Небо в кармане 2!
Шрифт:
— Не нахожу! — отрезал государь. Поставил бокал на стол, вытер мокрую руку той же салфеткой, пошевелил чистыми пальцами. — Я не хочу указывать тебе на твои промахи, но сейчас от тебя зависит слишком многое. И это не очередной твой невыполнимый и дорогостоящий проект, и даже не легкомысленный флирт с очередной фрейлиной, а по-настоящему важное государственное дело!
— Вот этот мальчик и есть важное государственное дело? — скривился Александр Михайлович. — Не слишком ли ты много внимания уделяешь этому юнцу? А мои проекты пусть и дорогостоящие, но отнюдь не невыполнимые!
— Этот, как ты говоришь, юнец, уже толкнул вперёд своим изобретением Россию, и я уверен, что теперь она не скоро остановится. А ещё он им заткнул за пояс всю Европу! — государь резко
Приоткрылась входная дверь и в образовавшуюся щель заглянула Ольга. Внимательным взглядом глянула на рассердившегося отца, на хмурого князя, на упавший стул.
Александр Александрович выдохнул и властным жестом выпроводил дочь прочь! Девушка скрылась, тихонько притворив дверь.
— Это каким же таким образом? — неприятно удивился Александр Михайлович, которому никакого дела не было до скрипа какой-то там двери. Обида за свои отринутые Адмиралтейством проекты так и жгла его сердце, а несправедливые слова государя, в которых он сравнивал его, великого князя, с каким-то безвестным юнцом, неприятно ранили в самую душу.
— Потому что его изобретение успешно работает! — внезапно успокоился государь. Поднял за спинку упавшее на пол кресло, поставил его на ножки, покачал, проверяя на прочность. Глянул на закрытую дверь, нахмурился и снова уселся. Опустился осторожно, словно опасался, что после громкого падения кресло не выдержит его веса. — И стоит оно, в отличие от твоих дорогостоящих проектов, сущие копейки! Больше того, сегодня мне Пантелеев удивительный доклад подготовил. Этот молодой человек настолько заинтересовал Жуковского, что тот сам, заметь, сам, лично выехал в столицу! Не к себе его пригласил, как можно было ожидать при всех заслугах, а сам выехал. Всё-таки Николай Егорович мало того, что профессор, так он к тому же член-корреспондент Академии наук и действительный статский советник! И при всех своих званиях и заслугах сам лично к нему едет. Впервые за очень много лет. Для чего же? Да для знакомства с одним очень перспективным молодым изобретателем. С юнцом, с мальчиком, как тут кое-кто говорит! Почему-то не твои проекты его заинтересовали, а изобретение князя Шепелева…
Государь замолчал, потянулся за бокалом. Но, прежде чем приложиться к простой глиняной кружке, устало сказал:
— Так что я настоятельно рекомендую тебе умерить свой пыл, унять гордость и воспользоваться этим знакомством к своей пользе.
— Это каким же таким образом, позволь спросить? — больше по инерции повторил Александр Михайлович. Великий князь ещё не остыл, но видно было, что начал задумываться над только что услышанным.
— Неужели непонятно? Или ты дальше своих кораблей ничего не хочешь видеть? Жаль. Получается, зря я надеялся на твою помощь. И зря поручил тебе это важное для меня и России дело. Придётся просить Николая заняться образованием и развитием первого в мире… — император специально выделил голосом последнее словосочетание. — Воздушного Флота. Пусть тряхнёт стариной…
Александр Александрович нарочито глубоко призадумался:
— Или с Алексеем поговорить, уговорить его взвалить на себя эту непосильную для обычных людей ношу?
— Не нужно ни с кем говорить! — заторопился Александр Михайлович. — Я прекрасно понимаю, почему ты именно меня хочешь поставить на это место, и уверяю, что приложу все силы, чтобы оправдать твоё доверие. Просто мне немного стало завидно, что это не я, а он придумал этот аэроплан.
— Не аэроплан, а самолёт, — поправил князя государь. — Привыкай к новому названию сразу. Так тебе будет легче потом. И учти, на молодого князя я возлагаю очень большие надежды. Очень. Пантелееву приказано обеспечить ему круглосуточную охрану. Самолёт выкупит ГАУ, это уже решено.
