Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Небо и земля. Том 1
Шрифт:

— Айрамир как узнал о поджоге, так ожил. Рвался на розыски сопротивленцев, насилу я отговорила. Кашляет как туберкулезник, какие ему засады и диверсии? И себя выдаст, и товарищей погубит. А про даганский пропуск ты уж сама ему скажи. Только есть у меня подозрение, что парень спасибом не наградит.

— Вы были правы. Мы с господином подполковником недопоняли друг друга. Он не знает об Айрамире, — сказала Айями, рассеянно возя ложкой по тарелке.

Страх давно прошел, хотя в кабинете господина подполковника она изрядно перепугалась, сообразив, что едва не выдала себя с головой. Заговори Айями о документах для паренька,

и её не выпустили бы с третьего этажа без допроса.

Святая наивность. Истолковала вчерашние слова А'Веча по-своему и вообразила невесть что о его доброте и благородстве. А на самом деле разговор велся о разных людях.

— Хорошо, что ты вовремя выяснила, — утешила Эммалиэ. — Айрамир спит и видит, как бы найти партизан, и даганнам добровольно не сдастся.

Подбежавшая Люнечка протянула карандаш.

— Мам, затоци.

— Ох, горе луковое, — Айями поцеловала дочку в лоб. — Когда рисуешь, не нужно давить, и грифель не сломается.

— Это непр-равирный кар-рандасик, — отозвалась Люнечка, демонстрируя излишек рычащих звуков. — Др-ругие не ромаются, а этот ромается церый день.

— Собираешься стать тигрой? — улыбнулась Эммалиэ.

— Ага. Р-р-р-р! — дочка состроила забавную мордашку и, схватив заточенный карандаш, побежала дорисовывать картинку.

— Машина! — воскликнула встревоженно Эммалиэ, углядев светлые полосы от фар, переползающие со стен на потолок — Неужели облава?

"Нет, это пришли за мной, чтобы арестовать за покушение на даганского офицера", — подумала Айями отстраненно. Случившегося не вернуть. Но если бы ей предложили отмотать время назад, она поступила бы так же, разве что метилась бы точнее.

Айями не удивилась, когда в дверь постучали. Зато соседка побледнела: она торопилась предупредить Айрамира, но не успела.

Настойчивый стук повторился, и Айями открыла дверь незваному гостю. Им оказался даганский солдат, поставивший у порога большую картонную коробку и молча удалившийся. В посылке обнаружились консервы и брикеты, пережившие ощущение полета в кабинете господина подполковника. И кулёк с шоколадными фигурками, от которых Айями однажды отказалась, чем несказанно оскорбила дарителя. И небольшой светильник в форме шара, упакованный в бумагу и обмотанный бечевой. Айями сунула руку внутрь полой сферы и повернула лампочку. Комнату озарил тусклый голубоватый свет.

— А-ах! — воскликнула Люнечка от переизбытка чувств. Она вертелась около коробки, заглядывая внутрь в поисках разных чудес.

— Это нибелим*, - пояснила Айями. — Чем туже закручиваешь лампочку, тем ярче свет. Чтобы погасить светильник, нужно выкрутить лампочку из цоколя.

Дочка коснулась пальчиком и отдернула.

— Не ззётся, — пояснила деловито и притронулась гораздо смелее.

Новая игрушка увлекла девочку. Люнечка, запустив пальчики внутрь матового шара, крутила лампочку и зачарованно смотрела, как гаснет и разгорается голубая сфера.

Эммалиэ перебрала содержимое коробки.

— Откуда это и за что?

— От господина А'Веча, — ответила Айями, наблюдая за экспериментами дочки.

— Нужно вернуть и сказать, что это чересчур, — сказала Эммалиэ, потирая озабоченно лоб. — Поблагодарить за щедрость и возвратить. Айями, слышишь меня?… Айями? Посмотри мне в глаза.

Выдержки Айями хватило на пару секунд, и взгляд снова перекочевал к дочке. Конечно же, соседка поняла, в чем заключалась причина

роскошных даров, тут особого ума не потребовалось.

— Он тебя принудил? — спросила вполголоса, чтобы не услышала Люнечка.

Айями отрицательно покачала головой.

— Угрожал? Бил?

Нет и еще раз нет. Отметина у ключицы не считается.

Повисло молчание, прерываемое радостными возгласами Люнечки, устроившей около сказочного светильника бал для игрушек.

Эммалиэ задумчиво мяла пальцы.

— Это не просто плата. Это аванс. Он рассчитывает на большее. Если ты оставишь подарки, он посчитает согласием.

Айями лишь вздохнула в ответ. И как прикажете возвращать банки с брикетами? Таскать каждый день понемногу на работу и относить в приемную на третьем этаже?

— Значит, примешь? Вот скажи, стоит он того, чтобы от тебя отвернулись соседи? Взгляни на Оламку. Ей никто руки не подаст, зато с радостью бросят камень в спину.

Айями не ответила. Подошла к окну, вглядываясь в темень.

— У Оламки ни котёнка, ни щенёнка, а у тебя есть дочь. Косые взгляды заденут и Люню, а злые слова и того больнее жалят, — сказала Эммалиэ, приблизившись.

— Я вам противна?

— Глупенькая… — отозвалась соседка ласково, и у Айями засвербило в носу. — Чуяло моё сердце, когда ты приносила с работы травки и мед. И сахарные кубики… Не оставили бы тебя в покое. Добром или силой бы принудили. Слабой женщине трудно без крепкого плеча, и защитить некому. Говоришь, он подполковник?

Айями кивнула.

— Это хорошо. У него власть, полномочия. А если забеременеешь?

— Вряд ли, — ответила Айями, сгорая от стыда. — У меня с лета нет циклимов. Зоимэль сказала, это аменорея из-за потери веса.

— Может, и к лучшему. Подумай вот о чем. Когда-нибудь господин А'Веч уедет на родину, или его переведут в другой гарнизон. А с чем останешься ты?

— Не знаю. Вы… бросите нас? — голос Айями дрогнул. — Из-за меня у вас возникнут проблемы.

— Куда ж я от Люни денусь? Нам еще алфавит изучать и письмо с арифметикой. Не расти же ребенку неучем, — сказала Эммалиэ бодро и добавила тише: — Нужно привыкнуть… сжиться с этим. Тебе, мне… Всем нам троим. И не прятать голову в песок, хотя будет трудно. Ты готова?

Айями с трудом уложила в кровать взбудораженную дочку. Приглушила свет нибелимовой лампочки, и Люнечка уснула, слушая сказку и глядя безотрывно на голубой огонек в матовой сфере.

Со светом хорошо. Уютно и комфортно. Можно читать и писать, не боясь ослепнуть. Не нужно заготавливать лучины и следить, чтобы угольки падали строго в плошку с водой. Не нужно собирать бережно парафин от сгоревших свечек и переплавлять, используя многократно.

"Выключив" светильник, Айями взяла с комода свадебную фотографию и забралась под одеяло. Бездумно водила пальцем по черточкам любимого лица, а потом прижала рамку к груди.

Она могла бы о многом рассказать Эммалиэ.

О пыльной шершавости потертой обивки и о гладкости холодной стены. О его руках, наглючих и бесстыжих. О широких плечах и о многочисленных шрамах. И о шепоте, который забирается в уши и растекается волной жара по венам… Оказывается, он умеет не только приказывать.

И о клановом знаке могла бы рассказать. О морде пятнистого зверя, оскалившегося со злобным шипением. О рассерженной кошке, демонстрирующей острые клыки и когтистую лапу, занесенную для удара.

Поделиться с друзьями: