Нечистая сила и народные праздники

Пока продолжается песня, одна из девиц ходит в средине круга и старается угадать: у кого находится кольцо; если угадает, то присоединяется к подругам, а на смену ей искательницей золота выступает другая девица, и законченная игра начинается сызнова [475] . Все вечера, начиная с 24 декабря по день Крещения, называются у нас святыми (нем. Weihnachten). По мнению поселян, в эти святые вечера нисходит с неба и странствует по земле новорожденный Бог, и потому всякая работа считается тогда за великий грех. Явление божества сопровождается чудесными знамениями. В полночь накануне Рождества и Крещения отверзаются небесные врата; пресветлый рай, в котором обитает Солнце, открывает свои сокровища; воды в реках и источниках оживают (приходят в движение, волнуются), претворяются в вино и получают целебную силу; на деревьях распускаются цветы и зреют золотые яблоки. В этот таинственный час божество рассыпает щедрые, богатые дары на весь мир: о чем помолишься отверстому небу, то и сбудется. Чтобы узреть, как будет отворяться небо, сербы выходят на богоявленскую ночь в поле и остаются там до самого рассвета. У лужичан накануне Рождества Христова ходит по домам boze dzjeco: под этим именем совершает обход девушка, одетая в белое платье; в одной руке она держит узел с яблоками и орехами, а в другой – ветку с привешенным к ней звонком. Подводя детей к святочному дереву, убранному плодами и орехами, родители уверяют их, что все эти лакомства принесло boze dzjeco. По немецким преданиям, в период зимнего солнцеповорота растворяется небо, светлые боги – Один, Фрейр, Гольда и Фрея – нисходят на землю и благословляют воды и растения; там, где они шествуют, воды превращаются в вино, а деревья – в розмарин: «Alle wasser – wein, alle baume – rosmarein» [476] . Эти цветущие деревья и текущие вином источники суть деревья и источники небесного рая; в зимнюю пору, когда на земле замирает всякая растительность и воды стоят окованные льдами, в райских садах (т. е. на востоке, откуда богиня Зоря выводит Солнце, усыпая ему путь золотом и розами) продолжается вечно юная жизнь: цветут роскошные цветы, зреют золотые плоды и бьют животворные ключи нектара. Вместе с богами спускаются с заоблачных высот и блаженные предки, посещают своих родичей, садятся возле пылающего очага и участвуют в их семейной трапезе. Те же мифические представления: отверстые врата рая, сошествие бессмертных на землю и превращение вод в вино соединяются и с праздником Пасхи; такое совпадение во взглядах на два разновременные праздника вполне понятно, ибо и зимний поворот солнца, и весеннее его просветление равно возбуждают мысль о благодатном возрождении творческих сил природы. Боги и духи усопших праотцов, являясь в среду живых поколений, открывают перед ними тайны будущего, т. е. те грядущие события, которые определены непреложным судом Божиим; поэтому Рождественские Святки есть по преимуществу время гаданий и все, что видится тогда во сне и наяву, получает вещее значение. По состоянию погоды в продолжение двенадцати праздничных дней от 25 декабря по 6 января (нем. Zwolften) заключают о том, каков будет наступающий год; каждый из этих дней дает предзнаменование о погоде соответствующего ему месяца.

475

Так как кольцо было эмблемой супружеской связи и так как весна (с наступлением которой золотое кольцо-солнце открывается из-за снежных облаков) была временем брачного союза между Небом и Землею, то отсюда возникло следующее гадание: девицы приносят блюдо снегу, бросают в него кольцо и поручают кому-нибудь разделить между ними снег; в чьей доле окажется кольцо, та в течение года непременно будет замужем. Одна из святочных подблюдных песен гласит:

Ленилась красная девица Часто по воду ходить; Она таяла снег На печном столбу, Она вытаила Золот перстень. Да кому перстнем обручатися? Обручатися отроку с отрочицею, Еще молодцу со девицею.

Песня эта предвещает скорую свадьбу.

476

Розмарин был посвящен Фрейру.

