Небесный ключ

— Не сомневаюсь. Сопротивление миру — один из способов обретения бессмертной души. Но у вас теперь другая забота. Выдержать и не свихнуться!

Данэйр ловко рассек группу плечом и спросил:

— Этот мелкий успел наградить братца бессмертием?

— Можно подумать, ты сам— очень крупный! — буркнул Виль недовольно.

— Данэйр, вы прекрасно читаете мысли!— слова Перрора прозвучали ругательством. — А теперь потрудитесь объяснить, почему наступил этот кризис?

— Он как влюбится — пишет стихи. А как не влюбится — формулы. Два таланта, вот они его и разрывают на части...

— Талант один, но имеет две разные грани, — хмуро возразил профессор. — Келайр, как-нибудь просчитайте сочетание звуков и строк в своих стихах. А потом наоборот, попробуйте сделать из формул стихи.

— Там, наверное, будет про девушек, — вставил Данэйр.

— Вряд ли, — бросил Перрор сурово. — Талант Келайра слишком уж многогранен. Сложный случай, как вы понимаете. Люди с подобным даром либо сходят с ума, либо действительно обретают бессмертную душу. Впрочем, с вами, Келайр, уже все решено. Вы с ума не сойдете.

Виль чуть слышно вздохнул.

Келайр же сидел, не обращая внимания ни на кого. Страх наконец отпускал. Неужели? Он не верил. Он слушал себя. Перрор вышел на кафедру.

— Встреча окончена, — сказал он. — Следующая — через четыре дня. Всем пора хорошенько подумать. Но если что-то вдруг случится — найдите меня.

Аудитория быстро опустела. Лишь Келайр, ушедший в себя, медленно собирал вещи. Да еще Данэйр, поджидая брата, не дал Вилю уйти. Подросток прижал мальчишку к стенке. Виль, извернувшись, дал парню коленом в живот.

— Ты у меня получишь за брата, скотина!

— А в глаз? — спросил мальчик серьезно. Оба расхохотались.

«Никому. Хорошо?»

«За кого ты меня принимаешь?»

Мальчишки с удовольствием пнули друг друга, заржали, как чокнутые, и выскочили из аудитории.

* * *

— Пер Горячка просил вас? — Жидкие брови главы Спецслужбы идеологии встали домиком.

— Не меня, а моего секретаря, — хмыкнул глава Спецслужбы безопасности, невысокий бодрый крепыш.

— Ректор Большой Академии — я! И все вопросы об отчислениях студентов должны проходить через меня, а отнюдь не через вашего секретаря! — голос ректора приобрел угрожающий тон.

— Разумеется, — глухо сказал безопасник. — Но я в этот день оказался в стенах Академии. Вы сами возложили на меня обязанность прослушивать их занятия и составлять протокол. А если что — действовать по обстоятельствам. Не так ли?

Глава Спецслужбы идеологии сухо кивнул.

— А для военного подготовиться к телепатической связи...

— Не продолжайте.

— Поэтому секретарь не пустил Перрора на порог моего кабинета. И сам дал ответ. Вы помните, в каком звании мой секретарь, господин Тиссен?

Тот едва заметно поморщился. Вымышленное имя резало слух. Но такова, к сожалению, плата за тайну. Всем родичам Лаэна Маро, кроме Даэра, приходилось жить под другими фамилиями. «Черный старец» поставил детей и родственников на все стратегические посты, чтобы всеми вертеть. А сам ославился. Да еще эта публичная смерть от инфаркта. Черная тень покойного дяди до сих пор закрывает чуть ли не полстолицы. Нужно держать ухо востро. К тому же Тиссен понимал, куда сейчас клонит военный.

— Секретарь так же, как и я, имеет право действовать по обстоятельствам, — закончил глава Спецслужбы безопасности.

— Он объявил военное положение? — иронично склонил голову ректор.

— Нет. Он прикрыл мою спину. И вашу тоже, господин Тиссен. Вы знаете, что Перрор подготовил для нас не менее двадцати военачальников. Трое из них — прирожденные полководцы. Пять сотен гвардейцев под их командованием могли бы взять столицу без единого лишнего выстрела. А скольких инженеров и оружейников дал нам этот опасный безумец? Все они верны ему, к сожалению. Слово Перрора для них выше, чем слово Совета. Да и по вашему ведомству...

Тиссен потер подбородок, вспоминая работу своих методистов. Конечно, их приходилось держать в узде, постоянно следить. Но в ответ на лояльность Совета они не проявляли своего вольнодумства публично.

— Вы правы, полковник. — Он склонил голову, обратившись по званию. — Нам придется терпеть это зло. Но...

— Слежка за мальчиком уже ведется. — Губа безопасника дернулась. — Разрешите откланяться, господин Тиссен?

Тот спокойно кивнул.

Глава Спецслужбы безопасности развернулся на каблуках и бодро двинулся по коридору.

«Эти штатские умеют только одно — пробиваться к власти, — раздраженно размышлял полковник. — При этом они рискуют не собой, а другими. Этот подмял под себя Спецслужбу связей, разведку. Ослабил Совет. Что ж, посмотрим, сколько он продержится у власти».

Тиссен вкрадчивым шагом шел по коридору в обратную сторону. Все, о чем думал глава Спецслужбы безопасности, он видел как на ладони и издевательски улыбался.

«Понятие «военная хитрость» относится только к трем людям в столице,— холодно рассуждал он.— К выкормышам Пера Горячки. Но они — исключение. Хитрость — оружие штатских».

* * *

Перрор Горячее Сердце сидел в тишине кабинета, спрятав лицо в ладони. Для кого угодно другого подобная поза означала бы либо приступ отчаяния, либо верх концентрации. Но профессор социологии даже не размышлял, он созерцал. Вереница лиц шла через душу. И он помнил всех. Внешность. Таланты. Манеру говорить, думать, смеяться. Любить. Как он мог их забыть? И не десятки воспитанников— сотни. Семьсот сорок два человека. А у взрослых — давно уже свои птенцы. Не один десяток у каждого. И проверять своих старших ребят вовсе не нужно. Сами придут. Сами спросят совета. Ученик не предаст учителя. Никогда. Если тот — настоящий учитель.

Свеча на столе бросала рваные тени на стены крохотного кабинета, выбеленного, словно келья отшельника. Пламя вздымалось и опадало. Что ж, такова судьба пламени. Когда-нибудь — Перрор знал это — оно разгорится. Не при его жизни — потом. И Меон станет ярким, как звезда среди ночи. Может, это случится не скоро. Может, через тысячу лет. Не ему знать об этом. Но ученики и последователи не предадут. Не его, а себя. Это физически невозможно.

И сейчас, когда рядом не было никого, стала видна еще одна сторона личности немолодого учителя — уязвимость. Ранимость. Это — как поддувало в печи. Не уязвимость — чувствительность к ветру. Обостренное восприятие мира.