Небесные жены луговых мари

овроси

в дни месячных овроси наигрывает на листе черемухи — никуда не ходит. сидит на скамье у дома — высокая — задумчивая — худая. подходит тютай — и садится рядом — слушает как овроси играет. иногда подсвистывает — но сразу замолкает — ему кажется что овроси свистом его недовольна. ей двадцать пять — а тютаю двадцать. овроси не замужем — а тютаю невесту неделю как сосватали — веселую крепкую унави — соседку. тютай уже успел ее потрогать и посмотреть — а унави хихикала. а сестра унави — овдачи — как-то потом на улице ему погрозила пальцем. черемуховый лист — на котором овроси играла — рвется: у него короткая жизнь. овроси роняет его под ноги — приподнимает руку и не глядя срывает другой: черемуха из-за забора густо нависла над скамейкой. неразговорчивая овроси — черемуховая ветвь. темные волосы — темные брови — удлиненное худое лицо. неразговорчивый и тютай — он щурится от солнца и думает о том как позапрошлым летом — в августе — прихватив для виду распаренную крупу и кривые удочки — прихватив блины и сырники — бегал совать овроси.

огаптя

игра в дырочки многим нравится — любит ее и огаптя. глаза ее непромытые — заспанные. ну и пусть — зато какое мягкое большое лицо — целуй не нацелуешь — сколько места. огаптя ведь шмель — пухлый шмель — низко летающая шмелиха — в конопляной одежде — с медом в ушах и уголках глаз. огапте четырнадцать лет — сильная она и большая — ее голос как берестяная труба которой из деревни гонят шайтанов во время праздника сюрем — а дырочки огаптя очень любит. приведет подруг к колодцу на край деревни: одна пасяй вредная и надутая — другая ласковая иналче — одной одиннадцать — другой двенадцать. и вот играют. каждая ищет дырочки у себя на одежде — по очереди показывает — у кого окажется дырочек больше та и выиграла. а если очень не захочется которой проигрывать — может показать три дырочки на теле. (но третья дырочка должна быть особенной.) вот они играют — смеются. огаптя найдет на онучах — пасяй на рукаве — иналче на грудке передника. огаптя на рубахе под мышкой. пасяй долго шарится злится находит трещинку под тесьмой на вороте — подруги с ней спорят — не хотят засчитывать. иналче-умница — не неряха — улыбаясь показывает на ухо. огаптя показывает на ухо. пасяй открывает рот и сует туда потемневший палец. иналче розовеет — показывает мизинцем в нос. ветер гладит низкую й'yршудо — застелившую землю дождь-траву — всматривается в трех девочек у колодца. очень медленной становится игра. огаптя вдруг радостно кричит — показывает странную дырочку сбоку на подоле. иналче и пасяй внимательно смотрят — хмурятся. ты ее сейчас провертела стеблем. — объявляет пасяй. иналче кивает. огаптя неохотно соглашается с ними и показывает на второе ухо. пасяй тот же палец себе в нос сует. иналче будет очень красивой девушкой — уже красива. будут за иналче скоро насмерть драться женихи. ей теперь или выйти из игры в дырочки — или показать совенка. иналче ищет ищет — ищет ищет еще что-нибудь на одежде — глаза блестят. очень долго это длится — подруги не торопятся. ну что? — ухмыляется огаптя. — играешь? и иналче поднимает рубаху — развязывает и тянет вниз штаны. и внимательно смотрят пасяй и огаптя — даже сели на корточки. пасяй говорит: дай потрогать? иналче говорит: потрогайте. трогают обе подруги — тянут за узко торчащие волоски — довольны. в возрасте в котором они сейчас — серединки у девочек все разные. кто-то едет на телеге. иналче одергивает рубаху. теперь она вышла из игры — и проиграла если подруги продолжат. огаптя ухмыляется опять — срывает траву-метелку и тычет в спину иналче. там явная дырочка — у пояса чуть повыше — иналче ее не заметила. все молчат. теперь огапте черед показать — если не останавливаться. зачем проигрывать? — огаптя показывать любит. штаны снимает совсем — садится на землю — раздвигает ноги — девочки глядят с восхищением — такая заросшая огаптя — как их матери в бане — а ноги еще потолще чем ноги у матерей. палец огаптя прямо к дырочке подносит — и говорит: вот она. гнездо огапти девочки долго рассматривают — хоть и видят не первый раз. ну ладно, пасяй стоит мрачная. зачем? она ведь если теперь у себя покажет — значит выиграла игру в дырочки — обошла подруг. а откажется — тогда огаптя. иналче и огаптя улыбаются вместе — они знают что у пасяй под штанами гладко — вот она и не рада рядом стоящей победе. а победа всегда важна — хоть и не было никогда и нет за игру в дырочки никакого выигрыша. это девичья игра — не надо ничего просить. ладно смотрите.. — говорит пасяй отрывисто — подол подняла и опустила. — ну видите? — все как было. и вот три подружки — иналче пасяй и огаптя — уже идут по деревне. что-то кричат — хохочут. иналче вспоминает о том чем сегодня должна помочь матери. большущая огаптя то и дело бубнит и тискает подруг. пасяй огапте завидует и злится.