В нашем народе колядские обряды с большею свежестью удержались на Украине и в белорусских губерниях. В старые годы украинцы уже 12 декабря варили пиво и с того же числа каждый день откладывали по одному полену – так что к кануну Рождества Христова всех поленьев набиралось двенадцать; этими поленьями и затапливалась печь на святой вечер. В день, предшествующий Рождественским Святкам, поселяне не вкушают пищи до восхода вечерней звезды, которая появлением своим свидетельствует о рождении божественного младенца и тем самым знаменует начало праздника. Как только загорится на небе вечерняя звезда, тотчас же приносят в хату связку соломы или сена, расстилают ее в переднем углу – на прилавке, покрывают сверху чистою скатертью и на приготовленном месте ставят под образами необмолоченный сноп жита или пшеницы, кутью и узвар; сноп этот остается здесь до 31 декабря. В Галиции ставят по снопу во всех четырех углах избы. Кутьей называется каша из зерновой пшеницы, ячменя или рису, разведенная медовою сытою; узвар (взвар) приготовляется из сушеных плодов (яблок, груш, слив, вишен, изюма и проч.), сваренных на воде. Оба горшка с кутьей и узваром накрываются кнышами (пшеничными хлебами). Перед вечерею (т. е. ужином) хозяин дома зажигает у образов лампадку и восковые свечи, читает вслух молитвы и кадит ладаном; вся семья благоговейно молится Богу и потом усаживается за стол, усыпанный сеном и застланный чистою скатертью; глава семейства занимает почетное место на покуте (в переднем углу); рядом с ним, по правую руку, садится его жена, а далее следуют их родичи и дети. Кутья и взвар подаются обыкновенно после всех других кушаний, и если не будут съедены в тот же вечер, то доканчиваются в продолжение Святок; часть кутьи отделяют курам, чтобы давали больше яиц. Сидя за «вечерею», гадают о будущем урожае: вытягивают из-под скатерти несколько былинок сена и по их длине заключают о том, каков уродится лен; или выдергивают из снопа соломинку, и если она окажется с полным колосом, то наступающий год будет изобильный, и наоборот – пустой колос сулит неурожай. По остающимся на столе травяным семенам делают такое заключение: если семян будет больше черных, то следует ожидать урожая на гречиху, а если желтых, то надо рассчитывать на овсы, просо и пшеницу. Подобная же обрядовая трапеза, с кутьею и узваром, бывает и на крещенский сочельник, после водосвятия. Накануне Нового года обмолачивают стоящий в переднем углу сноп и полученные зерна отдают мальчикам-посыпальщикам, а соломой прикармливают домашний скот или употребляют ее на обвязку плодовых деревьев. Вечер 31 декабря известен в народе под именем щедрого и богатого; ибо с наступлением нового года нераздельна мысль о явлении возрожденного Бога, несущего миру ясное лето, изобилие плодов земных и всякое довольство. Хозяйка приготовляет к щедрому вечеру как можно более пирогов и кнышей, складывает их в одну общую кучу на стол и просит мужа исполнить закон. Этот затепливает перед иконами восковую свечу, курит по избе ладаном и садится на покуте; входят домочадцы, молятся Богу и, притворяясь, будто не видят отца за накладенными на столе пирогами, спрашивают: «Де ж наш батько?» – «Хиба ж вы мене не бачите?» – спрашивает отец. «Не бачимо, тату!» – отвечают дети. – «Дай же, Боже, щоб и на той рок не побачылы», т. е. чтобы и в будущем году было такое же изобилие в яствах, как в настоящую минуту. Затем жена и дети садятся за стол, и отец разделяет между ними пироги. Сходно с этим в Герцеговине на Рождественский праздник «узму дворца чесницу, па je окрећу меhу собом и пита jeдан другога: милам ли се? (т. е выдался ли я = виден ли из-за хлеба?) Она jму одговори: милаш мало. А она jпpви онда рече: сад мало, а до године ни мало!» (т. е. да родится доброе жито и да будет чесница так велика, чтобы за нею можно было совсем укрыться). Эти обряды малорусский и сербский идут из отдаленной старины. По свидетельству Саксона-грамматика, к Святовитову празднику, какой ежегодно совершался в Арконе по окончании жатвы, приготовляли огромный медовый пирог – величиною почти в рост человека. Жрец становился за этим пирогом и спрашивал у народа, видят ли его, – и когда ему отвечали утвердительно, он тотчас же высказывал желание, чтобы будущий год был еще плодороднее, а праздничный пирог еще больше. На первый день нового года по всему русскому царству совершается обряд засевания. Рано поутру, перед обеднею, ходят по домам мальчики, нося в мешке или рукавице хлебные зерна; при входе в избу они посыпают по ней этими зернами, со следующими эпическими причитаниями: «На счастье, на здоровье – на новое лето роди, Боже, жито-пшеницу и всякую пашницу!» или «Уж дай ему Бог, зароди ему Бог, чтобы рожь родилась, сама в гумно свалилась, из колоса осьмина, из полузерна пирог – с топорище долины, с рукавицу ширины!» Посыпальщику дают что-нибудь в подарок, а разбросанные им зерна тщательно собирают, хранят до весны и при посеве яровых смешивают с прочими семенами. Когда посыпальные зерна будут собраны, по роду и количеству их заключают о том, какие именно хлеба дадут на будущее лето больший или меньший урожай. Иногда кормят этими зернами кур и по их клеву гадают о будущем плодородии нив. Обряд «посыпания», совершаемый у нас на первый день нового года, а у сербов на Рождество, знаменует весеннее осеменение матери-Земли, вступающей в брачный союз с просветленным Небом, причем хлебные зерна служат эмблемою оплодотворяющего семени дождя и солнечных лучей [477] . Заметим, что на старинных свадьбах новобрачную чету осыпали овсом, ячменем и пшеницею и укладывали спать на ржаных (необмолоченных) снопах и что доныне крестьянки наши гадают о своих суженых по хлебным семенам и колосьям [478] . Для того чтобы земля принесла добрый урожай, поселянин, отправляясь засевать поле, надевает на себя подвенечную сорочку; встретить при выезде на посев вдовца, вдову, холостого парня или девушку считается дурною приметою, и наоборот – встреча с женатым человеком или замужнею женщиною принимается за счастливый знак.

