Нечисти

И вниз! Ветер! Лед и ужас внутри! Тяжесть... Р-р-рули-и-и-им! Крылья властно и жестко пригасили свободное падение и вывели Дениса из крутого пике в стремительное горизонтальное скольжение по воздуху. Денис рассмеялся было, но резкая, спрессованная скоростью атмосфера ворвалась в легкие, заставила захлебнуться, закашляться. Пусть... нет, пусть пока все так и остается, привыкнет – уберет ненужные ощущения, а пока они – в новинку и доставляют радость!

Руки... Странно чувствовать их и крылья одновременно, словно бы у него две пары рук! Мышцы рефлекторно сжались, распустились, еще и еще раз... Ага... Так это он крыльями машет, задает им скорость и направление. Упругий, сдобренный услужливой магией воздух обнимал, держал тело горизонтально земле, не давая ногам и заднице переломиться в пояснице... Здорово... Так, а куда, интересно, он успел залететь?.. Денис завертел головой по сторонам – внизу как раз лежала покрытая неподвижной рябью волн вода – он над Невой, сзади Тучков мост, впереди Биржевой... Быстро. А как там сейчас на Петропавловке? Менты, надо думать, не при делах, как и простые смертные, все в коматозном состоянии, а он и безо всякого пропуска – маг и крутяга-парень, почему бы и не слетать?

Крылья сами знали, что нужно делать при подлете и снижении: два небрежных взмаха, и вот уже Денис стоит на пляже, топчется кедами на чуть вязком песке. Прозрачные мглистые сумерки (которые, конечно, далеко не белая ночь – но тоже ничего, любимого лилового оттенка!) уже не мешали любоваться пустынным, одному ему принадлежащим городом... Ни музыки, ни плеска волн, ни голосов гуляющих по набережным... Но в этом даже дополнительный кайф. Он – и Питер, один на один. Хм... А нельзя ли все же, чтобы все так и оставалось, как есть, но при этом чтобы вода была водой, чтобы волны шевелились... Хочу, чтобы так было! И стало так, как вздумалось Денису: заплескались низенькие дряблые волны, рябь на Неве, как и положено реке, зарябила узорами, каждое мгновение разными... Силы, небось, прорва ушла... А с точки зрения сопряженности физических законов... Ну и ладно, дались тебе эти законы, подумаешь, летал же он, а крылья держали, тоже вопреки... Он волшебник, маг, понятно... Сын, в конце концов!

– Это не ты сын... Не ты, пешка, слякоть, самозванец... Я-а-а, я Его Сын...

– Кто??? – Денис в панике развернулся.

Маленькая лысая голова – красные глаза выкачены из орбит – смотрела на него, выглядывала из чего-то бесформенного, то ли неровного бревна, то ли металлоконструкции на кривых опорах... Мор лениво взмахнул крыльями, облетел вокруг головы и вернулся на плечо к Денису. И Ленька не выказывал тревоги... А Денису жутковато... Неожиданность... Вот что помешало Денису рассмотреть ходячую нелепицу... Нелепый, несуразный медный истукан, калека, волею своего создателя...

Денис расслабился. Кстати, а зевать нельзя, враги могут быть очень опасны, он видел, помнит...

– Странно. А я думал, что ваш батюшка – Михаил Шемякин. – Денис улыбался, но тревога все ж точила сердце мелким надоедливым жучком...

– Я-а-а, я-а-а Его сын... Я нашел это место, я-а-а. Я принес первую жертву, много, много душ... Я служил... я был истинный Сын... и слуга... Отдай, отдай мне... Я-а-а...

– Не, ну ты нахал!.. Большой железный самозванец. – Денис на всякий случай отступил на три шага. Истукан двигался медленно, выставляя вперед правую ногу, и, осторожно перенося на нее вес корпуса, подтягивал левую...

– Это ты... самозванец... Я нашел это место... На краю мира... Где сходится все... Отдай, отдай...

– Угу. Чего тебе отдать? Опера «Жизнь за царя», ария Ивана Сусанина. Тебе не кажется, чугунок, что красные глаза плохо сочетаются с синим гермошлемом... Твое здоровье! – Денис вытянул правую руку и поманил указательным пальцем. Мощная, чуть ли не в полено толщиной, синяя молния ослепила его, обожгла привычным, сладостным уже холодом. Денис даже покачнулся – настолько велика оказалась накопленная истуканом мощь.

Вместе с нею к Денису пришло знание: древний царь, Первый Император Российский, не обрел покоя и после смерти, дух его жаждал продолжения земного существования, алкал власти, поклонения, великих свершений... В этом городе, созданном его волей, капризом и жаждой чуда, в городе, стоящем на границе двух миров, земного и потустороннего, каждое из его десятков, сотен памятных воплощений, в камне ли, в металле, каждое и все они – стремились возродить его, воплощающего... А для этого годами, десятилетиями, веками, все они копили мощь, силу, источаемую самим городом и сущими носителями ее, людьми и нелюдью... Творению Шемякина в этом смысле повезло: он был среди людей; дни и годы напролет, не зная усталости, новые и новые толпы туристов стояли с ним рядом, хватали за длинные медные пальцы, стучали по лысине, фотографировались, сидели у него на руках. И каждый оставлял ему в прибыток крохотную частичку зла и мрака, частичку того, что таится в каждой человеческой душе, в детской ли, старческой... И эти частицы текли и текли непересыхающим потоком, копились и накапливались и претворялись в волшебную субстанцию, которая должна была однажды оживить его и вновь дать возможность в полную силу служить Тому, чьим сыном он считал себя...

