бред, задвинул на самую дальнюю полку памяти, но не тут то было. Всё скребло и скребло, где-то внутри под сердцем: как же это так, ну почему же именно сегодня?
Вечером мне Алла, после моего осуждающего рассказа, рассмеялась и с какой-то даже задорной весёлостью произнесла: «А мы то чем лучше, цели то те же? А, каков, Артур! Я вот ему выскажу при случае, на что покусился, плут!» Затем, чтобы успокоиться и успокоить меня она читала вслух книгу. Я не слушал, вспоминал Наташино бухгалтерское лицо – получалось с трудом. Старался найти волнительные нотки, памятные зацепки, ей не идёт серое, лучше бы в красном и ногти обязательно лаком, у туфлей каблук повыше, что это за причёска – всё наверх, – распустить.
«И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что даёт знание; и взяла плод его и ела; и дала также мужу своему, и он ел», – Алла захлопнула книгу. «Да ты не слушаешь меня!» – Резко встала и вышла в другую комнату. «Что ты мне читала, жена моя?»
Во второй день недели искушения мне с утра позвонила Ксения.
Уж от кого от кого, а от неё я никак не ожидал столь неуместного предложения. Она манипулировала изумительным лисьим тоном и под конец своей «сырной басни» предложила встретиться в кафе. В «нашем кафе»: «Ну, помнишь, на углу, я угощаю». С каких это пор оно стало нашим? Что можно было так бесцеремонно обращаться к моей памяти, пытаясь внести в неё правки, после того как оценка за сочинение уже давно выставлена.
Мы были там пару раз и оба раза не по своей вине, а лишь из-за дождя застававшего нас всегда врасплох и встретились мы дважды случайно, и разрыв между походами в это заведение был в несколько лет. Я же пытался простить ей другое. Когда-то, «пару жизней назад» я к ней специально приехал, готовый влюбиться, под предлогом обсуждения её подражательных стихов: «Ваши сложные морали у разобранной постели. Вы читали Пасторали? – Пасторали? – Постарели». Но мы были юны! И клянусь, мне было назначено в этот день! Горлышко Советского Игристого дымилось у меня в руке. Видно было, что меня ждали с усердием и натюрморт из тонкой книжицы с портретом автора у зеркала в окружении ёлочных гирлянд, за неимением лавровых венков – ожидал меня.
Я развалился в кресле напротив и начал издалека пробовать рифмы (подчевала, ночевала), уже потихоньку представляя, как в конце вечера буду разворачивать эту подарочную упаковку в виде синего шёлка до пят, но не успел сделать и глотка из своего фужера, как в дверь позвонили. Ещё несколько минут после я был просто уверен, что вошедший в комнату молодой паренёк забыл забрать свои лекции и сейчас же отвалит, получив желаемое. Только он сел напротив взял второй бокал и начал нагло пить, глядя мне в лицо, синий шёлк прошелестел у моего уха за спинкой кресла: «Не мог бы ты прямо сейчас уйти?» Нетерпеливый голос повторил это ещё раз, уже неприлично громко. Они даже не смогли дождаться, пока я надену ботинки, уже крутили головы на шарнире языков – так и ушёл, прикрыв за собой дверь на стыдливо щёлкнувший замок. У подъезда стояла подержанная Волга – предмет гордости залётного негодяя. Я пнул её по пружинистому чёрному колесу и она, молча снесла удар, сигнализаций тогда ещё не ставили.
Всегда интересно, что на этот раз выдумает женщина. И я, ожидая Ксению в «нашем» кафе перебирал варианты, тем более, что вариантов не было. У неё давно был ребёнок видимо от того разгильдяя, кто-то из наших общих знакомых сообщил мне эту прискорбную информацию. Она появилась в брючном костюме, обтянутая деловой материей со строгой прямоугольной сумочкой с золотистыми цепочками вместо ручек, кажется, на её пухлых пальчиках присутствовали белые капроновые перчатки (поэтический аксессуар), которые она тут же стянула, мило дотронувшись до моей руки, мирно дремлющей на столе возле вазы с букетиком вонючих бархатцев.