477

Слово «сеять» нередко употребляется в значении «светить»; так хорутанская песня говорит о солнце, что оно обсеивает долины, а малорусская загадка выражается об очах: «Двома узликами все поле засию» или «Два вузлика все поле освитять».

478

По указанию Сахарова, 1 января хозяйка варит кашу и, вынимая горшок из печи, приговаривает: «Милости просим к нам во двор – со своим добром!» Потом замечает, полон ли горшок и хорошо ли уварилась каша? Если каша будет белая или вылезет из горшка, то предвещает голод и всякие беды; наоборот, каша красная, изготовленная вровень с краями горшка, предвещает изобилие и счастье.

О женихах гадают так: а) вечером на Святках девица сеет где-нибудь на дворе горсть конопляного семени, заволакивает зерна сорочкою или исподницею и приговаривает: «Кто мне суженый, тот придет со мной конопли брать». После этого суженый непременно явится во сне. б) Другое гаданье состоит в том, что собравшиеся девицы выдергивают по стеблю соломы и по этим стеблям догадываются о своей судьбе: если попадется колос с зерном – жених будет богатый, пустой колос предвещает бедного жениха, а стебель без колоса – безбрачную жизнь.

В великорусских преданиях уцелело темное воспоминание о мифическом лице Овсеня; обрядовая песня славит его приезд, совпадающий по времени с наступлением нового года:

Мосточик мостили, Сукном устилали, Гвоздьми убивали. Ой Овсень, ой Овсень! Кому ж, кому ехать По тому мосточку? Ехать там Овсеню Да Новому году. Ой Овсень, ой Овсень!