– Стоп, хватит. Похоже, переборщил... Петра Ляксеич, слышишь меня чи нет?..

Истукан застыл в нелепой позиции: носки врозь, левая рука у горла, правая потянулась к Денису, да замерла на полпути... Молчит, силы кончились, разве что в глазах на самом донце осталось тусклое зарево... Денису было не по себе, слова медного царя стучали в нем, били по сердцу: «Я-а-а, не ты... отдай...» Вот тебе и «Ляксеич»... Шутилось глупо и через силу... Внезапно Дениса пробрала досада и злость: да что он, в самом деле, на каждую шваль рефлектирует!..

– Так, Ваше Императорское, вот вам допинг в зубы – и галопом «домой», в кресло, чтобы завтра туристов не пугать и не разочаровывать. Продолжай копить, я загляну при случае. Галопом, я сказал!

Подчиняясь воле Дениса, медный истукан с глухим звоном пал на четвереньки и, не касаясь песка, помчался вдоль берега туда, к арке, внутри которой по старой питерской традиции памятными досками отмечали уровни самых выдающихся наводнений в истории Города...

Хорошо быть крутым. И живым.

Денис расправил плечи. А где... Крылья исчезли незаметно, так что Денис даже и задним числом не мог вспомнить ощущение, в какую именно секунду это произошло. Но чувства сожаления не было: появятся крылышки, как только в них случится нужда или просто прихоть. Вот захочет он через Неву перемахнуть или постоять на шпиле Петропавловской крепости... Сердцу, возмущенному злобствованиями уродливой металлической куклы, хотелось радости и развлечений, которые бы смыли, стерли из памяти скользкие и подлые надежды сумасшедшего фантома, убрали бы их без специального пожелания «забыть». Ни в коем случае нельзя желать ничего подобного, Диня! Можно научиться понимать эмоции и намерения животных, по типу Леньки и Морки, а вот пожелаешь неосторожно «понимать язык деревьев» или там зданий... Или никогда не хотеть спать... И хрен его знает, какие будут шизофренические последствия. Нет, можно, конечно, попробовать, но попозже: сначала нужно семнадцать раз отмерить и сформулировать и предусмотреть безущербный откат на прежние рубежи... А пока можно... просто прогуляться по воде. Например, к Эрмитажу. Кеды хорошие, и их очень легко усилить на этот случай: мои кеды – непромокаемые. Не пропускают... да, только снаружи. Паук недовольно зашевелился: он понял намерение Дениса, и он недолюбливал воду.

– Спокойно, старенький, я же не под воду ухожу, а так... «яко посуху».

И Ленька внял доводам, притих, во всяком случае втянул обратно лапы, покрытые грубой серебряной шерсткой. «Как скажешь, Господин» – примерно так услышал Денис паучье настроение.

И Морка в этом отношении такой же стал... Раньше, бывало, не унять защитничков-нянечек, а теперь – сразу во фрунт... С одной стороны – вроде бы и хорошо, бесхлопотно... Но зачем мне слуги вместо родных и близких?..

– Вот что, Морка и Ленька!.. Слушаться – слушайтесь с полуслова, это правильно, но и бояться – не бойтесь. Что-то не нравится – дайте мне знать, не обижу и не накажу. Ферштейн, господа-приятели? То-то же. Оба хорошие: и ты, в перьях, и ты, шестиходик. А засим – прогулка по водам.

Денис решительно поставил левую ногу на водяной барханчик, наступил... Вода поддержала, спружинила мягко и скользнула дальше, но Денис даже не покачнулся; вода вдруг соединила в себе лучшие качества асфальта и ортопедической обуви и стлалась под ноги так, что не было никакой возможности ни поскользнуться, ни споткнуться, ни иным каким способом потерять равновесие. Денис шел прямо вперед, но течение уверенно сносило его вправо, в перспективе – под Дворцовый мост, но Денис вовсе не собирался поддаваться течению, он все время забирал влево и в результате вышел как раз к Зимнему, на набережную.

Денис прикинул: времени порядочно прошло с тех пор, как он вышел от Марии, уйму его потратил на кладбище, «порхая от цветка к цветку»... Да полеты, да прогулки, разговоры всякие... А вокруг (Денис попробовал на мгновение) по-прежнему тьмища кромешная... Может, она вообще навсегда... Но что-то подсказывало Денису, что не навсегда эта ночь и край ее не так уж и далек...

Денис смотрел на Петропавловскую крепость, где он только что был, и думал... Старался думать, но мысли и желания дробились в какую-то назойливую и неуловимую мошкару, разлетались по извилинам, не желая принимать хоть сколько-нибудь отчетливые формы. Растопырился вдруг и спрыгнул со спины паук, воинственно крикнул ворон, и Денис словно бы очнулся. Он развернулся одним прыжком, и глаза его сразу же уловили движение: черное нечто прыжками мчалось прямо к нему, к их маленькой компании... В мыслях откуда и прыть взялась! – Денис выставил вперед левую ногу, поднял согнутые руки на уровень плеч...