Нечестивец, или Праздник Козла
Шрифт:
– Такие вещи если не делать хорошо, то лучше вообще не делать, – услыхал он. – Знаешь, кто такой Сакариас де-ла-Крус? Шофер Хозяина. Я только что говорил с ним в госпитале «Марион». Он еще тяжелее, чем ты, пули прошили его с головы до ног. Но живой. Видишь, не получилось. Ты влип. Ты тоже не умрешь, Будешь жить. И расскажешь мне, как все происходило. Кто был с тобой на шоссе?
Педро Ливио поплыл, подступала тошнота. Разве Тони Имберт с Антонио не говорили, что Сакариас де-ла-Крус тоже мертвее мертвого? Аббес Гарсия лгал ему, чтобы вытянуть из него имена? Какие дураки. Они должны
– Имберт сказал, что Сакариас мертвее мертвого, – возразил он. Как интересно: вроде ты – это ты и в то же время не ты.
Лицо начальника СВОРы склонилось над ним. Он слышал его пропахшее табаком дыхание. Видел маленькие черные глазки в рыжем окружье. Как бы ему хотелось иметь силы, чтобы вцепиться зубами в эти пухлые, рыхлые щеки. Или по крайней мере плюнуть в них.
– Ошибся, он только ранен, – сказал Джонни Аббес. – Какой Имберт?
– Антонио Имберт, – объяснил он в беспокойстве. – Что же – он меня обманул? Какое блядство.
Он отметил движение, кто-то вышел, другие плотнее столпились у постели. Лица растворялись в дыму. Он задыхался, как будто ему наступили на грудь.
– Антонио Имберт и кто еще? – говорил ему в самое ухо полковник Аббес Гарсиа. У него кожа леденела при мысли, что на этот раз он может прожечь ему сигаретой глаз и он останется без глаза. – Имберт командовал? Он организовал это?
– Нет, у нас нет командиров, – забормотал он, боясь, что у него не хватит сил закончить фразу. – А если бы были, командиром стал бы Антонио.
– Какой Антонио?
– Антонио де-ла-Маса, – пояснил он. – Если бы были, конечно, стал бы он. Но у нас нет командиров.
Снова наступило долгое молчание. Ему что – дали пентонал натрия, что он так легко говорит? Но от пентонала засыпают, а он – ни в одном глазу, бодрый, и хочется все рассказать, выложить все секреты, которые раздирают ему внутренности. И он ответит на все, что ни спросят, черт подери. Вокруг него перешептывались, по плитчатому полу заскользили шаги. Уходят? Дверь открывалась, закрывалась.
– Где сейчас Имберт и Антонио де-ла-Маса? – Начальник СВОРы выдохнул дым, и Педро Ливио показалось, что дым вошел ему в глотку, в нос, до самых кишок.
– Ищут Пупо, где же им еще быть. – Хватит ему сил закончить фразу? Изумление Аббеса Гарсии, генерала Феликса Эрмиды и полковника Фигероа Карриона было так велико, что он сделал сверхчеловеческое усилие и объяснил им то, чего они не понимали: – Он, пока не увидит труп Козла, пальцем не шевельнет.
Они таращили глаза, недоверчиво, с ужасом.
– Пупо Роман? – Теперь и Аббес Гарсиа потерял самоуверенность.
– Генерал Роман Фернандес? – отозвался эхом Фигероа Каррион.
– Военный министр? – взвизгнул генерал Феликс Эрмида и побледнел.
Педро Ливио не удивился, когда та же самая рука снова расплющила горящую сигарету о его рот. Горечь табака и пепла на языке. Не было сил выплюнуть вонючую гадость, прожигавшую десны и нёбо.
– Он потерял сознание, полковник, – услышал он шепот доктора Дамирона Рикарта. – Если его не оперировать, он умрет.
– Это вы умрете, если не оживите его, – с глухой яростью отчеканил Аббес Гарсиа. – Сделайте ему переливание крови,
все что угодно, но он должен прийти в себя. И говорить. Оживите его, не то я всажу в вас весь свинец, что есть в этом револьвере.Раз они так говорят, значит, он не умер. Нашли наконец Пупо Романа? Показали ему труп Козла? Если бы революция началась, ни Аббес Гарсиа, ни Феликс Эрмида, ни Фигероа Каррион не стояли бы сейчас у его кровати. Они были бы арестованными или покойниками, и братья, и племянники Трухильо – тоже. Он попробовал попросить их объяснить ему, почему они не арестованы и не покойники, но ничего не получилось. В желудке больше не болело, горели веки и рот от ожогов. Ему сделали укол, дали понюхать ватку, которая пахла ментолом, как сигареты «Салем». Он увидел пузырек с сывороткой рядом, у кровати. Он их слышал, а они считали, что не слышал.
– Правда ли это? – Фигероа Каррион казался больше испуганным, чем удивленным. – Военный министр замешан в такое? Невозможно, Джонни.
– Удивительно, нелепо, необъяснимо, – поправил его Аббес Гарсиа. – Но не невозможно.
– Почему, зачем? – распалялся генерал Феликс Эрмида. – Какая ему от этого выгода? Он обязан Хозяину всем, что имеет. Этот болван называет нам имена, чтобы запутать.
Педро Ливио дернулся, пытаясь подняться, чтобы они знали: он не потерял сознания и не умер, и все, что сказал им, – правда.
– А ты, Феликс, не думаешь, что Хозяин разыграл комедию, чтобы проверить, кто ему верен, а кто – нет?
– сказал Фигероа Каррион.
– Уже – нет, – огорченно признался генерал Эрмида. – Если эти сукины дети на самом деле его убили, тут такое начнется.
Полковник Аббес Гарсиа ударил себя по лбу:
– Теперь понимаю, зачем Роман звал меня в Центральные казармы. Ну, конечно, он замешан! Хотел заманить всех близких к Хозяину людей, чтобы запереть до начала переворота. Пойди я туда, был бы уже покойником.
– Просто не верится, коньо, – все повторял генерал Феликс Эрмида.
– Пошлите патрульные отряды СВОРы перекрыть мост Радомеса, – приказал Аббес Гарсиа. – Чтобы никто из правительства – и особенно родственники Трухильо – не переправились через реку Осама и не приблизились к крепости имени 18 Декабря.
– Военный министр, генерал Хосе Рене Роман, муж Мирейи Трухильо, – тупо повторял генерал Феликс Эрмида. – Ничего не понимаю, коньо.
– Считай, что это так, пока не выяснится, что он невиновен, – сказал Аббес Гарсиа. – И поскорее предупреди братьев Хозяина. Пусть соберутся в Национальном дворце. Про Пупо пока не говори. Скажи, что прошел слух о покушении. Давай! Ну, как этот? Могу допросить его?
– Он умирает, полковник, – сказал доктор Дамирон Рикарт. – Мой долг врача…
– Ваш долг – молчать, если не хотите попасть в соучастники.
– Педро Ливио снова увидел, совсем близко, лицо начальник СВОРы. «Я не умираю, – подумал он. – Доктор сказал ему неправду, чтобы он не гасил больше окурки о мое лицо».
– Генерал Роман приказал убить Хозяина? – Снова в нос и рот ударило вонючее дыхание полковника. – Так?
– Его ищут, чтобы показать ему труп, – услыхал он свой крик. – Он такой: верит только своим глазам. И еще – чемоданчик.