Нечестивец, или Праздник Козла

Силы стремительно убывали. Он испугался, подумав, что, может, в этот момент calies гасят сигареты о лицо Ольги. Несчастная, вот она, беда. Наверное, потеряет ребенка и проклянет тот день, когда вышла замуж за бывшего капитана Педро Ливио Седеньо.

– Какой чемоданчик? – спросил начальник СВОРы.

– Его, Трухильо, – ответил он быстро, четко выговаривая слова. – Весь в крови снаружи, а внутри – доллары и песо.

– С его инициалами? – продолжал полковник. – С буквами РЛТМ, металлическими?

Он не смог ответить, память подводила. Тони с Антонио нашли чемоданчик в автомобиле, открыли его и сказали, что в нем – битком доминиканские песо и американские доллары. Тысячи тысяч. Он заметил, что начальник СВОРы забеспокоился. Ах, сукин сын, значит, чемоданчик убедил тебя, что это – правда, что его на самом деле убили.

– Кто еще в заговоре? – спросил Аббес Гарсиа. – Назови имена. И тогда отправишься в операционную и из тебя вынут пули. Кто еще?

– Нашли Пупо? – спросил он возбужденно, торопясь. – Показали ему труп? И Балагеру – тоже?

У полковника Аббеса Гарсии еще раз отвалилась челюсть. Так и стоял: разинув рот от изумления и неожиданности. Педро Ливио смутно почувствовал, что по очкам он у них, пожалуй, выигрывает.

– Балагеру? – произнес он по складам, по буквам.
– Президенту Республики?

– Он войдет в военно-гражданскую хунту, – объяснил Педро Ливио, изо всех сил сопротивляясь спазмам в желудке. – Я был против. Но они сказали, это нужно, чтобы успокоить ОАГ.

На этот раз ему не хватило времени отвернуться, чтобы вырвало не на постель. Что-то тепленькое, вязкое побежало по шее, запачкало грудь. Он видел, как с отвращением отпрянул начальник СВОРы. Его скрутило, по костям разлился холод. Говорить он уже не мог. Но лицо полковника, искаженное нетерпением, снова склонилось над ним. И глаза смотрели так, словно хотели вскрыть череп и выпотрошить всю правду.

– И Хоакин Балагер – тоже?

Он держал взгляд всего несколько секунд. И закрыл глаза, хотелось спать. Или умереть, все равно. Он слышал, как два или три раза тот спросил: «Балагер? И Балагер – тоже?» Он не ответил и не открыл глаза. Даже когда его передернула дикая, жгущая боль в правой мочке уха. Не закричал, не пошевелился. Вот так и помрешь ты, Педро Ливио, пепельницей начальника шпиков. Какое блядство. Козел мертв. Уснуть. Умереть. Из глубины колодца, в который падал, он услышал голос Аббеса Гарсии: «Такой святоша, конечно же, должен был снюхаться с сутанами, а те – с гринго». Потом наступила долгая тишина, лишь изредка шелестел шепот да робко просил доктор Дамирон Рикарт: если не оперировать, пациент умрет. «Да ведь я и хочу умереть», – думал Педро Ливио.

Кто– то пробежал, торопливые шаги, хлопнула дверь. Снова палата наполнилась людьми, и среди них -снова полковник Фигероа Каррион.

– Мы нашли зубной протез на шоссе, около «Шевроле», Его Превосходительства. Сейчас его изучает дантист доктор Фернандо Камино Сертеро. Я лично его разбудил. Через полчаса он даст заключение. На первый взгляд ему показалось, что это протез Хозяина.

Голос был похоронный. И молчание, в котором его слушали, – такое же.

– Больше ничего не нашли? – Аббес Гарсиа словно откусывал слова.

– Автоматический пистолет 45-го калибра, – сказал Фигероа Каррион. – Несколько часов уйдет на поиски регистрационной записи. В двухстах метрах от места покушения брошена машина. «Меркьюри».

Педро Ливио подумал, что правильно Сальвадор рассердился на Фифи Пасторису, когда тот бросил его «Меркьюри» на шоссе. Теперь они узнают, кто хозяин машины, и очень скоро calies будут гасить сигареты о лицо Турка.

