Небесные тихоходы

У них тут в Индии уникальная память.

Примерно, в пятом веке до нашей эры Валмики пропел «Рамаяну», в начале эры Вьяса выдохнул «Махабхарату», кто-то выслушал очень внимательно, шальным образом запомнил, причем не только суть и смысл, а слово в слово, до мелочей, до созвучий, где позабыл — присочинил… Не меньше тысячи лет эти практически нескончаемые поэмы брали с голоса, да и теперь передают из уст в уста… В общем, во все века этих вот носителей индийского эпоса посреди ночи разбуди, они с любого места как пойдут распевать свои преданья, только держись.

Люблю слушать разговоры, песни или чтение старинных эпических поэм на незнакомом мне языке! Просто счастье, честное слово. Люди разговаривают, волнуются, что-то пытаются доказать, а ты смотришь, слушаешь — и не понимаешь, слегка лишь улавливая глубинную вибрацию на уровне предвечного света.

Мой друг Серёга Седов мечтает совершить такое путешествие: поехать в какую-нибудь страну, не зная языка, и жить там до тех пор, пока не начнет понимать, о чем говорят местные жители. Тогда переезжаешь куда-то еще. И так странствовать по миру.

Или хотя бы по Индии!

Ибо целой жизни не хватит, чтоб изучить языки, высокопарно говоря, народов Индостана. Не будем даже упоминать о тьме диалектов и наречий, простом разговорном пракрите, о крутой смеси арабского, монголо-татарского и персидского, которую пускали в ход при дворах мусульманских владык, о мелких говорах племен, живущих на ассамо-бенгальской границе с Бирмой…

Возьмем основные, крупномасштабные! Ой, как ты долго не будешь понимать, к примеру, тамильский язык, или языки телугу, каннара, малаялам — мощные ветви дравидского древа.

Да плюс еще раскидистая крона индо-арийского ствола: хинди, урду, бенгали, маратхи, гуджарати, ория, ассамский, раджастани, пенджабский, синдхи, пушту, кашмирский — сложнейшие современные индийские языки, ведущие свое происхождение от санскрита.

Давно когда-то я услышала: в Московском университете был факультет, где изучали «мертвые» языки — латинский, древнегреческий и санскрит. И мне, вот такой балде (никаких способностей к языкам!), вдруг страстно захотелось туда поступить, особенно манил санскрит, хотя я понятия не имела, что это такое. Клянусь, меня еле отговорили!

И только сейчас, работая над повестью-странствием в Индию, я вижу, к чему так неодолимо устремилась моя душа в бесшабашной юности.

Санскрит — один из самых загадочных на свете языков. Такое ощущение, будто на санскрите между собой общались боги и просто в порыве великодушия, как в новогоднюю ночь ребенку кладут под елку подарок, они осенили санскритом человечество.

Случилось это в те далекие времена, когда связующие цепочки тянулись за пределы видимого в пространства, населенные мифологическими существами, к небесным сферам и подземным мирам. Собственно говоря, латинское слово religio означает «связь».

Недаром санскритский алфавит из пятидесяти букв, где каждая буква имеет строгое и неизменное произношение, называется «девангари», буквально «обитель богов». Такое фонетическое совершенство давало возможность точно выговорить священный слог, это очень важно: любой звук, произнесенный на санскрите (без преувеличения!), отражался на целой Вселенной.

С санскритом связана какая-то жгучая тайна, иначе непонятно, как мог он оказаться здесь, среди людей, такими трудами и муками отыскивающих слово, а и найдешь — видишь: не то! Не то!!!

И вдруг появляется он, такой многомерный, ритмический, мелодичный, санскрита, что означает «изысканный», «отточенный», «исключительно утонченный». На нем можно выразить все, причем не плоско и не одномерно, как мы немотствуем, не в силах погрузиться в глубину хоть сколько-нибудь значительных вещей. Но — в разных измерениях, сияя сотней отшлифованных граней, играя тысячью оттенков, — …если тебе есть что выразить!..

Естественно, на санскрите взялись разговаривать с богами (мы ведь тоже в своих молитвах стараемся приподняться над обыденной стилистикой: «Да будут чресла ваши перепоясаны и светильники горящи.», «Да явит тебе Господь светлое Лицо свое и помилует тебя…») Священные книги всей многоязыкой, многоплеменной Индии начертаны на санскрите. Как будто изначально в нем была заложена потребность соприкасаться с бесконечным.

Отсюда его тяготение к поэзии. Сама грамматика проникнута поэзией: один из первых санскритских словарей написан стихами.

Грамматика санскрита была оглашена лет за четыреста до нашей эры неким брамином Панини, о жизни которого, как о Валмики, о Вьясе — ничего не известно. Они — гении, звезды, полубоги, личная история в подобном случае неуместна.

Грамматика Панини состоит из четырех тысяч правил, своего рода алгебраических формул. «Знающий мою грамматику знает Бога!» — намекая на источник ее происхождения, воскликнул филолог древней Индии.

При этом разговаривать, читать и писать на санскрите считалось обязательным для более или менее культурного человека. Но только узкий круг заоблачно продвинутых людей, прошедших сложную брахманскую школу, безукоризненно владел санскритом.

Ты с детства окунался в его удивительную атмосферу, тебя пронизывали его токи и постоянно держали в поле поэтического существования, как если бы люди вокруг не говорили, а пели (есть, есть такие деревни, где только поют — на северных склонах Гималаев!). Само присутствие на Земле живого санскрита будило в тебе желание постигнуть суть вещей и космическую гармонию.

Пока память свежа, дети разучивали словарь санскритских синонимов. Ребенок заучивал их тысячами, получая в результате энциклопедическое образование! Целое мироздание представало во всей своей красе, благодаря этому фейерверку синонимов. Синонимами какого-нибудь обычного с виду слова: природа, ночь, огонь или яйцо, можно было выстелить путь от мыса Коморин — самой южной точки Индии — до заснеженных Гималаев. Не говоря уже о мириадах имен Бога, причем каждое имя высвечивало иные оттенки смысла.

Я плачу, листая мой, вожделенный когда-то, «Словарь синонимов». Казалось, куплю его в «Академкниге» на улице Горького, и — как писателю — мне откроется небо в алмазах… Хотя в меру скромных сил он так старается помочь мне, бедолаге. И помогает ведь, помогает!..

Знакомый художник, младший сын писателя Ардова — в их доме на Большой Ордынке, приезжая в Москву, останавливалась Анна Ахматова, — рассказывал, как Виктор Ардов, известный юморист и охальник, доверительно говорил Анне Андреевне, отправляясь в гости: