Небесный механик

Инсум был пропитан злобой и недоверием до самого последнего булыжника на мостовой. Несомненно, для города наступили черные времена. Эмилю хотелось верить, что так было не везде. Отдаленные городки с двумя-тремя тысячами населения могли избежать незавидной участи столицы. Эмиль надеялся, что где-нибудь, хотя бы на далеких фермах люди не уподобились животным. Однако среди агентов ходили неутешительные слухи о массовых самосожжениях в сельской местности. Религиозные фанатики не без успеха подстрекали народ совершить последнюю ошибку в их жизни.

А вот парк практически не изменился… При солнечном свете, он, должно быть, был, как и прежде, довольно милым. Но сейчас, в темноте, в условиях полного отсутствия ветра стволы деревьев напоминали демоническое воинство, застывшее в предвкушении.

Эмиль остановился в нерешительности. Пройти через парк или пробежать? Он жалел, что некому было составить ему компанию. Раньше здесь стоял Митчел. Оставалось только гадать, сумел ли полицейский и его семья выжить. В первую неделю больше всего потерь было среди полиции. Они не были близкими друзьями, но мысль о том, что распухший посиневший труп Митчелла лежит в сточной канаве, вызывала у Эмиля горечь во рту, которую не был способен заглушить и самый большой глоток коньяка.

Сделав несколько шагов, он ощутил, как от деревьев по правую руку разит тлеющими тряпками. Эмиль приподнял повыше лампу, пытаясь разглядеть, что находится за ними. Между поломанных веток он обнаружил обугленный диван, на котором еще можно было различить человеческие останки. Наверное, это был один из жильцов особняка, стоящего рядом с парком.

Это стало последней каплей. Отшатнувшись в отвращении, Эмиль передумал возвращаться домой. Он бы не вынес, если бы обнаружил на полу в прихожей или на кухне еще одно тело, а такую возможность нельзя была исключать. Когда он в последний раз видел Эмму? Он не мог вспомнить. В голове давно перепутались события последних месяцев, реальность сплелась с кошмарами.

Покидая управление, Эмиль надеялся захватить некоторые вещи, но, представив, во что превратился их дом за последние дни, немедленно перешел на другую сторону улицы и пошел в противоположном направлении. Ему хотелось где-нибудь спрятаться, укрыться от жестокой реальности. Ноги сами привели к почтовому отделению. Почтамт практически не пострадал, если не считать витрины, разбитой врезавшимся в нее автомобилем. Эмиль с револьвером наперевес проверил залы, ожидая скорых неприятностей, но его опасения не оправдались, внутри не было ни души. В кабинете начальника отделения лежал развороченный сейф — мародеры уже вынесли все, что хотели.

Сутки, неразделяемые днем и ночью казались бесконечными. Если бы не неумолимое движение часовых стрелок можно было убедить себя, что время застыло навеки. Пытаясь отвлечься от кошмарных видений, Эмиль перенес кресло из кабинета и пристроил его напротив витрины. Теперь он мог наблюдать за улицей, оставаясь невидимым.

Не проходило и двадцати минут, как холод вынуждал агента вставать. Осколки разбитого стекла неприятно хрустели под подошвами туфель, он делал несколько энергичных приседаний, растирал руки и снова возвращался в кресло. Сидя в кромешной тьме, Эмиль прихлебывал из бутылки, намереваясь прикончить коньяк в ближайшие часы. Опьянение сделало его вялым и угрюмым. У него не было какой-то определенной цели, он и сам не смог бы сказать, зачем он по-прежнему цепляется за жизнь, зачем пришел сюда и теперь сидит, смотря сквозь разбитую витрину. Так было до тех пор, пока репродуктор на улице не начал вещание.

Услышав знакомый голос, Эмиль сначала не поверил своим ушам. Оставив в сторону коньяк, он замер. Сомнений быть не могло, это действительно был Механик, немного ироничный, в какой-то степени усталый, но по-прежнему уверенный в себе. Он обещал спокойную безопасную жизнь, контроль над армией и остатками того, что некогда гордо именовалось Островным содружеством. Механик осмелился взять на себя ответственность за устранение членов правительства обоих государств, и чтобы подсластить горькую пилюлю, обязался в течение двух суток очистить небо от туч.