Имя Овсень (Авсень, Говсень, Усень) может быть возведено к тому же санскритскому корню ush, к которому возводится и вышеобъясненное имя Остары; согласно с этим производством, Овсень должен означать бога, возжигающего солнечное колесо и дарующего свет миру (т. е. приводящего с собой утро дня или утро года = весну). Весеннее просветление неба постоянно отождествляется и в языке, и в народных поверьях с утренним рассветом; лит. auszra – утренняя заря, auszti – светать, pawasaris i sz-auszta – весна светает, т. е. начинается. У немцев богиня Остара (Зоря) сообщила свое название светлому празднику весны; у нас имя Овсеня сочеталось с праздником новорожденного солнца, так как светило это возгоралось тогда новым пламенем и дневной свет начинал побеждать ночную тьму. По свидетельству Царской грамоты XVII века, в самой Москве в навечерии Рождества Христова многие люди по улицам, переулкам и ямским слободам кликали Коледу и Усень, а в навечерии Богоявления Господня кликали плугу, т. е. возглашали хвалебные песни плугу, с помощью которого возделываются пашни. Одна из обрядовых песен заставляет доброго молодца Овсеня выезжать на свинье:

На чом ему ехати? На сивинькой свинке. Чем погоняти? Живым поросенком.

Черта в высшей степени знаменательная, ибо она указывает на тождество нашего Овсеня со светоносным богом германцев – Фрейром, который в период зимнего солнцеповорота выезжал на небо на златощетинистом борове и которому в это время совершались обильные жертвоприношения. Являясь в сей мир, Овсень открывает путь новому лету (новому году), несет из райских стран щедрые дары плодородия и, как определено Божественным судом, так и распределяет их между смертными: одним дает много, с избытком, а других лишает и самого необходимого. Белорусы выражают эту мысль в следующем символическом обряде: накануне Нового года они водят по домам двух юношей, из которых один, называемый богатою Коледою, бывает одет в новое, праздничное платье и имеет на голове венок из ржаных колосьев; на другого же (бедную Коледу) надевают разорванную свитку и венок из обмолоченной соломы. При входе в избу обоих юношей завешивают длинными покрывалами и заставляют хозяина выбирать из них любого; если он выберет «богатую Коледу», то хор поет ему песню, предвещающую урожай и богатство; наоборот, если выбор падет на «бедную Коледу» – это служит предзнаменованием неурожая и бедности. Отсюда объясняется и то важное значение, какое приписывается сербами положайнику: этот первый рождественский гость, от которого зависит все счастье домохозяина и его семьи в течение целого года, является таинственным представителем самого божества; по белорусской пословице «Госьць у дом, Бог у дом».

