Неблагоразумная леди
Шрифт:
– Ничего подобного.
– Вы знаете, что я прав, поэтому и злитесь.
– Откуда мне было знать, почему вы ведете себя так необычно? Вы ни слова мне не сказали.
– А вы, которая знает меня лучше меня самого, вы не могли догадаться? Вы не поняли зачем я примчался в Рединг и выставил себя на посмешище перед вами и Севильей? Вы не видели, что меня раздирает ревность, и не поняли, что я люблю вас?
Пруденс не знала, что сказать, и молчала с минуту. Потом спросила:
– Почему вы не остались?
– Вы дали ясно понять, что не нуждаетесь во мне. Я спросил, можно ли сопровождать
– Я не ветреница!
– Очень правдоподобно ее изображаете. Знаете, как называют женщин, которые завлекают мужчин, а потом отталкивают их в последнюю минуту? Не стану оскорблять ваш девственный слух этий именем, но скоро вы его услышите от кого-нибудь другого, если будете продолжать в том же духе.
– Зачем вы мне все это говорите, если я так безнравственна?
– Вам хочется уязвить меня побольнее, мисс Мэллоу, но теперь мы поменяемся ролями. Вы знали с самого начала, что я собой представляю. Меня можно было считать дураком, но не лицемером.
– Лицемером вы не выглядели, пока не явились сюда с неестественной осанкой, словно аршин проглотили, и дурацкими речами напыщенного индюка. Подумать только, вы и читаете мораль – кому бы вы думали? – мне!
– Да, роли переменились.
– Я никогда не читала вам нравоучений, хотя вы их заслуживали.
– Как бы не так! Вам доставляло несказанное удовольствие выпытывать все подробности моих греховных занятий. Но теперь все, конец! Больше я не стану вам исповедоваться.
Раздался удар грома, небо прорезала вспышка молнии. Упали первые капли дождя. Пришлось прервать спор и бежать к экипажу. В присутствии графини и Кларенса препирательства были невозможны. Они решили продолжить сеанс позирования в доме леди Клефф. Пруденс пожелала вернуться домой.
Мисс Мэллоу была уверена, что Дэмлер для нее потерян. Она проанализировала его слова и, хотя была зла и раздражена, не могла не признать, что во многом он был прав. Он вел себя безупречно в Бате, а она его подзадоривала и старалась вернуть к прошлому. И чем сильнее он сопротивлялся, тем упорнее действовала она. А ведь он любит ее, сам об этом сказал. Теперь поздно, она не сумела воспользоваться его признанием, распорядиться им разумно. Как можно было довести его до желания порвать с ней?! «Теперь конец!» Слова стучали в висках и не давали покоя.
Лорд Дэмлер ехал на Пултни-стрит еще более удрученным. Опять он наговорил лишнего вспылил, опять сделал из себя посмешище. Возможно, в какой-то степени он говорил то, что есть, но нужно было вести себя иначе, более терпимо, проявить мягкость, не вызывать гнев Пруденс. Мудрая Пруденс видела его насквозь, знала, что ничего из его маскарада не выйдет, ей было неприятно его притворство. Он ей больше нравится таким, каким он был на самом деле, он
станет опять самим собой. Все равно он не сможет носить эту маску до конца жизни.Маркиз повернул в город, купил шесть дюжин красных роз и распорядился доставить их мисс Мэллоу в тот же день и двенадцать дюжин на следующий день и послал лакея в аббатство за фамильным обручальным кольцом. После этого он поехал в дом кузины и расположился в Пурпурном салоне, наблюдая за стекавшими по стеклу струйками дождя.
Первые шесть дюжин роз были доставлены в Лаура-плейс и вызвали большое оживление.
– На этот раз он намерен обставить предложение на самом высшем уровне, – сказал Кларенс. – Сегодня он будет здесь, даже если придется ехать всю ночь.
– Он живет рядом, на Пултни-стрит, – напомнила Пруденс.
– Ах, да! Он будет здесь с минуты на минуту. Пруденс не надеялась увидеть Дэмлера в тот же день, так и получилось. «Это напоминание мне, – улыбнулась она про себя. – Когда джентльмен присылает огромные букеты и бриллианты, добра не жди». Она поискала в цветах коробочку с украшением, но не нашла. Он говорил, что такая кокетка заслуживает лишь carte blanche, – вспомнила Пруденс разочаровано. Она ожидала другого. Ее даже не очень обескуражила эта мысль. Единственное, что ее заботило, был вопрос, когда он явится сам. Когда на следующее утро посыльный принес двенадцать дюжин роз, миссис Мэллоу забеспокоилась.
– Что он хочет этим сказать? – спрашивала она дочь. – Так странно он замышляет какую-то шутку.
– Конечно, шутку, мама, – отвечала дочь. Вилма не видела ничего комичного в расточительности маркиза, она была счастлива тем, что дочь не скрывала довольной улыбки.
В три часа вернулся Кларенс после второго сеанса, и принес холст, законченный на две трети. Мона Лиза с хорошеньким вздернутым носиком начинала приобретать отчетливые очертания. Ее оранжевые щеки резко выделялись на зеленом фоне. Оставалось сделать фамильный герб и подправить кое-где. Дэмлер пришел с Кларенсом.
Пруденс, стоя за огромным букетом роз спросила, как графине нравится портрет.
– Очень довольна, – заверил Кларенс. – Видел то, что нарисовал Ромни. Жалкое впечатление. Сделал ее похожей на попугая. Ну, ну мы снова купаемся в розах. Мадрид в Бате?
– Ты хочешь сказать, Севилья? – поправила сестра.
– Да, тот испанец, который увивается за Пруденс.
– Нет, эти розы прислал лорд Дэмлер, дядя, – сказала Пруденс. – Такое количество, даже слишком много, – она искоса посмотрела на маркиза.
Дэмлер сделал равнодушный вид, но взгляд выражал вопрос.
– Теперь мы знаем, что это означает, а? – объявил Кларенс, одобрительно кивая и пряча хитрую улыбку.
Видя, как покраснела Пруденс и смутился Дэмлер, миссис Мэллоу подумала, что на этот раз брат, возможно, не ошибается. Она решила постараться увести Кларенса, чтобы оставить молодых людей наедине.
– О, Кларенс, никогда не угадаешь, кто у нас был, – сказала она. – Миссис Херринг.
– Кто? Этого не может быть! Только утром я получил от нее письмо: она лежит с инфлюенцой, бедняжка. Напишу, чтобы вызвала Найтона, он всегда рад, когда его вызывают, поедет хоть на край света.