Небо в кармане 2!
Шрифт:
Чем больше упирался Паньшин, тем сильнее горячилась Анна Алексеевна. Отступила только тогда, когда про больной желудок услышала. Не знаю, как отреагировала на такую отговорку наша гостья, мне со спины не видно, но удивление на округлом лице Симы при этих словах я успел углядеть.
Удивление как возникло, так и пропало. Так же быстро, что я даже засомневался на мгновение, а было ли оно? Но Сима женщины умная, соображает шустро и опять же во всём солидарна со своим супругом. Он от угощения отказывается, и она туда же.
— И не уговаривайте, — машет перед
После этих слов гордо поднимает голову, выпячивает объёмную грудь, больше похожую на два воздушных шара, и тут же отводит назад, распрямляет пышные плечи. Ну да, такую тяжесть постоянно таскать — поневоле сгорбишься. И потихоньку, потихоньку, чтобы внимание не привлекать, ногой под кровать принесённую с собой корзинку задвигает. Всё понятно, компромат прячет. Значит, в корзине точно не овощи с фруктами, а какая-нибудь несчастная курица…
Да и впрямь, чего это Катанаева так настойчиво нам этого гуся втюхивает? Ишь, какая настойчивая. Крепче банного листа клеится, так и липнет.
Анна Алексеевна тем временем всё никак успокоиться не может, уже и сама за разделку птицы принялась! Ещё и приговаривает при этом, мол, сама вас сейчас угощу, из собственных ручек! А вилок с ножами нет, она головой повертела, оглядела все наши тумбочки и решилась — руками в перчатках ухватила гуся за поднятые кверху лапы, да и рванула их в стороны со всей своей девичьей дури…
Успел головой в подушку вжаться, спасаясь от разлетевшихся в разные стороны янтарных капель жирного сока…
Жареная жирная птица такого издевательства не выдержала, выскользнула, вырвалась из рук девицы и отправилась в свой заключительный полёт! Одной лапой, правда, пожертвовала. Но разве свобода такой потери не стоит? Однозначно, стоит!
Как раз надо мной и пролетела. К сожалению, этот феерический взлёт очень быстро прервался. Палата маловата, разгуляться негде! Птица шмякнулась о стену, оставила после себя приличное жирное пятно на побелке и сочно шмякнулась на пол.
Катанаева ойкнула, ошалелым взглядом уставилась на гусиную лапу в руке, тыльной стороной левой кисти машинально вытерла капли жира на лице, глянула на испачканную перчатку, икнула, отбросила от себя лапу и медленно завалилась на спину. Упасть только не успела, Паньшин умудрился подхватить девушку под руки и подкорректировал падение в сторону кровати.
Ай да артистка! Не знаю, как остальные, а я точно понял, что сымитировала обморок! Увидел потому, что прицеливалась упасть именно на кровать, а не на пол. И когда падала, тоже одним прищуренным глазом подглядывала, не промахнётся ли мимо?
Скрипнули пружины, Анна Алексеевна так плашмя и рухнула на постель, уткнулась лицом в подушку. Александр Карлович на ногах удержался, на своё счастье. Но заработал ещё один минус в свою карму от супруги.
Сима на мужа порыкивает, Карлович отбивается, как может, а я в себе смех давлю. Но как-то не очень у меня это получается, прорывается он наружу. Катанаева, похоже, услышала моё прысканье и не выдержала, любопытство в ней победило.
Один глазик приоткрыла, чтобы посмотреть, над кем я тут смеюсь и тут же закрыла. Потому что я ей подмигнул. Мол, спалилась!Пришлось дамочке очнуться. На удивление быстро вскочила с кровати, стянула перчатки, вытерла руки о моё несчастное полотенце-скатерть, сочла их чистыми и кончиками пальцев грациозно поправила локоны, отряхнула и одёрнула платье. Но одинокую гусиную ногу подбирать не стала, так и оставила её лежать где-то на полу.
Показалось мне или нет, но даже как-то обрадовалась, что ли. Интересно, чему? Мнимому обмороку или ещё одной проказе? Или тому, что я раскусил её детскую хитрость и подмигнул? И ведь даже уговаривать перестала.
— Что я Её Величеству скажу? — огорчается Анна Алексеевна на наш общий отказ. С досадой прикусывает губу, задумывается на мгновение и тут же находит решение. Присаживается на краешек моей кровати, осторожно дотрагивается пальчиками до моей больной руки и начинает её нежно поглаживать. При этом очень внимательно отслеживает мою реакцию на этот интимный жест. — Тогда я всё обратно в корзину уложу и оставлю её вот здесь, на тумбочке. А вы потом, когда проголодаетесь, обязательно попробуете. Договорились?
По идее, я сейчас должен вспыхнуть алым маковым цветом от смущения, ведь такая девица рядом. Да только не пройдёт со мной такой номер! Но подыграть подыграл, вроде бы как смутился немного. А она не успокаивается, повторяет:
— Так мы с вами договорились?
Тут уж отказываться было нельзя, и мы все одновременно кивнули. Ну, так уж вышло. Девушка тут же успокоилась, перестала гладить мою многострадальную руку и поднялась на ноги.
И прокололась! Непроизвольно подхватила полотенце и вытерла об него свои изящные пальчики. Неприятно, выходит, меня было гладить? Ещё успел заметить исказившую на какой-то неуловимый миг лицо брезгливую гримасу. Словно в чём-то нехорошем испачкалась.
Усмехнулся, не стал скрывать или делать вид, что ничего не заметил. Всё равно никто на меня сейчас не смотрит, общее внимание девушке отдано. Ну и я смотрю. Смотрю и думаю — что же тебя, такую молодую и красивую заставляет здесь находиться и со мной заигрывать? Чья злая воля?
Между тем Анна Алексеевна подобрала птичью тушку с пола, деловито осмотрела её, признала годной и запихнула обратно в корзину. Улетевшую куда-то под кровати одинокую лапу искать не стала. На этом сочла свою задачу выполненной и сразу же распрощалась.
Вот сейчас мне очень обидно за себя стало. После меня руки протирает, а после жирной птицы нет? Понятно…
Немного замялась перед уходом, притормозила. Показалось мне или нет, но вроде бы собиралась сказать что-то лично для меня. Но супруги никуда из палаты уходить не собирались, и девушка передумала, улыбнулась мне многообещающе, только что не облизнулась, толкнула дверь, шагнула за порог. А в коридоре её врач дожидался и тут же подхватил под локоток, повёл по коридору, зачирикал что-то, зафлиртовал, и очень скоро их голоса перестали до нас доноситься.