Нефритовый трон

Он откланялся и вышел, не дожидаясь ответа, если таковой и последовал. Слуги смотрели на него во все глаза, но больше не пытались ему помешать. Он принуждал себя шагать быстро, и эта бравада дорого ему стоила. Когда он добрался до своей каюты на другом конце этого немыслимо длинного корабля, нога тряслась и подламывалась. Лоуренс рухнул на стул, утихомирил расходившиеся нервы стаканом вина. Возможно, он говорил сгоряча, но ничуть не жалел о том, что сказал. Пора наконец Юнсину узнать, что не все британские офицеры и джентльмены готовы потворствовать его тираническим выходкам.

При всей этой похвальной твердости он не мог не признать: его бесстрашие проистекает большей частью из сознания, что в главном — в том, что их с Отчаянным следует разлучить, — Юнсин все равно не уступит. Министерство в лице Хэммонда, возможно, и получит кое-что за свою услужливость, а ему, Лоуренсу, терять нечего. Заново угнетенный этой мыслью, он отставил стакан и стал растирать водруженную на сундук ногу. Пробило шесть склянок, где-то заверещала дудка. Матросы собирались на завтрак, с камбуза пахло крепким, только что заваренным чаем.

Когда Лоуренс допил свой стакан, боль и дрожь в ноге немного прошли, и он добрел до каюты Райли. Он хотел попросить, чтобы караул из морских пехотинцев не пускал китайцев на палубу, но у капитана уже сидел Хэммонд. Лицо дипломата выражало тревогу и чувство вины.

— Лоуренс, — сказал Райли, предложив ему стул, — у нас с Хэммондом состоялся разговор касательно пассажиров. Он обратил мое внимание на то, что после известия об ост-индских судах их совершенно не выпускают на палубу. Все семь месяцев так продолжаться не может — мы должны позволить им дышать свежим воздухом. Уверен, что вы не станете возражать, если они будут выходить на драконью палубу; к матросам им лучше не приближаться.

Райли не мог выбрать худшего времени, чтобы выступить с таким предложением. Во взгляде, которым Лоуренс одарил Хэммонда, раздражение смешивалось с чем-то вроде отчаяния. Этот молодой человек начинал представляться Лоуренсу каким-то злым гением, вестником несчастья. Долгое путешествие, сопровождаемое чередой его дипломатических махинаций, не сулило ничего доброго.

— Извините, что причиняю вам неудобство, — продолжал Райли, видя, что Лоуренс медлит с ответом, — но другого выхода я просто не вижу. Места там как будто довольно?

Спорить с этим не приходилось. Поскольку авиаторов на корабле немного, а моряков почти полный комплект, нечестно было бы отбирать у команды ее собственное пространство — это лишь ухудшило бы и без того напряженную обстановку. В практическом смысле Райли рассуждал совершенно здраво и как капитан корабля имел полное право решать, где прогуливаться его пассажирам, — но угроза Юнсина превратила этот вопрос в дело принципа. Лоуренс признался бы во всем Райли, не будь здесь Хэммонда, но сейчас…

— Возможно, капитан Лоуренс опасается, — торопливо заметил дипломат, — что дракона будет раздражать их присутствие. Не отгородить ли для них какой-то участок палубы? Можно, например, протянуть веревку или провести краской черту…

— Это будет замечательно, если вы, мистер Хэммонд, объясните им необходимость такого разграничения, — ответил Райли.

Лоуренс не мог протестовать без всяких на то оснований и не хотел ничего объяснять при Хэммонде — да и что пользы было протестовать? Райли, возможно, посочувствовал бы ему — хотя Лоуренс вдруг усомнился в этом, — но иного выхода у них в самом деле не было.

Принятое решение ни в коей мере его не устраивало, но любые жалобы с его стороны лишь усложнили бы положение Райли.

— Извольте также уведомить их, мистер Хэммонд, — сказал Лоуренс, — что на палубу нельзя выносить никакого оружия: ни мушкетов, ни сабель. Нарушив этот запрет, они тут же отправятся вниз. Я не потерплю, чтобы они досаждали моему экипажу или Отчаянному.

— Но ведь с ними едут солдаты, сэр, — возразил Хэммонд. — Нужно же им проводить учения…

— Подождут до Китая, — отрезал Лоуренс.

Хэммонд вышел вместе с ним и проводил его до каюты. Туда принесли еще несколько стульев, и Роланд с Дайером накрывали на стол: другие воздушные капитаны собирались позавтракать с Лоуренсом до своего отплытия.

— Прошу уделить мне минуту, сэр, — сказал Хэммонд. — Извините, что я отправил вас к принцу Юнсину, зная, в каком дурном настроении тот пребывает. Поверьте, в вашей ссоре я виню себя одного и все же молю вас о снисхождении…

— Так вы знали? — перебил его Лоуренс. — Вы пришли к капитану Райли со своим предложением, зная, что я запретил им соваться к Отчаянному?

Роланд и Дайер застыли с серебряными блюдами в руках, слыша, как повысил голос их командир.

— Да поймите же, — залепетал Хэммонд, — нельзя ставить их в подобное положение. Открыто пренебрегая приказом принца Юнсина, мы унизим его перед собственными…

— Тогда ему лучше воздержаться и не отдавать мне впредь никаких приказаний. Так ему и скажите, сэр, вместо того чтобы плести ваши интриги…

— Ради всего святого! По-вашему, я хочу, чтобы вас разлучили с Отчаянным? Да наш единственный козырь — это отказ дракона расстаться с вами! — разгорячился в свою очередь Хэммонд. — Без проявления доброй воли на этом далеко не уедешь, и если в море принц ничего поделать не может, то в Китае все будет наоборот. Хотите, чтобы мы отказались от союза с ними в угоду вашей гордыне? Хотите пожертвовать всякой надеждой остаться с Отчаянным? — Последняя фраза была жалкой попыткой умаслить Лоуренса.

— Я, конечно, не дипломат, — ответил ему Лоуренс, — но вот что я вам скажу: если вы надеетесь добиться хоть толики доброй воли от этого принца, всячески ему угождая, то вы идиот. И не воображайте, сделайте милость, что я могу купиться на ваши воздушные замки.

Задуманные Лоуренсом веселые проводы не совсем удались, но стол был отменный. К счастью, он позаботился взять с собой хороший запас провизии. Яичницу с ветчиной и кофе подали с пылу с жару благодаря близости камбуза; за ними последовал зажаренный в сухарях тунец, львиная доля которого досталась Отчаянному. Десерт состоял из моченых вишен и мармелада. Сам хозяин ел мало и с радостью ухватился за просьбу Уоррена рассказать о битве подробно. Фрегаты и флер-де-нюи были представлены кусочками хлеба, «Верность» — солонкой.

После все поднялись на палубу, где заканчивали свой не столь элегантный завтрак драконы. Лоуренс испытал глубокую благодарность, видя Отчаянного проснувшимся и оживленным. Кровь больше не проступала сквозь повязку у него на груди, и он уговаривал Максимуса отведать кусочек тунца.

— Это очень вкусно, и выловили его прямо сейчас, утром.

Максимус взирал на рыбу с большим подозрением. Отчаянный уже съел добрую ее половину, но голова с разинутым ртом и стеклянными глазами осталась цела. Полторы тысячи фунтов примерно весила рыбина, прикинул Лоуренс.