Эмиль подавил горький смешок, едва не сорвавшийся с губ. В мире все оставалось по-прежнему — беда пришла из-за того, что один человек осмелился навязать свою волю другим. Вот чем завершилось его задание… И он оказался в центре событий с самого начала. С того дня, как Мартин попросил найти пропавшего ученного. Так начиналось это, на первый взгляд, обыденное дело.

Если всему виной Механик, неужели для захвата власти он не мог пойти более привычным путем? Революция, выборы, заказные убийства — у будущего тирана есть масса возможностей оказаться на вершине. Достаточно вспомнить мировую историю, чтобы найти в ней с десяток подходящих сценариев. Зачем Механику было устраивать светопреставление, ставя под угрозу само существование человечества? Может, он не так умен, как хочет казаться и вовсе не владеет ситуацией? Или он мертв, а из репродуктора звучит запись…

Эта мысль заставила Эмиля скрипнуть зубами. Нет, как бы он не желал медленной и мучительной смерти этому человеку, Механик должен жить. Только в этом случае оставалась ничтожная надежда на встречу с Маргарет. Как только он ее отыщет, остальной мир может гореть, тонуть, сходить с ума — неважно. Главное, что они будут вместе.

Дрожащими пальцами Эмиль зажег стоявшую на полу лампу. Поспешно похлопав себя по карманам, он облегченно вздохнул, наткнувшись на часы. Крышка открылась со скрежетом, видимо внутрь попал песок, но сам механизм был исправен. Легким щелчком агент до упора перевел рычаг в левое положение. Стрелки послушно дрогнули, указывая направление и расстояние до цели. Эмиль закусил губу, сдерживая радостный возглас. Если верить стрелкам — а у него не было причин им не верить, вторая пара часов находилась неподалеку. И возможно, все еще была у Маргарет. Его жена не рассталась бы с ними по своей воле.

— Вот и отлично, — прошептал Эмиль, в то время как его рука снова потянулась к бутылке.

Радостное событие нужно было отметить. Он сделал большой глоток.

— Ты жива. Ты в полном порядке, просто не можешь вернуться, — убеждал он себя. — Я должен помочь тебе. Эта хитроумная тварь как-то пробилась сквозь помехи и наладила вещание, а это не так уж плохо. Кто-то в этом проклятом мире все-таки контролирует ситуацию.

Пришло время начать все с начала, он должен отыскать Маргарет. Один, без чьей-либо помощи. Эмиль попытался встать, но очертания комнаты поплыли перед глазами, вынуждая спешно опуститься на колено. В душе он был готов сразиться с целой армией, но тело, отравленное алкоголем, его подвело. Рухнув в кресло, он закрыл лицо руками. Возможно, отправляться на поиски в одиночку не такая уж и хорошая идея. Что он может сделать сам, пусть даже вооруженный? Его неминуемо схватят, будут допрашивать, посадят в карцер или убьют на месте без проволочек. Нельзя подвести Маргарет… Ему пригодится любая помощь, но к кому он может обратиться в такое время? Где искать людей, обязанных ему в достаточной степени, чтобы рисковать своей жизнью?

Эмиль мысленно представил страницы записной книжки с длинными рядами фамилий. Они почему-то были покрыты желтым восковым налетом. Возможно потому, что он не знал где теперь эти люди и живы ли они? Из всех многочисленных друзей и знакомых, он мог рассчитывать только на старика-профессора и его немногословного ассистента. Они уже и так немало ему помогли, и возможно, не будут против оказать помощь снова. Как только Маргарет окажется в безопасности, он подведет жирную черту под прошлым и воздаст Механику по заслугам. Его жизнь в обмен на жизни и безопасность других людей.

Теперь Эмиль знал, что правосудие имеет собственный неповторимый аккорд, объединяющий два приятных его сердцу звука: резкий, ни с чем не сравнимый щелчок взведенного курка и оглушающий грохот выстрела.

Глава 23

Мало кто мог заподозрить в этом маленьком уставшем человеке светило науки. Хрупкие очки в тонкой оправе то и дело норовили сползти на самый кончик его длинного носа, давно нечесаные белые волосы прибывали в беспорядке, костюм был помят, на манжетах недоставало пуговиц. Но в глазах старика еще не погасла неугомонная искра познания, делая его если не телесно, то по духу моложе многих тридцатилетних.