– Выболтал что-нибудь еще?

– Ни много ни мало – еще и Балагер, – прошипел Аббес Гарсиа. – Представляешь? Военный министр и президент Республики. Сказал, что Балагера собирались сунуть в военно-гражданскую хунту, чтобы успокоить ОАГ.

У Фигероа Карриона вырвалось еще одно «коньо!»:

– Это они сговорились, чтобы сбить нас с панталыку. Называть громкие имена, запачкать всех подряд.

– Все может быть, поживем – увидим, – сказал полковник Аббес Гарсиа. – Но кое-что уже ясно. Замешано много народу, предатели – на самом высоком уровне. Ну, разумеется, и сутаны. Надо вытащить епископа Рейлли из колледжа святого Доминго. Лаской или таской.

– И отвезти в Сороковую?

– Там они станут его искать, как только узнают. Лучше – в Сан-Исидро. Но не спеши, дело тонкое, надо посоветоваться с братьями Хозяина. Вот уж кто не может быть в заговоре, так это генерал Вирхилио Гарсиа Трухильо. Пойди и самолично расскажи ему все.

Педро Ливио услышал: шаги Фигероа Карриона удаляются. Он опять остался один на один с начальником СВОРы? Опять начнет гасить окурки? Но не это его сейчас беспокоило. А то, что он понял: хотя они и убили Хозяина, все складывалось не так, как они задумывали. Почему Пупо со своими солдатами не берет власть? Почему Аббес Гарсиа приказывает арестовать епископа Рейлли? Этот кровавый выродок продолжает командовать? Он все время нависает над ним, Педро Ливио не видит его, но его нос и рот чувствуют тяжелое, зловонное дыхание.

– Назови еще имена, и я отпущу тебя отдыхать, – услышал он его голос.

– Он вас не слышит и не видит, полковник, – взмолился доктор Дамирон Рикарт. – Он в коме.

– Тогда оперируйте, – сказал Аббес Гарсиа. – И запомните хорошенько: он нужен мне живой. За его жизнь вы расплатитесь своей.

– Два раза не умирать. – Педро Ливио услышал, как доктор еле выдохнул: – Жизнь у меня всего одна.

XVI

– Мануэль Алонсо? – Тетушка Аделина подносит ладошку к уху, как будто не расслышала, но Урания знает, что у старушки прекрасный слух и она притворяется, тянет время, чтобы оправиться от удивления. И Лусиндита с Манолитой тоже смотрят на нее широко раскрытыми глазами. На одну Марианиту, похоже, имя не произвело впечатления.

– Да, он, Мануэль Алонсо – повторяет Урания. – Имя как у испанского конкистадора. Вы его знали, тетя?

– Случалось, видела, – обиженно кивает старушка; она заинтригована. – А какое отношение он имеет к той ужасной вещи, которую ты сказала про Агустина?

– Это тот плейбой, который поставлял Трухильо женщин, – вспоминает Манолита. – Верно, мами?

– Плейбой, плейбой, – верещит Самсон.

Однако на этот раз смеется одна долговязая племянница.

– Он был красавцем, просто Адонис, – говорит Урания. – До болезни. Рак.

Он был самым видным доминиканцем своего поколения, элегантный красавец, на которого оборачивались женщины, но за те несколько недель или месяцев, что Агустин Кабраль не видел его, этот полубог превратился в тень самого себя. Сенатор не поверил своим глазам. Похудел на десять или пятнадцать килограммов; худой, изможденный, темные круги под глазами, прежде всегда веселыми, смеющимися – взгляд жизнелюба, улыбка победителя; теперь в них не было жизни. Он слышал что-то насчет маленькой опухоли под языком, которую дантист случайно обнаружил у него во время ежегодного, рутинного осмотра, когда Мануэль еще был послом в Вашингтоне. Говорят, эта новость произвела на Трухильо такое впечатление, как будто опухоль нашли у кого-то из его детей; он висел на телефоне, пока того оперировали в клинике в Соединенных Штатах.