На тесную связь праздника Коляды с культом громовника указывают и многие другие святочные обряды и обыкновения, о которых мы уже имели случай говорить прежде, а именно: а) обычай наряжаться в мохнатые шкуры и принимать на себя звериные подобия, в каковых воображение древнего человека олицетворяло дожденосные тучи; b) обычай водить по деревне волка или носить змею; с) воззвания, обращенные к Туру, о тождественности которого с Фрейром замечено ранее; «Неции, – говорит Гизель, – памяти того беса Коляды и доселе не престают обновляти, наченше от самаго Рождества Христова, по вся святыя дни собирающеся на богомерзския игралища, песни поют, и в них аще и о рождестве Христовом воспоминают, но зде же беззаконно и Коляду, ветхую прелесть диявольскую, много повторяюще присовокупляют; к сему на тых же своих законопротивных соборищах и некоего Тура-сатану и прочия богомерзския скареды измышляюще воспоминают». d) Стрельба из ружей и пистолетов накануне Рождества, после обрядовой «вечери», и в день Крещения – во время совершаемого тогда водосвятия, служит знамением громовых ударов, поражающих темных демонов. е) С поворотом солнца на лето тотчас же возникала мысль о грядущем освобождении земных и небесных источников от зимнего оцепенения, о превращении мертвых вод (= окованных льдами рек и озер и снеговых туч) в живые потоки, несущие земле обновление и силу плодородия, или, выражаясь метафорически, о превращении их в вино = нектар. Поэтому на праздник Коляды принято было совершать религиозные омовения, каковой обряд в христианскую эпоху приурочен ко дню церковного водосвятия (Крещения). По словам Герберштейна, в Москве XVI столетия в иорданской проруби купались и здоровые, и больные, последние – с надеждою на исцеление. Маржерет уверяет, что не только простолюдины, но и бояре и сам царь погружались в этот день в воду. Обыкновение это и доныне удерживается между русскими поселянами и сербами. Вода, почерпнутая в полночь перед Крещением, помогает от недугов и никогда не портится; этою водою окропляют избы, хлева и ульи, поят больных и домашнюю скотину – для предохранения ее от заразы. f) Как праздник, посвященный возрождению творческих сил природы, Коляда всею своею обстановкою указывает на те щедрые дары, которые несет шествующее из дальних стран Лето. Необмолоченный сноп, поставляемый в переднем углу и величаемый именем Деда, солома и сено, постилаемые на столе и покуте, хождение по домам с плугом (обряд, уцелевший в Червонной Руси), посыпание зерновым хлебом, разнообразные гадания о будущем урожае, семейная трапеза, за которою вкушают праздничный хлеб («боговицу»), кутью, мед и садовые плоды, – все говорит о посеве, жатвах и изобилии плодов земных. Зерно – символ зачатия, нарождения к новой жизни: брошенное в землю, оно вырастает зеленой былинкою и дает колос; медовая сыта знаменует амриту. Узвар и каша доныне считаются необходимыми на родинах, а мед и кутья – на похоронах и поминках, ибо смерть человека, по народному воззрению, есть вторичное его рождение для иной, загробной жизни. Вместе с поворотом солнца на лето вся природа призывается к пробуждению от зимнего сна. У чехов накануне Рождества, перед самым рассветом, семья отправляется в сад; отец и мать трясут плодовые деревья, приговаривая: «Stromecku, vstavej, ovoce davej! dnes je siedryden» [479] – и бросают на них яблоки и груши, а дети подбирают падающие плоды. Тот же обряд исполняется моравами, лужичанами и немцами; последние произносят при этом: «Baumchen schlaf nicht, frau Holla kommt!» или «Baumchen wachauf, Neujahr ist da!» Сербы и малороссы замахиваются на дерево топором (= символ молнии), с угрозою срубить его, если оно не родит летом. Во всей Европе известен обычай приготовлять к Рождественским Святкам елку; это вечнозеленое дерево, убранное зажженными восковыми свечами и обвешанное яблоками, грушами, золотыми орехами и другими лакомствами, напоминает собою то райское древо жизни, на котором растут золотые яблоки и орехи. На Руси обычай этот появился в недавнее время и заимствован от немцев; нельзя не заметить, однако, что подобное же дерево, украшенное искусственными цветами, зеленью и плодами, возили у нас в старину в крестном ходе на цветоносное или Вербное воскресенье.

479

Вставай, деревцо, давай нам плодов; нынче ведь щедрый день.

Все указанные нами представления, какие связывались с праздником Коляды, засвидетельствованы в святочных песнях – колядках и щедривках. Начиная с вечера 24 декабря и до Крещения ходят по дворам коледовщики, славят праздник, т. е. поют обрядовые песни и собирают от хозяев дары разными припасами и деньгами; в Киевской и Волынской губ. половина собранных ими денег отдается в приходскую церковь. По всему вероятию, и сбор припасов имел некогда религиозное назначение: жертвенные приношения и праздничное пиршество могли совершаться не только в каждой отдельной семье перед ее отцовским очагом, но и сверх того – перед очагом князя, от имени всего подвластного ему племени, и в этом последнем случае должны были устрояться на общий счет, в складчину [480] . Колядки и щедривки сохранили для нас черты народных воззрений, идущие из глубочайшей древности; несмотря на целый ряд веков, на протяжении которых песни эти должны были подвергаться постоянной переделке, несмотря на то, что, по-видимому, они воспевают рождество Спасителя, – в них и доныне довольно явственно выступают предания и образы, принадлежащие язычеству. Когда народился младой Бог, поют болгары, то мать искупала его в золотых котлах; сербы в своей обрядовой песне выражают желание, да будут у них коровы дойные, да надоят им полное ведро молока,