одарня

одарня из малого кожлояла всякий раз когда едет с мужем на базар в морки — думает: увижу опять его. странный он — очень странный — говорит что сам из кучко-памаша — из той же деревни откуда взяли замуж одарню. а одарня его ни разу там не видела — когда с родителями жила. он хорошо говорит по-русски — не то что муж одарни. он продает веревки — и мочальные канаты. курит из трубки незнакомый табак. запах скипидара — пеньки — и лыка — смешанный с запахом пота его и табака — очень одарне нравится. волосы у него темные — наполовину седые — а самому лет тридцать пять — или может быть даже тридцать. и зовут-то его — одар. одарня его по-хорошему любит. хорошо бы — думает — было с ним встретиться лет тринадцать назад — выйти замуж — и жить уехать в морки. морки веселые и большие. они бы с ним в бане мылись. он бы там сжимал ее за голову за волосы — и.... у нее бы живот болел — и все бы болело. одарня бы от счастья мочилась на пол — и смотрела как и он тоже мочится. он окатывал бы ее водой. целовал в живот. в любое на ее теле больное место. она бы сама продавала эти лыковые веревки — а он бы их только делал. одарня не знает — красивая она или нет. светлых волос под платком не видно — скулы веснушки и серые маленькие глаза — сзади она большая — а грудь лежит. у кого-то грудь пряники — у одарни пряничное тесто. иногда одарня бывает беременна. по-русски совсем почти что не говорит. зато хорошо поет на мари — мужу нравится — и всем нравится. русские называют ее дарья. всякий раз возвращаясь с базара одарня просит мужа остановить у леса под горкой — там где полукругом несколько можжевельников — а между ними неглубокая яма — впадина. там одарня принимает мужа — крепко-крепко на себя кладет — и сжимает ноги. ты моя бабочка.. — дышит муж. бабочка.. — со смехом произносит одарня по-русски. это слово она почему-то знает. что ты сказала? — спрашивает счастливец — и брызгает. и одарня переводит: лыве.

одоча

одоча из села унур заболела чем-то: не хочет есть — коленки и локти горят — утром глаза откроет — как будто весь день по лесу бегала — ну нету сил. одоча — незаметная девушка — невеселая — некрасивая может даже — но очень родителей любит — и брата с дедушкой. все успевает — со всеми работает. ты одоча — нашего дома счастье.. — говорит ей мать. в доме теперь все думают — что плеватели с верхней вичмари испортили одочу. позвали унурского старшего карта — дядю елдера. елдер шапку из бересты надел — и пришел смотреть одочу. недолго они говорили. сводите в рощу.. — сказал родителям жрец. — оставьте трех уток для мланде-авы. сходили — оставили. золотую утиную кровь приняла земля. одоча не выздоровела. поехали в верхнюю вичмарь — смело к подозреваемым в дома зашли: прямо сказали — возьмите назад свой вред. верхневичмарьские плеватели только смеются: не знаем — не наше дело. поехали в нижнюю вичмарь — к гадателям на поясе — в подарок шерсть привезли: узнайте в чем причина. нижневичмарьские пояс одочи узлом завязали — в узел уперлись локтем — спросили у пояса: кто? пояс сказал: унурская рябина. родные одочи в растерянности. большая рябина растущая на выезде из села унур всегда лишь хорошее делает. карты ей кланяются и срезают для себя палки — с этими палками не расстаются — когда ходят опираются на них. женщины рябине овсяные блины носят — и нательные крестики — и заболевших детей. было время когда к ней и одочу носили. и всегда забирала болезнь унурская рябина. может быть одоча обидела ее чем-то? родители с дедом вернулись домой крепко задумчивые. одоча все лежит. так и так дочка.. — сказал отец. — что ты рябине сделала? одоча изумленно на лавке села — потом улыбнулась — потом еле-еле встала и из дома одна пошла — похромала к большой рябине. целовала ее и гладила — листья и бурую кору — плакала — улыбалась. и рябина простила ее — утром одоча поправилась. почти вся красная теперь рябина стоит — птицы ее клюют. одоча никому не сказала как было дело. да никто ее и не спрашивал. молчала про то как обо всем забыла когда в начале мая ласково говорил с ней яшай. как вытащил ее небольшие груди — и зацеловывал их — в нескольких метрах от старшего дерева — онапу — унурской большой рябины.