— А как же тогда… — Александр Михайлович даже растерялся от этих слов, поэтому и перебил государя.
— Молодой Шепелев поступит в Михайловское училище и закончит его досрочно. Уверен, что ему
по силам сделать это. Но до поступления он обязательно должен будет встретиться с Жуковским. От этого разговора будет зависеть вся его дальнейшая судьба. Постарайся, чтобы они встретились при твоём непосредственном участии. Теперь поговорим о том, каким я вижу твоё участие в этом новом деле…«А день такой погожий…»
И я второй раз поднимаю самолёт в воздух. Второй раз сижу как на иголках, а сердце замирает при каждом чихе или перебое мотора. Сколько ещё он сможет продержаться? Да, масло меняю после каждого вылета, топливо фильтрую по два раза, а толку? Нет, несомненная польза от подобного обслуживания есть, не спорю, но обыкновенную усталость механизмов никто не отменял.
Он и так уже столько проработал, сколько ни один из них не продержался. Списываю ещё и на то, что эксплуатирую его с минимальными нагрузками и не газую то и дело почём зря. Максимальные обороты использую довольно редко и наработка моторочасов на них у меня минимальная. Плюс принудительное охлаждение и редуктор, который принимает на себя основные крутящие моменты и нагрузки.
Сегодня буду выполнять на один полёт больше. Только что Паньшин разбросал плакатики над ипподромом, сейчас будет делать то же самое, только над центром Петербурга. Затем крайний вылет на потеху собравшейся публики. И вместо Александра Карловича пассажирское кресло займёт кто-то из спонсоров. Кто конкретно, пока не знаю, мне ещё не доводили. Надеюсь, кто-то адекватный…
А пока взлетаем в северном направлении вдоль центральной трибуны под радостный гомон заполненных до отказа трибун, под мельтешение флажков в руках разгорячённой публики. Под размахивание головными уборами, зонтиками и прочей носимой ерундой. А ещё где-то там, в главной ложе, находится Его Императорское Величество вместе со всей своей семьёй и свитой. Стараюсь в ту сторону вообще не смотреть, отвлекает. И шум толпы пропускаю мимо ушей. Для меня сейчас только один шум существует — стрекотание работающего мотора.
И во время полёта постоянно осматриваю местность под нами, подыскиваю подходящие посадочные площадки. Так, на всякий случай. Оно и спокойнее, и надёжнее. В районе ипподрома я как бы уже всё изучил, могу с закрытыми глазами самолёт посадить при отказе двигателя, а вот в городе…
Короче, мысли такие от себя гоню, но при всём при том площадки для аварийной посадки нужно знать!
Набираю высоту, разворачиваюсь на сто восемьдесят и беру визуальное направление на устье Чёрной речки. Проходим над Невкой и Александр Карлович начинает готовить плакатики к сбросу. Ножиком режет бечеву на плотно упакованной первой пачке.
Пачка тяжёлая, приходится держать её на коленях и выбрасывать в приоткрытую дверку порциями. Сколько получится ухватить, столько и полетит за борт.
Самолёт идёт ровно, не болтается, нет никакой турбулентности. И даже над речкой не тряхнуло. Потому что до полудня ещё далеко, и воздух только-только начинает прогреваться. Слева в боковое стекло кабины заглядывает жгучее солнце и заставляет щуриться. Жарко. И уже далеко справа, над заливом, начинает образовываться первая кучёвка. Облака пока небольшие, круглые и похожие на куски белоснежной ваты. Хотя, здесь такой ваты нет, она в аптеках серая, как будто не отбеленная. Это я недавно узнал, когда к перелёту готовился и аптечку собирал.
Скоро внизу станет совсем жарко, начнётся активное испарение влаги, и облака эти заклубятся причудливыми изменчивыми формами, пойдут в рост, вымахают на много километров в высоту. Интересное зрелище, я вам скажу! Особенно, когда верхушка сверкает в солнечных лучах ослепительной белизной.
Потом эти облака разрастутся ещё больше, набухнут, наберут влаги и посереют в нижней их части. И тогда уже точно станут похожими на местную вату. Могут при благоприятных условиях разрастись ещё больше и превратиться в мощно-кучевые и даже в грозовые, свинцово-чёрные, опасные молниевыми разрядами и повышенной турбулентностью вокруг них. От таких лучше держаться подальше.