480

Поэтому слово «коледовать» стало употребляться в смысле «собирать милостину, просить хлеба»; коледа – дневной сбор милостины нищими; пол. koleda – подарки на Святки и Новый год; в других славянских наречиях «коледа» стала означать «славление»; рус. поговорка: «Полно коледу томить» = давай милостину, не томи бедного.

да окупам, коледо! Малог Бога, коледо! и Божића, коледо!

Малорусская же колядка говорит о купанье новорожденного Бога в море:

Божья Мати в полозе л ежить. В полозе лежить, сынойка родить; Сына вродила, в море скупала…

Припомним, что по общему индоевропейскому представлению восходящее солнце является из морских волн, что Солнцева мать (богиня утренней зари), нарождая светоносного сына, купает его в молоке небесных коров = в росе или весенних дождях. Так как рождение солнца, по другому поэтическому выражению, называлось его воскресением, то колядки воспевают не только рождество, но и восстание Спасителя из мертвых: из-за горы из-за высокой

Выходить нам золотый хрест, А пид тим хрестом сам милый Господь; На нем сорочка та джунджовая,

т. е. жемчужная. Усмотрела жидовская девочка, «же русский Бог из мертвых устав»; сказала про то своему отцу, но еврей возразил: «Тогда русский Бог воскреснет, когда жареный петух полетит!» – и в ту же минуту жареный петух полетел, уселся на облако и «красненько запел». Петух – провозвестник утра, побеждающего ночную тьму, и вместе с тем представитель грозового пламени, которым возжигается солнце, потушенное облачными демонами. Небесные владыки, пробуждаясь от зимнего сна, являются в сей мир дружелюбными и щедрыми на дары гостями:

Цы дома бываешь, пане господарь? Твои рынойки позаметаны, Твои столойки понадкрываны, За твоим столом трои гостейки: Jеден гостейко – светле Сонейко, Другий гостейко – ясен Месячок, Третий гостейко – дробен Дожджейко. Сонейко говорит: «Нет як над мене, Як я освечу горы, долины, Горы й долины, поля й дубровы!» Ясен Месячок: «Нет як над мене! Як я освечу тёмну ночейку, Возрадуются гости в дорозе, Гости в дорозе, волойки в стозе». Дробен Дожджейко: «Нет як над мене! Як я перейду три разы на ярь, Три разы на ярь месяця мая – Возрадуются жита, пшеници, Жита, пшеници и все ярници» [481] .

481

В Черниг. губ. поют: «Застилайте столы коврами, насыпайте кубки винами, да и буде к вам трое гостей: первый гость – ясен Месячка, другий гость – ясная Сонейка, третий гость – дробен Дожчик» и т. д.

По другому варианту Солнце похваляется снять с рек и потоков ледяные оковы, а Дождь (т. е. дождящий Перун) – озеленить горы, долины и верховины. Бог-громовник выезжает на своем златогривом коне, выбивает из облачных скал искры (= молнии) и созидает райский пресветлый чертог или храм (= весеннее небо), с окном, через которое является очам смертных новорожденное солнце:

Ой в горе, в горе (т. е. на небе) стоит шовковый намет, А в том намете золотый стольчик, На том стольчику можный панонько, Трома яблучки подкидаючи, Двома орешки та цитаючи. Выцитав коня та з-под короля, А в того коня золота грива, Золота грива, сребни копыта, Сребни копыта, шовковый хвостик; Золота грива коника вкрыла, Сребни подковы кремень лупают, Кремень лупают, церковь муруют, Муруют же jи з’трома верхами, З’трома верхами, з’двома воконцы: В одно воконце исходит сонце, В друге воконце заходит сонце, А в райски двери Господь входит, Господь входит, службоньку служит.