озави

кто-то может быть как ирга — как яблоня — как слива. а ты озави — как сурепка. шершавая сестренка озави — дочка дяди акимая. зачем в параньгу уехала? лучше там тебе? — лучше? а я здесь остался — в клубе работать буду. буду тебе писать как тут наша филиппсола и наш керебеляк. ты когда с ветлы помнишь упала — я тебе глаза закрыть велел — и сказал что тебя вылечу. помнишь? я не думал что ты такая красивая. всё сперва тебя по ушибленным местам хватал — а потом сказал что плохо выйдет через одежду. а тебе как будто и надо было чтобы я так выдумал. а потом я узнал какая ты красивая. озави — я тебя ведь когда раскрывал — я не думал что ты тяжелая такая. на руках поднимать легко — и подсаживать на дерево тоже. а раздвинуть тебя — не просто. тяжело было ноги твои поднять — и закинуть. почему так? колючка — родинка. сурепка. почему так? я вдыхаю везде твой запах ее сырого негорького стебля вдруг ко мне потянувшийся от закинутых ног — и скомканные солнечные волосы твои до сих пор ртом хватаю. отслуживший в армии егоров анатолий — или по-нашему тюлай — перед домом пилит дрова вместе с дядей своим акимаем — думает не видит ли дядя что штаны его криво выпятились — пишет в уме письмо уехавшей озави.

ойси

еще ойси называют меранг — то есть заяц. а она не против. ноги ее и правда длинные — и мордочка точь-в-точь как у зайца — и большие уши. кстати и зайчатину ойси больше всего любит. а когда наестся ее — что-то с ней происходит странное: ойси куда-нибудь спрячется — и примется сама с собой играть — а наиграться никак не может. вылезет потом из клети или из амбара — и не знает даже что все кто постарше видят какая она другая — взрослые пятна на заячьем милом лице. а поближе кто подойдет к ойси — тот и запах от рук унюхает — от которого весело мужчинам — а женщинам стыдно. тетка ойси — листак — как-то про все узнала. думает — надо будет мужу будущему потихоньку сказать — пускай почаще жену зайчатиной кормит.

окави

окави на качелях дольше всех качается — вернее ее качают — все любуются на нее — вся маленькая чингансола — что в середине леса. парни подолгу сидят в засаде у речки тюмша — караулят не придет ли купаться окави. а окави иногда приходит. и даже не одна — а с сестрами и подружками: с марвай и пигай — с юкталче и оляной — с чипикой и ошвикой — с анюш и сосей. рубахи у всех белые — и белые штаны. когда рубахи уже лежат на земле — девушки долго возятся с завязками. а тюмша-то узкая-узкая — и купаться-то даже негде — и парни на том берегу того гляди оторвут себе свое кривое бычачье счастье.

окай

пижайская толстая окай еле ходит — так насовал ей жених — так измочалил изъел издергал. ой не могу.. — кричит окай. — ой не могу. — это она племяннице кене рассказывает — которая уже год как замужем. кеня хохочет: хорошо было — тетушка? и окай опять рассказывает рассказывает обо всем — показывает даже.

окалче

рябиновая окалче — окалче-рябинка — немного выпила вместе со мной. женились вот — и теперь друг на друга смотрим — не можем руки разжать. я-то еще пьяней — через рубаху ее живот глажу — небритый — весь в череде. и окалче в череде. сидим в пустом доме. на улице были — будто бы работали — вместо этого катались по земле. реву что ли? — глаза об ее живот тру. череду с окалче соберу — зашью в куль — на шее носить буду. белый бог — белая монета — великая молния волгенче-юмо — великая пятница кугарня — защитите простите нас — не карайте смертью болезнями и страхом — меня и рябиновую окалче.

