Нечто о любовных извращениях

– И что?

– Он стал двигать попой.

– Зачем? Говори, зачем?

– Чтобы его писька ходила туда-сюда.

– Зачем?

– Не знаю.

– Знаешь!
– Я схватила его за щеку ногтями и стала крутить кожу. Он закричал.

– Чтобы ему было приятно, - задыхаясь, проговорил он.

– А ей?

– Ей, наверное, тоже.

– Наверно или точно?

– Точно.

– Почему? Ну, говори, ну!
– Я несколько раз сильно стукнула его каблуком по щиколотке.
– Говори.

– Потому что она так стонала и говорила: "Еще, еще, милый", а потом говорила: "Глубже, глубже, сильнее..."

– А что ты делал в это время?

Он не отвечал, стоял, потупясь. Я наступила ему каблуком на сандалию.
– Ну?

– Я дрочил.

Покажи, как!

– Я не могу.
– Он замолчал.

Я ударила его каблуком по пальцам ноги.

– Не стоит.

Я я схватила его за брюки.

– Снимай штаны!

Он не двигался, я сильно ударила его в живот, он согнулся и застонал. Потом стал стягивать штаны. У него стоял и был не такой уж маленький. Я взяла его в руку, оголила головку.

– Я тебе нравлюсь?

– Да.

– Очень?

– Да.

– Ты дрочишь по ночам?

– Да.

– О чем ты думаешь в это время?

– О вас.
– Ох, вот как? И что же ты представляешь, а?

– Что вы приходите на урок в класс и потом при всех снимаете юбку, он тяжело дышал.

– И что?

– Потом снимаете и трусики...

– Ты знаешь какие я ношу трусики?

– Да, я подглядывал, когда вы стояли с директором на лестнице.

– В чем же я остаюсь?

– В чулках и в кофточке.

– Дальше.

– Ну вы ходите...

– Не ври!

– Бьете нас линейкой.

– Всех?

– Меня.

– А потом?

– Садитесь на парту передо мной, расставляете ноги и водите рукой по груди и ногам и там...

– Скотина!
– я сильно ударила его ногой вбок. Он упал, я стала пинать его, он вскрикивал, его член стоял, головка покраснела, я схватила за него и ущипнула. Он заскулил.
– Встань, ну!

– Откуда ты знаешь, где я должна водить?

– Видел по видику.

– Дрочи. Быстро, - видимо у меня дрожал голос, сок уже тек сквозь мокрые трусики.
– Дрочи, ну, быстро!!

Он стал двигать рукой и смотрел мне на ноги, его лицо исказилось. Я расстегнула кофточку, грудь вывалилась. Он обомлел, рука задвигалась быстрее.

– Иди сюда, ближе. Ты сосал у женщин?

– Что сосал?

– Внизу, между ног, вот здесь?
– я расстегнула юбку, подняла ее на талию, отодвинула трусики в сторону.

– Нет, - казалось, что он упадет. Я взяла его за волосы и притянула к лону. Он ткнулся носом между губок, его нос был холодным.

– Языком, ну, давай, - он стал лизать.
– Выше, да здесь.

Через минуту подступили спазмы, искры, свечение, все... по-моему, я сильно сжала ноги, так, что тон кричал, ему нечем было дышать, я рвала ему волосы...

Она дрожала, глаза почти закрылись, лицо покрылось пятнами.

– Ну, ну...
– сказал я, и она пальчиками свободной правой руки проникла туда, поймала его и почти остервенела...

– Потом что?
– сказал я, но она уже не слушала меня и не видела...

– Еще несколько раз, потом била его... ох... заставила вообще раздеться... била ногами... ай! потом лизал анус... долго, заставляла совать туда язычок... я постоянно кончала... потом била его по щекам, чтобы не вздумал никому рассказать...

– Мы мимо проходили и услышали его крики. Мы знали, что вы вдвоем в классе, - но она меня не слушала.
– Потом это повторялось?
– крикнул я.

– Да. Да, - ее пальцы блестели и двигались с сумасшедшей быстротой, иногда почти полностью скрываясь внутри.

– Часто?

– Почти каждый день...

– До сих пор?

– Да... ох... да... да... ооо!
– брови изумленно поднялись, губы скривились, она падала в медленно открывающуюся сверкающую пропасть, тело в ремнях забилось, соски напряженно вздрагивали, она была чертовски красива сейчас.

Макс вскочил, сорвал ремешки с ног и рук, повалил ее на живот на пол, приподнял зад, развел ноги и начал грубо и методично. Я слышал ее стоны, видел, как похотливо она движет ягодицами ему навстречу, как капает слюна изо рта, как темнеют ее волосы, и мне хотелось задушить эту обезумевшую кошку.

– В меня, в меня, - кричала она, но Макс деловито кончил ей на спину. Потом я схватил плетку и ударил ее по ягодицам, она дернулась и замерла, все еще всхлипывая. Что-то остановилось во мне.

– Хватит, пойдем, - сказал я Максу.
– За шкафом дверь в душ, бутерброды на столе. Водка. Дверь захлопните, - сказал я и мы вышли.

– Ты был прав, - сказал Макс.

– Увидим, - ответил я.

На улице тихо и пустынно светились фонари, и через 10 минут на магистрали такси подобрало нас.

Уже наверху, в квартире у меня, Макс позвонил сестре, что останется здесь.

– Будешь коньяк?
– спросил я.

– Я - водки. Ты был прав.

– Время покажет, - я думал теперь о ее глазах, какими они были, когда я закрывал дверь. Они были спокойными и внимательными, и я не сомневаюсь, что они заметили мои слегка дрожащие пальцы.

Макс часто оставался у меня, его родители погибли пять лет назад. Он жил в двухкомнатной квартире со смежными комнатами вдвоем с двадцатичетырехлетней сестрой. А ему было 17, унисон их жизни как раз и не мог соединиться на этих 32 квадратных метрах. Ее вечеринки - это только ее вечеринки, после которых должны быть только ее ночи. Спасительный приют был в 17 квартире, на четвертом этаже хорошего дома по ул. Кирова, - у меня в квартире, которую я занимал один. Сдавать в интернат меня не стали. Отец и с ним мать третий год работали в Пакистане в торгпредстве. В классе дико завидовали шмоткам, а я сам дико завидовал иногда своему свободному времени.

Мы с Максом были неплохие ребята, которые никогда не знали никакого Ленюлю до этой ночи...

Год заканчивался тихо и мирно, близились летние каникулы, ровный голос Жанны Павловны по-прежнему поднимал мою персону, либо персону Макса, так же как и любого другого. Но я боялся за Макса - он всегда так при этом краснел, что Люба Нечаева в душе заходилась, принимая это на свой счет.

30-го нас отпустили, а 2-го мы с Максом решили отбыть из города на байдарках. Но нас по понятному поводу пригласила на вечеринку Люба. Мы как раз обсуждали эту проблему, когда мимо нас по коридору прошла Жанна Павловна. Я остолбенел. Я всегда столбенел, когда видел ее походку. Мне стало грустно.