Нечаянный тамплиер
Шрифт:
— Вот видишь, Грегор, какую кашу ты заварил. Ты обвинил этого скандалиста, а сам не отличаешься выдержкой и смирением. Еще чего придумал, Божий суд устроить! Это в стародавние времена, когда Гуго де Пейн только недавно основал наш орден, такое могло получиться. А теперь такие вопросы решаются только на капитуле, да и то в порядке исключения.
— Но, наказывать несправедливость разве не обязанность братьев нашего ордена? — возразил Григорий.
— За грехи наказывает Господь. А мы лишь солдаты Господни. И не нам, а Имени Его слава, — произнес Рене Дюрфор. И добавил:
— Вот что, Грегор. Раз ты заварил всю эту кашу, так ты ее и расхлебывай. Девочку нужно немедленно увезти из нашего лагеря. Как видишь, она уже
— Я боюсь, что один не справлюсь. Можно ли мне взять с собой брата Тобиана? — спросил Григорий. В ордене Тоби, как он сам сказал, был записан именно, как Тобиан, а не как Тобиас. Отсюда проистекала и вариативность произношения его имени. Сам же рыжий парень предпочитал, чтобы его называли так, как звала его мама — Тобиасом, или сокращенно — Тоби.
Но командир проговорил сурово:
— Нет, брат Грегор. Мне сейчас понадобится на этом месте каждый боец. Я бы не отправил и тебя, но ты сам виноват в том, что притащил к нам в лагерь проблему не меньшую, чем шейх Халед со всем его воинством. Девочка, своим нахождением здесь, представляет собой не только яблоко раздора, но и серьезное искушение для братьев-рыцарей. И потому ты должен выполнить это задание именно сам, один. Всю дорогу ты будешь бороться с искушением, сдерживать свою похоть и молиться. И только тогда твое преодоление зачтет Господь.
Или ты считаешь, что один брат-тамплиер не способен обеспечить защиту даже одного единственного ребенка? На что тогда мы нужны, Грегор? Так что в твоем сердце не должно быть места трусости. Господь защитит тебя. Пока твои помыслы будут оставаться добрыми, Он будет помогать в пути. Главное — это верить. Потому что вера в Господа творит чудеса.
А когда мы придем на Кармель, я проверю, как ты выполнил это задание. Да и, посуди сам, что будет делать ребенок в развалинах замка во время боя? Исход сражения неизвестен. Если раньше сарацины, потеряв много своих, разбегались или отступали, то теперь они часто сражаются до конца. Все. Хватит разговоров. Иди, собирайся в дорогу.
Родимцев понял, что его желание взять с собой друга Тобиаса, Дюрфор истолковал, как проявление трусости. На самом же деле, Григорий просто совершенно не знал эту местность и очень смутно представлял себе, как из замка Тарбурон, где они находились, можно безопасно добраться до горы Кармель, на которой располагался тот самый монастырь, куда следовало пристроить сиротку. Да и компания друга в пути совсем не помешала бы. Жаль, что Тоби пошел после завтрака немножко поспать после ночного дозора, а то бы он, наверняка, уговорил командира, чтобы отправиться вместе с Грегором.
А теперь получалось, что Григорию самому придется ни то что ехать сквозь незнакомую и опасную местность, да еще и нести ответственность за эту немецкую девочку со странным именем Адельгейда. К тому же, немецким языком он никогда не владел, а учил только английский. И местный Грегор, как выяснилось, тоже не был полиглотом, а знал только свой старофранцузский язык и молитвы на латыни.
А еще командир почему-то решил, что он обязательно станет бороться
с похотью по отношению к девочке. Но, Родимцев совсем не был педофилом. Ему всегда нравились только взрослые женщины. И он никогда ничего другого не мог бы испытать к беззащитному ребенку, кроме отцовских чувств. Он видел в малышке совсем не Лолиту из книги Набокова, а просто ребенка, чем-то похожего на его собственную дочку Леночку. Но здесь, похоже, у людей в головах имелись гораздо более развратные мысли.— А как же я поеду, брат Рене, если войско Халеда на подходе? А выход из этой долины только один, — спросил Григорий у командира.
— Это так, — кивнул Дюрфор. И сразу добавил:
— Но, тебе нужно успеть лишь немного проскочить по дороге и обогнуть отрог, а потом сразу возьмешь вправо от водопоя. В этом месте придется перейти ручей. На противоположном берегу начинается тропа, которая идет через лес вдоль подножия горы. По ней и поедешь. Если поспешишь, то успеешь не встретиться с людьми Халеда. Сквозь кедровый лес они тебя не увидят. К тому же, граф считает, что Халед будет у входа в долину только к полудню. Так что иди собираться. Я пока напишу письма в монастырь и нашему командору. А Годфруа накормит девочку и подготовит ее к дороге. Тебе все понятно?
Григорий кивнул и сказал:
— Брат Рене, а можно попросить нарисовать заодно и карту пути отсюда в сторону Кармеля? А то боюсь заплутать.
Рене проговорил удивленно:
— Даже не знал, Грегор, что ты и в картах, оказывается, разбираешься. Ладно, пару штрихов черкну на обороте письма к приору.
Рене отправился к своей палатке, а Григорий поспешил собираться в путь. Он остановил одного из сержантов, уже знакомого болтливого Жирома, и приказал ему седлать коня. Сам же, взяв свою железную шляпу, подошел к кузнецу, чтобы попросить у него новый подшлемник, взамен испачканного кровью в бою у водопоя. Дюбуа, видимо памятуя, что Грегор вчера подарил ему трофейную кольчугу, встретил его очень любезно, сразу вытащив из мешка серую войлочную шапочку с завязками, набитую паклей. И учтиво сказал:
— Если хотите примерить шлем, мессир, то могу дать зеркало.
И, когда Григорий кивнул, Дюбуа показал ему отполированную округлую железку, размером меньше ладони. Такие уж имелись зеркала в этом времени. Впрочем, отражение хоть и выглядело тускло и нечетко, но поправить железную шляпу на голове все-таки позволило.
Поблагодарив кузнеца, Гриша направился в глубину замкового двора к своему коню. Антоний встретил его уже оседланным. Стараниями сержантов, конь выглядел отдохнувшим. Он оказался накормленным и напоенным, вычищенным и с расчесанной гривой. Так что Антоша подготовился к дороге даже лучше хозяина, который пока совсем не знал пути, надеясь только на карту, которую обещал набросать командир.
Пока Грегор Рокбюрн, он же Григорий Родимцев, собирался в дорогу, другие рыцари тоже готовили коней. По-видимому, Рене Дюрфор все-таки решился устроить внизу засаду. Капеллан в это время что-то по-немецки говорил Адельгейде, которая высунулась из своего маленького шатра, у которого имелось два входа, на этот раз, с другой стороны. Вероятно, для того, чтобы рыцари графа не глазели на нее. Потом, по знаку Годфруа, сержант привел девочке невысокую пегую лошадь с какой-то поклажей в пухлых седельных сумках.
Сама же Адельгейда уже успела надеть поверх своего истрепанного шелкового платья серый монашеский балахон из материала, похожего на мешковину, выданный ей капелланом. Одеяние было слишком велико Адельгейде и сидело мешком на ее тощей фигурке. Наконец, капеллан помог Адельгейде забраться на седло и усесться на нем по-женски, свесив ноги на левую сторону лошади. Сидеть на мужской манер лицам женского пола считалось неприличным, не зависимо от их возраста. Слишком длинный подол монашеского одеяния не только полностью закрывал ноги девочки, но и свисал ниже их.