Недосказанность на придыхании

Так и договорились ….

Я пришла на свой берег в 5 утра, а он с сыном, на свой – в 10. Как только стрелки на моих часах установились на 5, я встала на цыпочки и помахала ему – вдаль, в самую глубину горизонта …. Тоже самое сделал и он …

Так мы сходили на свидание ….

Вернувшись домой, мы поделились фотографиями, впечатлениями; хохотали, веселились, он рассказал, что сын его, Ферас, с неподдельным беспокойством спрашивал, наблюдая за ним: «Пап, ты чё там делаешь ? Кому машешь ? С тобой всё в порядке ?», а он смеялся и отвечал: «Нет, нет, я без ума и счастлив !»

Так безрассудствовали высокообразованные и уважаемые в обществе люди, которым было уже за сорок ….

Воспоминание об этом «свидании» словно влилось в мою кровь и стало частью, как рука и голова. Оно и сейчас передо мною и как видение, будет сопровождать до завершения дня, пока не засну… и явится вновь, как только я разомкну глаза.

А потом наступил Рамадан. И он изменился. Всё изменилось. Враз. Поначалу отнекивался обязательными многочасовыми чтениями молитв и Корана…. Через месяц, когда Рамадан завершился – взял отпуск и уехал с сыном в Тунис, где едва ли находил время, чтобы скинуть мне пару скучных, бесчувственных фраз и, точно намеренно, – всегда в ночное время, когда я спала, чтобы не дай Бог не попасть на беседу. Во всём чувствовалось его явное и ничем нескрываемое нежелание, фальшивая учтивость, трусливое бегство и укрывательство, беспрестанное стряхивание меня с себя, как прилипшую назойливую грязь.

Он разительно, с отчётливой видимостью, отдалялся, и я не могла ни понять ни прочувствовать причин. Он не считал нужным объяснять, а я не смела настаивать. Ведь я любила его.

А потом он и вовсе замолк. Вот так просто: перестал общаться, отвечать на мои сообщения, игнорировал вопросы, которые я, за полной бесполезностью и пустопорожностью, очень скоро перестала задавать.

Несмотря на это, я, со своей наивной преданностью и верностью, продолжала писать ему письма, под которыми сайтом указывалось, что он их читал … Поначалу – он читал их раз в день … затем, – раз в три дня, а совсем скоро – и вовсе раз в неделю ….

Разумеется, это разрывало мне сердце и писать письма в небеса, отныне – теперь даже без их прочтения, – я с тех пор отказывалась.

Впервые я проявила к нему жесткость и холодность и предоставила ультиматум, в котором указывала, что получать очередное письмо он будет только при условии, если он прочтёт моё посланное, и при этом, напомнила ему фильм «The Diving Bell and the Butterfly (2007)», в котором героя парализовало в результате автокатастрофы, лишив даже возможности говорить. Ухаживающая за ним медсестра, предложила ему написать книгу. Она называла букву и, если он моргал дважды, – эта была верная. Если Камаль прочитывал письмо, – я тут же писала очередное.

Это продолжалось 3 месяца. Ещё 3 скудных месяца: без единого от него ответа, слова, запятой, вздоха.

Кроме поэмы, которую он поместил и, которую Вы также мне перевели с Арабского, но послали перевод через электронную почту.

Вот она, помните ?

Она многое что объясняет и проясняет, но, к несчастью, в то время, у меня не было никого, кто бы мог мне её перевести…автоматические переводчики, каких только я не перепробовала на Интернете, с текстом такой сложности не справлялись и выдавали мне совершенную бессмыслицу.

В один из мартовских утренних дней, просматривая его блог, я перевела оставленный кем-то комментарий под его фотографией, в котором женщина игриво и весело называла его «мой любимый муженёк».

Вот и всё.

Я тут же отреагировала отчаянным письмом, в котором, в полубезумном состоянии, многократно маниакально твердила: «За что Вы со мной так поступили, что я Вам сделала, почему ничего не сказали за всё это время, зачем пользовали мою Душу ?», в то же время понимая, как жалка я была в своих рыданиях и стенаниях, и что ответа на эти вопросы я, конечно, не получу … Писала, что чувствовала себя будто приговорённый к смерти, пишущий последнее письмо в ночь перед казнью, что в этом письме, мне необходимо высказать всё, ведь другого шанса у меня уже никогда не будет, а это – невозможно. И много ещё чего вылилось у меня на экран. Завершив всё последним выдохом со словами, чтобы он убирался вон из моей жизни.

Что ещё можно было написать в таком случае ?

И он ответил. Спустя всё это время. Сдержанно, хладно, кратко, с нарочитым тоном пренебрежительной назидательности. Сообщил лишь, что 4 месяца назад, он вернулся к своей второй жене, с которой был в разводе в течении 5 лет, и что больше ко мне никогда не придёт.

Так оборвалась эта Любовь.

Мне же не надо никаких обещаний и любовей. И, Сохрани Боже – «помощи», даже словесной !

Просто – быть, – ну, где угодно, а уж всё остальное, недостающее – чувства, нежности, верности, это – я сама доведу: дочувствую, допридумываю, довоображаю. И всем этим буду кормиться, потому что с этим сердцебиением, я могу свершить непостижимое, невообразимое !

Ведь задержись он тогда – останься он на полгода, в каком угодном образе и поведении: в том молчаливом, безответном и бессловесном, в которое он погрузился и в котором провёл последние 4 месяца нашего одностороннего «общения», спрятавшись за спинку дивана, – я бы уж конечно, вне сомнений, к настоящему времени … развелась.

Но он ушёл.

Я даже слышала грохот падающей закрывающейся крышки от рояля в пустом зале и мерный, жёсткий стук удаляющихся мужских туфель, вперемешку с раздирающим сердце перетирающимся песком на полу. Я и сейчас это слышу. Всегда буду слышать.

И вот что ещё, самое главное: эхо. Оно-то и самое страшное в этом видении. Туфли, крышки, песок – всё стерпимо. Кроме этого заглатывающего и пожирающего мою замученную Душу, эхо.

Трусоватый и эгоистичный Камаленька выбрал то, что выгодно и удобно было только ему. Не имея грамульки смелости даже в этом признаться, подло продержав меня в сумерках незнания в течении 4 месяцев. Конечно, меня это полоснуло и в продолжении 8 месяцев, я переживала отчаянно тяжело.

Женщину эту, – бывшую жену, которая была старше его на 10 лет,– он не только не любил, но и нимало не уважал, многократно с издёвкой и омерзительным смехом, рассказывал мне, как, после развода и до сегодняшнего дня, она постоянно ездила к нему из Касабланки в Рабат, приходила на квартиру: стучалась, плакала, умоляя ей открыть, а он с сыном стояли за дверью, слушали и хихикали ….

Вспоминается мне ещё один, уже на моих глазах, произошедший эпизод … Во время нашего общения, нашей Любви, Камаль состоял в интимных отношениях с одной женщиной. Меня это ничуть не удивляло и нисколько даже не беспокоило.

Тела для меня никогда не имели никакого значения, а по тому тону, с которым он о ней говорил, – в Душе у него к ней один ветер гулял.

Я уже упоминала Вам, что специфически настаивала на том, чтобы он ходил на свидания и встречался с девицами: «Спите, флиртуйте, играйте, устраивайте оргии – мне всё равно ! Вы ни единую не любите ! Тела ? Да плевать мне на них ! Триппер не притащите. Единственное к чему я и ревную, так это к Ночи и ко сну: спать Вы, в моём бодрствующем присутствии, Вы никогда не будете !.»