Небо 27

Комната матери была идеально убрана, а её вещи, аккуратно сложенные на прикроватной тумбочке, сиротливо дожидались своей участи. Вот, например, её очки, с которыми она никогда не расставалась. Было так странно и неожиданно видеть их здесь, как будто они принадлежали другому миру – миру, где она не умерла, а просто оставила их на столике и сейчас вернётся за ними. Андрей аккуратно дотронулся до гладких стёкол и тут же отдёрнул руку, как будто порезался о гладкое стекло. Санитарка стояла рядом и смотрела на него ничего не выражающим взглядом, как бы намекая на то, что пора бы поторопиться, ведь новый жилец прибудет с минуты на минуту. Он поправил выбившуюся из причёски прядь и ещё раз осмотрел комнату.

– У вас очень красивые волосы, – вдруг сказала санитарка, – и лицо. Вы совсем не похожи на мать. Вы вообще не похожи ни на кого. Вам когда-нибудь говорили об этом?

– Простите? – было странно слышать такие слова от человека, с которым они знакомы всего полчаса.

– Редко встретишь такое лицо. Такое, как у вас, – уточнила она и склонила голову набок, растягивая губы в каком-то подобии улыбки. Андрею стало не по себе, и он зачем-то достал из кармана свою гладко отполированную монетку. Монетка была прежней, и это было хорошо.

– Скажите, у неё ведь были книги? – спросил он, пытаясь отвести от себя взгляд этой странной женщины. – Я помню, что она любила читать и всегда имела при себе небольшую библиотеку. Где они сейчас?

– Что? Книги? – она продолжала пристально смотреть на него. – Кажется, их унесли в комнату отдыха, чтобы другие гости тоже могли ознакомиться с ними. Они вам нужны?

– Да, принесите их, пожалуйста, если вас не затруднит.

Санитарка с сомнением взглянула на Андрея, и улыбка на её лице превратилась в лёд.

– Хорошо. Побудьте пока здесь, посмотрите другие вещи. Я сейчас схожу в комнату отдыха и посмотрю, что мне удастся найти.

Андрей кивнул, чувствуя облегчение от того, что скоро останется один. На какой-то момент ему показалось, что силы покидают его, и он сел на мамину кровать, вероятно на ту, где она умерла. Матрас услужливо отпружинил, и Андрей поморщился. «Скоро это закончится, – подумал он. – Скоро маму закопают в землю, и я вернусь домой. Отпраздную день рождения, куплю себе… Куплю себе… Ну, что-нибудь хорошее – то, чего мне не хватает для счастья. А Стёпка пусть завидует, ведь он, кажется, даже не понимает, что такое счастье. А впрочем, какая разница…»

Его мысли прервал какой-то глухой звук за дверью, и вскоре в комнату вкатилась небольшая тележка, нагруженная скучными книжными переплётами. Санитарка с таким же скучным и недовольным лицом толкала её перед собой, как будто несла непосильную ношу в своих натруженных руках.

– Вот то, что, кажется, принадлежало вашей матери, – устало прокомментировала она. – Можете взять себе любую. Или несколько. Или все сразу.

– Так много? – удивился Андрей.

– Да, она часто заказывала их в каких-то магазинчиках, и их доставляли почтой. Почти каждый месяц.

Андрей пробежался взглядом по обложкам. Томас Мор, Шекспир, Сартр, потом Оруэлл, Маркес, Достоевский. Нет, он не может забрать их все. Надо найти то, что было особенно дорого маме. Он подбросил монетку. Орёл. И что же это значит? Достоевский? Кажется, она что-то рассказывала про него.

– Я возьму эти.

– Это, кажется, набор… комплект… – санитарка не могла подобрать нужное слово.

– Собрание сочинений, – подсказал Андрей. – Сколько здесь томов?

– Один, два, три… – её пальцы, как мыши, забегали по книгам. – Одиннадцать.

– Отлично. Я взял сумку. Положу сюда эти книги и её очки. Остальное мне не увезти.

– Прикажете утилизировать?

– Утилизировать?

– Ну, может быть, раздать?..

– Да-да, раздайте. Это будет правильно.

– Как скажете.

