Небо на троих

Сглотнув, Фирузи оглянулась на слуг, застывших у арки, скрытой белой, трепещущей от сквозняка занавеской.

Золотоволосый проследил её взгляд и усмехнулся ещё шире.

— Вон, — вдруг пришёл на выручку второй дракон, с платиновыми волосами. — И зверя уведите. Мы не хотим лишних смертей. У нас же мир.

— Место, Санхар! — поспешно приказала принцесса ощерившемуся на подошедших слуг зверю. — Место… Слушаться. Иди… с ним, — она нашла в себе силы ободряюще улыбнуться юному темноволосому дракону. Можно сказать, драконёнку. Нескладному и мосластому подростку, так и пожиравшему её глазами.

Я бегло отметила, что за плечами парня как будто что-то проступает в воздухе. Точно! Призрачная, еле заметная тень. Тоже ящер. Только этот отличается от тех, что вьются в воздухе рядом с лордами. Этот тоже соткан из далёкого, чуждого нашему миру пламени. Только в нём оно намного слабее. Глуше. И дело не в том, что этот дракон совсем мальчишка, нет. Очертания энергетического ящера иные. Как будто чего-то ему не достаёт…

Лапы! Поняла я. Точно! У этого, за спиной парнишки-слуги, не было лап. И магии в нём было ощутимо меньше. Какой-то иной вид драконов?

Я чуть ладонью себя по лбу не шлёпнула. Ну конечно! Есть высшие драгхи, как лорды-протекторы и его императорское величество, и есть просто драгхи, так сказать, низшие, но упаси Пламя назвать их так в лицо. Как правило, аристократы, как герцог МакОртаз, например. Высшие — все блондины, отличаются лишь оттенками. Среди остальных встречаются брюнеты, шатены, даже рыжие.

Интересно посмотреть на их ящеров. Вживую. Не на энергетические сущности…

Все эти мысли пронеслись в голове вихрем, ураганом, буквально за несколько секунд. Ровно столько понадобилось Фирузи, чтобы подняться с колен, и, не оглядываясь больше на удаляющихся слуг и утробно рычащего Санхара, приблизиться к креслу с высокой резной спинкой, на котором восседал золотой дракон.

16.2

— Погоди, — хрипло сказал Эштард. С этими словами он поднялся и, когда я приблизилась на подкашивающихся ногах, провёл пальцами по моей щеке. Он как будто не мог до конца поверить в то, что видит перед собой.

Меня обдало волной жара от его тела и силой дикого, безумного желания.

С осторожностью, которой я (и тем более Фирузи) не ожидала от захватчика, Эштард вынул серёжку из крыла моего носа и она закачалась у лица на цепочке, соединяющей её с тиккой. С головным убором дракон церемониться не стал, просто сдёрнул его с головы вместе с покрывалом. Затем, ухватившись за горловину платья просто рванул его в стороны. С жалобным треском платье разорвалось, обнажая грудь. Спину и плечи облизал сквозняк, соски тут же съёжились.

На мне остались лишь лёгкие красные брючки, вышитые золотой нитью и стянутые у щиколоток. А также мягкие туфли с острыми, загнутыми вверх, носами. На запястьях и щиколотках — золотые браслеты.

— Право на одежду рабыня ещё должна заслужить, — отрезал дракон. — Как и на украшения.

После этого он попеременно припал сперва к одному, затем к другому соску, кусая их до боли и тут же зализывая раздвоенным на конце языком с целебной драконьей слюной.

Мужские руки смяли ягодицы. Дракон глухо, сдавленно застонал и распрямил спину.

— Снимай. Всё, — приказал он, продолжая пожирать меня взглядом.

Не смея отступить назад, я избавилась от браслетов на руках, и, не зная, куда положить их, просто бросила на пол. Они жалобно зазвенели, подпрыгивая на разноцветной мозаичной плитке. Она приятно холодила ступни. И без того напряжённые соски стали такими твёрдыми и острыми, что казалось, будь на мне платье, прорезали бы его. Затем пришёл черёд шаровар и коротеньких нижних штанишек.

Дракон отшагнул, скользя по мне потемневшим от желания взглядом.

— Повернись, — приказал он. — Медленно.

Моя сущность… душа… сознание… не знаю, как правильно обозначить своё присутствие, металось в полнейшем смятении. Я то смотрела глазами Фирузи, проживала каждое её ощущение, как своё собственное, а быть может, и в сотни раз сильнее, то наблюдала со стороны, не понимая, как лучше. Как не сойти с ума от всего этого, как не затрястись от страха, не скатиться в истерику… Не оттолкнуться стопами от прохладной мозаичной плитки и не улететь обратно, к маме. Под крылышко…

Это у меня, у Ингури, путей к отступлению не было, просто не было.

От Фирузи никто не потребовал бы такой жертвы.

Её любили. Обожали. Растили в заботе и нежности…

Мне кажется, в истерику я не сорвалась исключительно благодаря спокойствию принцессы.

Она выполняла циничные, бесцеремонные приказы дракона с таким достоинством, словно принимала полагающиеся принцессе почести. И в то же время не было ощущения, что принцесса делает одолжение, снисходит, нет. Каждый её жест был исполнен скромности и… сдержанного спокойствия.

«Вся жизнь вождя — от принцессы правящего рода до старицы — служение, — вспоминала она слова матери. — Вся, Рузи, до последнего жеста, до последнего вздоха. Помни об этом всегда».

Чего ей стоило держаться — этой влюблённой девочке, все мысли которой до сегодняшнего утра были заняты предстоящей свадьбой — только я знаю.

Она готовилась к тому, что сегодня расстанется с невинностью, с девичьей чистотой, она ждала этого, трепетала от одной мысли, что сегодня Милодар увидит её обнажённой, такой, какой её создало Пламя…

Могла ли она хотя бы допустить мысль о том, что всё случится именно так…

Горло сдавливало словно невидимой удавкой, глаза предательски пощипывало. Но в этот момент я, Ингури Рамаян, кажется, по-настоящему поняла, что значит величие правящей крови.

Оно — настоящее. Такое — не подделать, как ни старайся. Юлиана может хоть с головы до ног увешаться фамильными регалиями, хоть унитаз заказать в форме трона, из чистого золота, в бриллиантах и вензелях, не-а, не поможет. Кому-то просто не дано…