Неблагоразумная леди
Шрифт:
– Это не Дэмлер ли там? – спросил Ашингтон, выглянув в окно.
Замечание показалось Пруденс самым интригующим за весь вечер. Она быстро посмотрела в окно кареты. Ашингтон сидел напротив нее и ему нетрудно было узнать маркиза по повязке на глазу. Но, когда она взглянула, компания уже удалялась, из экипажа видны были только спины. Пруденс, однако, легко узнала Дэмлера по походке. Рядом с ним шла одна из девиц, не блондинка на этот раз, но пышная рыжеволосая особа того же сорта.
Ашингтон окликнул Дэмлера.
– Добрый вечер, милорд, – крикнул он громко.
– Добрый вечер, доктор, – отозвался маркиз и приветливо помахал
– Мисс Мэллоу слушала мою лекцию о драме, – сказал Ашингтон. – Жаль, что вас не было.
Дэмлер продолжал молча смотреть на Пруденс и не произнес больше ни слова. Когда Ашингтон поднял раму и карета снова покатила по мостовой, он все еще стоял посреди улицы, хотя рыжеволосая девица тянула его за руку и показывала, что остальные уже далеко ушли.
– Хитрая бестия! – пробормотал Дэмлер. На следующий день маркиз зашел к Пруденс. Он наконец снял повязку. Над левым глазом не было безобразного шрама, просто небольшая припухлость и небольшой беловатый знак над бровью. В этот день он не улыбался и не скрывал раздражения.
– О, лорд Дэмлер! Вы сняли повязку! – Воскликнула Пруденс. – Как вам хорошо без нее.
– А! Теперь я лорд Дэмлер, не так ли? Новый дух официальности, под стать вашему чепцу и вашему седовласому доктору.
– Входите, – пригласила Пруденс, всматриваясь в длинный коридор, не слышал ли кто-нибудь.
Он вошел в комнату и захлопнул за собой дверь.
– Заняты хвалебным очерком по поводу лекции?
– Нет. Ломаю голову, есть ли в Корнуолле заросли кустарника. Моя героиня отправилась туда в гости, а так как я никогда не была в тех местах, мне трудно дать описание окрестностей. А вы были в Корнуолле?
– Кажется, был, но, может быть, я это придумал, у меня есть такая вредная привычка. Лучше спросите у своего наставника.
– Дэмлер, ради Бога, сядьте и перестаньте иронизировать. Чем вызвана вспышка злословия?
Если кто-то и должен был злиться, то не он, а она, но Пруденс радовалась тому, что вела себя прекрасно.
– А вы как думаете, что могло испортить мне настроение? – вскричал он, продолжая стоять. – Вы надеваете прабабушкино платье и этот отвратительный чепец и строите из себя такую скромницу-тихоню, словно наседка в монастыре! И все для того, чтобы угодить этой обезьяне Ашингтону!
– Ах, вот оно что.
– Боже, я еле сдержался, чтобы не дать вам пощечину у всех на виду. Какой негодяй! Как он смел! Это же оскорбление – написать о вас так, словно он имеет дело со школьницей и хвалит ее за удачное сочинение – описание сада или подобной чепухи. А вы улыбаетесь и лебезите перед ним, как кисейная барышня. Он и понятия не имеет, что вы есть на самом деле. Думает, что… – Маркиз беспомощно развел руками, – …думает, что, кроме любовных историй и описаний домашних сцен, вы ни на что не способны. К черту, Пру, почему вы не поточили об него свой острый язычок? Вы же не комнатная собачка, чтобы вилять хвостиком у его ног!
– Но я и в самом деле пишу любовные истории и комические семейные сцены. Он привык к греческим трагедиям, к философии. У него в библиотеке пять тысяч томов.
– И все он знает наизусть, включая имена и даты. Послушать его – можно умереть от тоски, но он упорно делает вид, что имеет собственное мнение.
– Вы
несправедливы, Дэмлер. Он обладает обширными познаниями… и говорит на шести языках.– И ни на одном ни разу не произнес ничего интересного. Как вы не видите, что имеете дело-с самолюбивым напыщенным занудой?! От важности скоро лопнет.
– Он худой, как жердь.
– Я говорю о его эгоизме.
– Но он и в самом деле важный и влиятельный человек. Вчера вечером вы вели себя вызывающе – то есть позавчера, на вечере.
– Согласен, раз уж мы об этом заговорили Полагаю, что он не забыл пройтись на мой счет и выставить меня перед вами в дурном свете. Да и вчера не случайно привлек ваше внимание к нашей компании.
– Он остановился, чтобы поздороваться ничего более. С его стороны, очень дружелюбно, учитывая ваше поведение накануне.
– Дружелюбно?! Как бы не так! Он хотел, чтобы вы узрели меня в смешном виде. Разве он мог упустить столь блестящую возможность!
– Но он же не виноват, что вы пьете не в меру и прочее…
– Особенно прочее. Он был счастлив поймать меня с поличным, так сказать, на месте преступления с пылающими руками.
– И пылающими волосами, точнее, огненно-рыжими, – Пруденс улыбнулась каламбуру.
Дэмлер не удержался, и они вместе расхохотались.
– Пруденс Мэллоу…вы…которая носит чепчик и строит из себя благочестивую старую деву… Да вы просто бессовестная притворщица, обыкновенная простушка, выдающая себя за леди. Все эти трюки имели одну цель – умаслить старого выскочку, признайтесь.
– Ничего подобного. Питаю истинное уважение к доктору Ашингтону.
– Не к нему, а к той выгоде, которую можете извлечь из его расположения, гадкая девчонка.
– Я не настолько корыстна. Он для меня большой авторитет в…
– Во всем. Он пустой надутый пузырь. Не пытайтесь убедить меня, что вы от него в восторге. Для этого вы слишком умны. Думаете, я против, чтобы вы извлекли пользу из старого козла? Сколько угодно. Можете не сомневаться, что за все услуги придется заплатить сполна. Он заставит вас переписывать начисто его статьи, чтобы сэкономить четыре пенса на странице. Мне даже хотелось бы, чтобы вам удалось заставить его работать на вас.
– Но я не собираюсь этого делать! И не пыталась умаслить его, как вы изволили выразиться, чтобы повлиять на его отзыв. Такое занятие мне кажется ужасным и непорядочным, я бы никогда не опустилась так низко.
– Но не хотите же вы сказать, что ему удалось вскружить вам голову видом всезнайки, который он на себя напускает. Вы обратили внимание на присутствовавших у него на обеде? Старая калоша Кольридж с его открытиями и сплетница Берни…
– И лорд Дэмлер, – напомнила Пруденс.
– Я пошел туда из-за вас. Пока он случайно не сказал, что пригласил вас, я и не думал идти. Точнее, он упомянул об этом в приглашении. Наверное, чтобы получить мое согласие.
– А вы медлили с ответом до последней минуты. Тоже не лучший способ вести себя.
– Вижу, что он постарался довести до вашего сведения все мои добродетели. Но, Пруденс, несмотря ни на что, я уверен, что он не может вам нравиться.
– Я его уважаю. Он знает намного больше меня и лучше разбирается… в литературе.
– И в шести языках, два из которых мертвые, остальные мертвеют, когда он начинает на них выражаться. Я тоже говорю на шести языках, но почему-то мне вы не высказываете столько восторгов.