оканай

ушкозя и тяпай — два друга. а оканай им обоим нравится. бесстыдница-оканай перед двумя в молочаях разляжется — у речушки пюзи — над низким обрывом в котором у ласточек дом — а они ее молочаями мажут — белым соком любовной клейкой травы — пахнущим и густым. оканай им все разрешает — только нельзя совать. измажут ее друзья млечными стеблями — на сове и на подмышках косички десять раз заплетут и расплетут обратно — вылижут оканай — все издергаются. после этого оканай их по штанам пощелкает — и они крикнут. ну всё. то что делается у ушкози и тяпая в штанах оканай совсем не интересно. ну оканай — ну может быть сегодня?.. — шепчут ребята. нет и нет — а то и этого не будет.. — оканай сердится. недавно они так опять играли: сначала тяпай кусал оканай за розовую грудь — потом ушкозя положил на сову оканай большую висвис-ромашку. оканай мурлыкала — и с ромашкой играла — пальцами надавливала на нее. а потом ушкозя уселся у лежащей оканай за плечами — голову оканай затылком себе на штаны положил — ласково начал с ушами играть — как и прежде — и внезапно схватил оканай за плечи и к себе прижал — а ушкозя сдернул с себя штаны и на оканай навалился. оканай и дралась — и ругалась — и пела. а взвинченный ушкозя чиркнул несколько раз — и кончился. тоже самое и тяпай — слишком долго их оканай мучила. ох и смеялась выгнувшись рыжая оканай — ох и смеялась. ох и терла ушибленную сову. у обоих друзей их радуги вынула — посмотрела — сказала: вот вы значит какие? отдохнули ребята — и все трое еще по несколько раз за ту встречу крикнули. наполнили оканай как ведро. оканай — ты на нас не сердишься? — спрашивал тяпай у подруги. а она еще больше хохочет. этого ведь давно и хотела оканай — этого и ждала.

окачи

среди сосен бегает окачи — среди скрипа и посвистов близкого лета — играют солнечные тени — пахнет смолой — пахнет прогретой упавшей хвоей. она разулась — и бегает взад-вперед — по высокой сосновой роще продуваемой ветром. хорошо что сосны далеко растут друг от друга — и ветви их сильные высоко над головой. сосновая роща — не еловая. в еловую темную рощу прибежишь от горя. в сосновую светлую танцующую — от радости. окачи маленькая-маленькая. белочка окачи — в родинках всё тело. сосны танцуют — окачи танцует. сосны любят — окачи любит. вчера в старом юледуре прошел кугече — большой поминальный день. окачи вместе со всеми ходила на кладбище — угощать умерших родных. своей любимой бабушке увати окачи положила подаренную отцом конфету — щедро плеснула дорогой наливки купленной в туреке от русских. а бабушка шепнула из-под земли: ты беременна — окачи. так и скажи мужу. и еще кое-что прибавила — отчего у окачи до сих горят уши — и крутит внизу живота. (велела мужу окачи передать чтоб от радости с внучкой поделал что-то — несколько даже раз.) нынче утром муж окачи все выполнил как того вчера пожелала мертвая бабушка увати. постарался. прости меня бабушка.. — говорила закрыв глаза окачи. — отвернись — не смотри на нас.

олика

олика три слова любит: шыже — шыма — и шудо: осень — ласковый — и трава. хорошо бы из них сделать песню.. — так думает. — из одних этих слов — но чтобы всем обо всём сразу понятно было. любимыми словами играет олика так и так — не выходит песня — только музыка есть — ее олика ведь тоже сама придумала — на пикане — на дягиле свистит. вот олика замуж собралась — за кугаша. вот улыбается — на собаку кугаша смотрит. вот в холодном озере стоит — моет живот и плечи. а вот умерла — не тех ягод поела. осень нежно шевелит траву — и роняет березовые звонкие листья — ломкие паутины на головы односельчан. олику хоронят в свадебном наряде — в лубяную колоду рядом с телом из приданого кое-что кладут — и белую нитку привязывают к пальцу — как раз олики в рост — чтоб иногда выбиралась из могилы. карты неслышно плачут — а бабушки крепко стянули лица. о непридуманной песне из трех оликиных слов никто не успел узнать. удивляются до сих пор весьшургинские наши — оттого что осенью и весной — когда мертвых в гости зовут — и столы для них накрывают — олика приходит и ничего не говорит — никому ни о чем не рассказывает. вот живые сидят за столами — а невидимые гости-мертвые им на уши разное шепчут: о том как им там приходится — кто чего кому велел передать. а олика ничего не говорит — и на вопросы не отвечает — ни родителям ни кугашу. мертвые-то еду ведь не могут взять — и рюмки с самогоном поднять сил у них нету. зато хорошо всегда нюхают эту еду и самогон. а нанюхаются — говорят нам о том что еда была вкусная а самогон крепкий. а потом летают пьяные по деревне — и песни поют. кто какие любил — те и дальше любит. и нам это хорошо слышно. как на куженерской ярмарке — в воздухе шум стоит, голоса с голосами плетутся — разрываются — гаснут. и плачут если совсем напились — но больше тянут веселые песни пьяными языками. тут-то и слышно олику. можно по деревне ходить и навострить уши — можно можно ее поймать. очень необычная ее песня — больше всех нам нравится — в песне всего три слова — шыже шыма и шудо — осень ласковый и трава.