Небо и земля
Шрифт:
— Ну-ка, что зам там привезли, покажите и бабушке, — вмешалась старуха.
Но ребята, заполучив коробку, убежали во двор.
— Не забудьте дать Курту! — крикнула Зелда в окно.
— Спасибо еще, что не велела все ему отдать, — проворчала старуха и, недовольная, ушла к себе.
— Старый человек… Что с нее взять, — тихо сказала Зелда, когда свекровь задернула за собой занавеску. — А вы, наверно, уже есть хотите?
— Нет, нет, я ничего не хочу, — Элька поднялась. — Я, пожалуй, пойду пройдусь немного.
— Никуда вы не пойдете! — воскликнула Зелда. — Шефтл должен
— Не надо, — Элька взяла ее за руку.
— Так ведь он не знает, что у нас такой гость дорогой. Я мигом…
— Нет, нет…
Вдруг Зелда подняла голову, прислушалась, затем подбежала к окну. Вниз по улице, по разбитой пыльной дороге, мчался гнедой, запряженный в знакомую двуколку. Зелда издали разглядела Шефтла.
— Едет! — крикнула она радостно. — Вы его, наверное, и не узнаете, товарищ Руднер. Он так осунулся, особенно за последние дни. Сколько, как вы его не видели?
— Ну, сколько… неделю.
— Неделю? — Зелда смотрела на Эльку непонимающими глазами.
— Ну, восемь дней… Сегодня воскресенье, а у меня он был в ту субботу, вот и считайте…
— В позапрошлую субботу? — Зелда чувствовала, что у нее холодеет сердце.
— Как? Он разве не говорил?
— Да нет… говорил… конечно, говорил… Да, да, ведь он тогда ездил в Гуляйполе, — силилась улыбнуться Зелда, стараясь, чтобы Элька ничего не заметила. — Ну, я пойду, накрою на стол… Я сейчас… Сейчас будем обедать, — и, чувствуя, что больше не может сдерживаться, она выбежала на кухню.
Все в ней перевернулось в эту минуту. «Он был у нее, он был у нее… Там, в Гуляйполе… И ничего не сказал…. Не сказал даже, что виделись… скрыл от меня…»
Теперь она поняла, почему он вернулся не ночью, как другие бригадиры, а на следующий день.
От неожиданности, от потрясения Зелда даже не подумала, что, если Элька так просто говорит об этом, значит, ничего такого не было. А впрочем, что Элька, ей Шефтл был важен, он почему ничего не сказал?..
Шефтл оставил гнедого у плетня. Привязал вожжи к колышку, почистил рукой пыльную, выцветшую куртку и, невеселый, с озабоченным видом, вошел в дом.
— Дашь чего-нибудь поесть, а, Зелда? — устало спросил он с порога, на ходу расстегивая куртку. — А то мне сейчас же обратно… — и вдруг остановился как вкопанный.
— Элька? — вскрикнул он, и нельзя было понять, обрадовался он или испугался. — В такую погоду? — Он оглянулся, потоптался на месте, снова оглянулся, наконец подошел и нерешительно пожал Эльке руку.
— Ты недоволен, что я приехала? — смущенно спросила Элька.
— Почему? Просто не ждал… в такую погоду, — оправдывался Шефтл. Он заметил, что за эту неделю Элька похудела, побледнела — и стала еще красивее, милее, ближе… это его даже как-то испугало.
— А где Зелда? Она… уже видела тебя? — спросил он запинаясь.
— Зелда только что вышла.
Шефтл украдкой оглядел комнату — чисто ли хоть?
— Ну скажи, не угадал… Все небо еще с вечера в тучах… я думал, не приедешь. И утром небо прямо черное было… А дочурка твоя где?
— Дома.
— Надо было взять ее с собой.
— Ты
когда уехал из Гуляйполя? — упавшим голосом спросила Элька.— На рассвете. — А когда узнал, что война?
— Уже здесь, на хуторе. Зелда встретила меня этой новостью.
Осмелев, он посмотрел ей в глаза, словно хотел сказать: «Не об этом мы думали, когда стояли с тобой на мосту. Всего за два часа до того, как началось».
— Поди угадай, — сказал он, закуривая. — Прошла неделя, а сколько пережито. Сегодня вот снова плохая сводка…
Хмурясь, Шефтл приоткрыл дверь на кухню и позвал Зелду.
— Сейчас, — слабо донеслось оттуда.
Шефтл отошел, но дверь оставил открытой. Он не знал, рассказала ли Элька Зелде, что он был у нее, и это его смущало, сковывало.
— А дверь почему открыта? — спросила Зелда, входя с высоким караваем хлеба и тарелками.
Осторожно поставив тарелки на комод, она вынула чистую скатерть с бахромой и стала накрывать на стол, изо всех сил стараясь казаться спокойной.
— Пожалуйста, садитесь сюда, товарищ Руднер, — показала она Эльке место во главе стола. — Сейчас подам борщ…
— Ну, Зелда, как ты находишь Эльку? Узнала ее? — спросил Шефтл, придвигаясь со стулом к столу. Он чувствовал, что должен ей что-то сказать, быть с ней поприветливей. — Скажи, Зелда, а как твой палец? А, Зелда?
Ей очень не хотелось отвечать. Но она, поборов себя и ставя перед ним тарелку, тихо сказала:
— Ничего с ним не сделается…
— Но уже не так больно, а, Зелда? Может, я тебе, Зелда, помогу? — повторил он несколько раз ее имя, словно чувствовал себя перед ней виноватым.
— Не надо мне помогать… я сама.
Она подошла к комоду и начала нарезать хлеб.
Шефтл бросил на нее быстрый взгляд и, невольно сравнив с Элькой, удивился, Зелда выглядела старше Эльки, а ведь она была моложе ее на целых пять лет,
— Что у тебя с пальцем? — спросила Элька.
— Ничего… Поболит и перестанет.
Стараясь унять дрожь в руках, Зелда сложила нарезанный хлеб на тарелку и вышла на кухню за борщом.
— Шефтл, — сказала Элька торопливо, — Шефтл, слушай… Мне надо с тобой поговорить… Для этого я и приехала…
Заметив, что она то бледнеет, то краснеет, Шефтл сам изменился в лице.
— Боюсь, что Алексей застрял в Минске. А там ведь уже немцы. Я в отчаянии… Это было бы самое страшное…
С улицы послышались гудки. Элька вскочила, подбежала к окну, но, увидев, что машина не маслозаводская, снова села.
— Ты чего?
— Да вот боюсь пропустить машину.
— Как? — удивился он. — Разве ты не на бричке? Ты ведь говорила, что приедешь на бричке «Заготзерна».
Элька посмотрела ему прямо в глаза:
— Я ведь там уже не работаю. Уже целую неделю.
— То есть как это? — уставился на нее Шефтл.
— Да вот так… — тихо сказала Элька. — Только ты об этом никому не говори. Даже Зелде. Терпеть не могу, когда меня жалеют…
В эту минуту она решила о Свете пока не говорить. Все равно ответа из военкомата еще нет… а если понадобится, тогда… И не только с Шефтлом, а и с Зелдой надо будет обо всем договориться.