К вечеру всё было окончено. Странно, но на церемонии прощания не было никого, кроме него, санитарки и пары пожилых женщин, скорбно поджавших свои сухие морщинистые губы, – то ли маминых подруг, то ли соседок, пришедших просто из любопытства. Музыки тоже не было, и только потемневшее небо, сжалившись над ними, слегка подрагивало, перебирая клавиши огромного невидимого органа, вторившего нежно-торжественным звукам скрипок. «Альбинони. Адажио в соль миноре, – узнал мелодию Андрей. – Конечно, что же ещё». Потом они все вместе пошли на кладбище, где уже была подготовлена могила глубиною метра три. Она казалась бездонной, и Андрей испугался, что, посмотрев в неё, он увидит что-то, что не предназначалось для его глаз. «Покойников всегда зарывают поглубже, – подумал он. – Но это не ради них, им-то уже всё равно. Это делается для живых – для того чтобы они поняли саму суть смерти».

Он вернулся домой под утро, и его плечи ломило от непривычной тяжести книг и мыслей. Надо было поспать, чтобы не видеть, как рассвет расщепляет день на до и после, чтобы немного пригладить свои мысли, чтобы поставить точку в этой истории и больше не возвращаться к ней. Но сначала – разобраться с книгами. Поставить их куда угодно, хотя бы на эту полку, где он хранил всякие безделушки, к которым никогда не притрагивался. Он даже не помнил, откуда у него накопилось столько хлама, ведь обычно вещи имеют какой-то смысл, содержат в себе воспоминания или хотя бы намёк на своё предназначение. А эти предметы были тусклыми и обезличенными, как если бы они уже родились старыми и никому не нужными.

Стараясь не смотреть на то, что он берёт в руки, Андрей быстро сгрёб в коробку содержимое полки: пузырёк с лекарством от простуды, фонарик, сломанный пульт от какого-то прибора, часы, в которых давно села батарейка, разноцветную баночку, кажется от леденцов, пахнущую ржавым железом… На их место одна за другой гордо вставали книги – книги, которые, в отличие от хлама, были настоящими, потому что они принадлежали его маме. Сначала первый том, потом второй, за ним – третий, и так до тех пор, пока очередь не дошла до восьмого. То есть до того, что должно было им быть, потому что восьмого тома не было. Был девятый, десятый, одиннадцатый и двенадцатый. Андрей открыл седьмой том. «Идиот (окончание)». «Идиот? – он усмехнулся. – Вот тебе и окончание. А что, интересно, в девятом? "Бесы (окончание)". Странно. У "Бесов" есть окончание, но нет начала. Наверное, оно осталось в санатории, с мамой. Надо непременно позвонить туда и попросить прислать».

– Что-то ты, красавчик, неважно выглядишь… – Стёпка внимательно смотрел на Андрея, пытаясь сообразить, в чём же заключается это «неважно».

– Да нет, это тебе кажется. Я просто подустал за последнее время. И эти книги ещё…

– Какие книги?

– Мамины. Кто-то потерял восьмой том из собрания сочинений. Мама бы очень расстроилась, если бы узнала об этом. Она во всём любила порядок. Вот, смотри.

Серо-зелёные тома были аккуратно выставлены на полке, как рота солдат, готовых к бою. Только вот боя никакого не было, да и рота была неполной, и это невыносимо раздражало Андрея. «Лучше бы не брал их вообще!» – думал он и старался не смотреть на это вопиющее несовершенство.

– А по-моему, нормально, – попытался подбодрить его Стёпка. – Красивые книги. Да кто заметит-то?

– Я замечу, – сухо ответил Андрей.

– Искал?

– Искал. Звонил в санаторий, они сказали, что у них нет.

– Слушай, – Стёпка вдруг повеселел. – А может, купить такую же? Ну, они ведь продаются где-то?

– Такой нет. Есть другое издание, другой цвет, другие авторы. Такой нет, – повторил Андрей. – Да и смысл? Та была мамина, она держала её, специально надевала очки, чтобы почитать её, думала над тем, что там написано. А если купить даже точно такую же, она будет не её. Ничья, понимаешь? И смысла в ней не будет.